Книга Работорговцы.Черный пролетарий - Юрий Гаврюченков

— Эй, скубент, подь сюды, тебе говорю! — выдернула бабка из проходящих мимо студентов безвольного первокурсника и отослала с наказом, а потом оборотилась к начальнику Централа. — Ступай к столовой, жди там. Джоуль Электрикович выйдут, если соблаговолят. Занятые они нынче, все в трудах и заботах.

Бабка была вольнонаёмной, но о ректоре говорила с обожанием, как потомственный раб из дворни о патриархе господского клана. Даже зенки из оловянных сделались просто костяными пуговками.

— Оно и к лучшему, что басурман пересажали, — закинул удочку Воля Петрович и не прогадал.

Бес вахтёрского синдрома разом сдулся под напором демона болтливости. Огонёк в глазах бабки потух, она смягчилась и молвила.

— Может и к лучшему. Татарвы на факультетах наплодили ужасть скока. Теперя не тока евреи с Великой Руси, а басурманские абитуриенты с Орды приезжают к нам поступать. Куды это годится? Хотя басурманы вежливые, здороваются всегда. Ильмира с кафедры такая ласковая, конфетами угощала. Скажи-ка, милок, — бабка уже не помнила наезда на чужого раба, а заговорила просительно, едва ей что-то понадобилось. — У тебя в тюрьме им не голодно будет?

— Не будет. Баланду там половником с горкой отмеряют, — успокоил вахтёршу Воля Петрович и спросил: — Заклёпочники по басурманам сильно горюют?

Он попал в точку. Рыба заглотила крючок и он тут же подсёк. Вахтёрша была очень осведомлённой рыбой, говорящей при том. К пяти часам дня она знала о постоянно меняющихся планах студентов всё.

— Горюют, как не горевать. Испытывают сильнейший баттхёрт. Решили бороться с Системой. Собираются стенгазету выпустить и зелёной тесьмы накупили. На ленточки порезать и раздавать всем желающим эти ленточки носить в поддержку узников.

— Смелый шаг, — согласился Князев.

— Поклялись не отступиться от борьбы и носить зелёные ленточки, пока преподавателей не освободят, — поведала бабка о последних тенденциях протестного движения в рядах образованной молодёжи. — Так что ты освобождай их, милок, а то заколебут всех этими ленточками.

— Пусть лучше к экзаменам готовятся, — вздохнул начальник тюрьмы, оставил словоохотливую бабку нести вахту и направился к хозяйственным корпусам вниз по Центральной аллее.

По пути вниз музыка стихала. Уши Князева освобождались для привычных понятий.

Между корпусами сновали лаборанты, техники и прочие холопы, составляющие собственность университета. Из-за столовой доносились крики проштрафившегося лаборанта, которого пороли, привязав к козлам.

В Политехе для всех присутствующих, вне зависимости от зависимости, пола и возраста существовала система штрафных очков, по сумме баллов за единовременно учинённые провинности компенсируемая розгами.

Совершенная система образования была создана при светлейшем князе Лучезавре. Порочная допиндецовая практика отчисления за неуспеваемость отошла в прошлое. Наступила эпоха прогресса знаний, и знания эти вбивались чрез жопу. Только чтобы учиться в Политехе, студенты листали учебники густо.

Здесь гранит науки вбивали через зад даже самым твердолобым. Здесь не было времени ограничения сроков, только плати за учёбу. Деньги не возвращали, но доучивали до ума. К дисциплине прилагалась симфоническая музыка и каждый день трёхразовое питание.

Судьбу беглых студентов определяли родители. Однако была она незавидной. По междукняжескому соглашению, без дипломов не брали нигде. Таков договор.

Сим обеспечивалась гарантия качественного владимирского образования.

«Знание всегда есть проявление слабости, — думал тюремщик, приминая стальными подковками розовый песочек дорожки. — Знание умножает страдание и увеличивает скорбь. Меньше знаешь, крепче спишь. Крепкий сон, залог хорошего здоровья. Незнание — сила.»

Воля Петрович шёл в стремлении наполнить врага знанием и поразить, дабы тем ослабить его.

К досаде Князева, ждать пришлось долго. То ли ректор действительно был занят, то ли специально тянул время, но оказывать уважение незваному гостю не спешил.

«Козлина! — поиграл желваками на скулах Воля Петрович. — Заехал бы ты ко мне… Ладно, заедешь. Я тебе устрою уют».

В другое время и в другом месте начальник тюрьмы не стал бы ждать. Но сейчас он действовал исключительно на пользу Отечеству и князю, кроме того, менять университетскую атмосферу на постылый гнёт Централа было невыносимо муторно.

Князев описал большую восьмёрку, огибая хозяйственные корпуса. Заложив руки за спину, но не как зэк, а по-начальственному, он важно прохаживался, оставаясь на виду выходящих с главного крыльца. Под сапогами хрустели камешки. Зорко позыривая, Князев приметил, что далеко не все студенты отдаются процессу подготовки к экзаменам. Некоторые вели праздные разговоры, умолкая при его приближении, а иные вовсе били баклуши напоказ! Под старым клёном на лужайке сидел патлатый парень с тесёмкой вокруг головы, играл на гитаре и пел эдак с вызовом. Возле него устроилась компашка таких же, с тесёмками. В основном, девки. Взирали с обожанием, внимали с открытыми ртами. Приблизившись, Воля Петрович различил слова:

Чёрные телеги у соседних ворот.

Вязки, ошейники, кляп туго в рот.

«Свежо, — подумал он. — Не иначе, сам утром сочинил».

Он миновал компашку, не сбавляя шага. В спину ударил лёгший под мелодию выкрик:

— Эй, начальник, ты меня слышишь?!

«Только что придумал, паскуда, — начальник тюрьмы отреагировал на выпад песенника как колода реагирует на брошенный нож. — Свой бард растёт. Наплодили всякой пакости».

После настороженной паузы раздался дружный смех облегчения.

«У них тут на самом деле кубло. Надо брать. Прав был Щавель, — временный глава администрации Владимира чувствовал себя виноватым перед скорым на расправу, но справедливым боярином, сердцем был на его стороне, однако умом понимал свою правоту. — Как там новгородцы говорят? От добра добра не ищут».

Поставленный стечением обстоятельств выбирать между одним добром и другим, Воля Петрович никак не мог решить, какое из них добро большее.

Вдруг откуда ни возьмись появился секретарь-референт с личным тавром ректора на лбу.

— Хозяин готов вас принять, — с пришёптыванием известил он.

Референт увлёк на боковую дорожку, широкую и нахоженную, но отчего-то пустую. Начальника тюрьмы враз отсекло от студенчества. Ректор ждал в мастерской кафедры паровых машин, выстроенной на отшибе возле котельной. Князев ощутил невидимую хватку интеллектуальной элиты. Не железные кандалы Централа, не ледяные клещи Щавеля, а нечто вроде легендарного магнитного поля, управляющего опилками. Силы не такой грубой, как воинская, но ничуть не менее жестокой.

Солнце било в цех через стеклянную крышу и панорамные окна во всю ширь стены.

«Дорого, но удобно, — подумал Князев. — На освещении экономят и при взрыве парового котла заново отстраиваться не надо, застеклил обратно, и всё».