Книга "Евросоюз" Гитлера - Андрей Васильченко

В 1932 году Альфреда Розенберга приглашают в фашистский Рим, чтобы принять участие в работе «Европейского конгресса». Тот не просто принимает приглашение, но публично оглашает свое видение «европейской идеи». До этого Розенберг опубликовал свой программный трактат, которому вручил пафосное название – «Миф ХХ века». На страницах этой толстенной книги идеолог НСДАП пытался объявить все «хорошее», что имелось в Европе «германским», а в свое очередь все «хорошее», что можно было обнаружить в самой Германии – «нордическим». То есть трактовка Европы у Розенберга была сугубо расовой. Подобные представления позже позволили сотрудникам эсэсовской организации «Наследие предков» «распространить» границы Европы до Персии и Индии. В данном случае они не были слишком оригинальными, так как опирались на квазинаучные построения из «Мифа ХХ века».

Однако есть и менее известные заявления, которые себе позволял Альфред Розенберг. В частности он произнес речь на первом заседании созданного же им самим в 1934 году «Нордического общества». В этом выступлении он фактически заложил основу для всех последующих евроинтеграционных программ, которые разрабатывались в Третьем рейхе по 1945 год включительно. Именно Альфред Розенберг стер грань между идейным антикоммунизмом и оголтелой русофобией, нередко подменяя эти понятия друг другом. Он заявлял: «Судья Европы – это судьба каждой европейкой нации в отдельности. Пожалуй, сегодня мы можем говорить о том, что судьба Европы – это и судьба Германии, как самого крупного среднеевропейского государства. И, наоборот, судьба Германии – это судьба нашей многоуважаемой части света. Однако если бы не было германского возрождения, то волна коммунистического хаоса давным-давно бы накрывала всю Серединную Европу. Эта буря отнюдь не остановилась бы на берегах Рейна, или Одера, а понеслась бы до самых Геркулесовых столпов, уничтожая в потоке хаоса нашу тысячелетнюю континентальную цивилизацию».

Будучи ярым антисемитом, Розенберг традиционно увязывал русский большевизм с «происками евреев». Однако он прекрасно понимал, что антисемитизм не находил широкого отклика у публики европейских стран, в частности у журналистов из Скандинавии. По этой причине он решил сделать второй составляющей «европейской идеи» обобщенный расизм, базировавшийся на лозунгах «общей крови, общей почве и общей судьбе». Этот компонент можно обнаружить во всех разработках, которые велись в Третьем рейхе. Розенберг провозглашал: «Национал-социализм смог пробудить пламенную любовь к крови, к почве и традициям. В то же самое время он смог дать другим нациям внутреннее осознание их крови, их характера, их почвы и их истории». В Третьем рейхе идеи «интегрального расизма», предложенные Альфредом Розенбергом, постепенно были взяты на вооружение в Имперском министерстве иностранных дел.

Другим отличительным признаком «объединенной Европы», по мнению Розенберга, должен был стать ее антидемократизм, опять же являвшийся одним из элементов национал-социалистической идеологии. В этой связи будет уместным привести следующий пассаж: «Европу надо разуметь не как дискутирующее, но то же самое время безжизненное интернациональное сообщество, но как сферу судьбоносных пространств. В этой области устремления каждого в отдельности должны быть глубоко обоснованными. Только в справедливом ограниченна и разделении отдельное может стать единым, имеющим твердую основу, достаточно сильным и жизнеспособным, чтобы постигнуть общность древней тысячелетней культуры. Только так можно защитить наши народы и гарантировать им подобающие условия жизни среди прочих континентов и народов Земного шара». В плане отказа отдельной нации в праве на истинное самоопределение «интегральный расизм» весьма напоминает современный либерализм, готовый пожертвовать народными интересами во имя отвлеченных идей.

В плане поиска базы для формирования относительно гомогенного европейского пространства приверженцы национал-социализма иногда шли на самые странные ухищрения, пытаясь комбинировать между собой на первый взгляд несовместимые вещи. Одну из таких попыток предпринял приятель Альфреда Розенберга, лингвист и одновременно химик – Теодор Штехе. Столь разнонаправленные увлечения он почерпнул от своего отца – Альберта Штехе, который был не только владельцем крупной химической фирмы, но и председателем «Немецкого союза эсперантистов». Итак, Теодор Штехе полагал вполне естественным увязать между собой потребности нового расистского режима и задачи, которые перед собой ставили приверженцы планово-искусственного языка, который в 1887 году был изобретен варшавским евреем Лазарем Земенгофом. Наверное, учитывалась надэтничность и надгосударственность языка эсперанто, который предполагалось использовать для формирования «новой Европы». Планам Теодора Штехе не было суждено сбыться. Он, конечно, стал доверенным лицом Розенберга, однако никто из эсперантистов не получил должной самостоятельности. Все они были унифицированы в рамках «Немецкого языкового союза».

Не стоило забывать, что почти сразу же после прихода к власти национал-социалисты начали расправы с неугодными им общественными деятелями. Любители классических литературных европейских языков считали эсперанто сугубо подрывными явлением. Подобное предубеждение появилось в годы Веймарской республики, когда интерес к плановым и искусственным языкам проявляли в первую очередь в рабочих группах. В итоге получилось, что среди немецких эсперантистов было огромное количество марксистов. Когда в 1933 году началось планомерное преследование коммунистов и социал-демократов, то многие из любителей эсперанто оказались за решеткой.

Были, конечно, аполитичные объединения любителей эсперанто. К ним национал-социалисты применили так называемую тактику «салами». Сначала этим союзам был навязан фюрер-принцип, то есть они были лишены любой возможности самоуправления и коллегиального принятия решений. Затем председателем какого-либо союза делали члена НСДАП, а потом из организации удалялись евреи и «политически неблагонадежные». Заканчивалось все обычно унификацией общественных организаций, которые полностью прекращали самостоятельное существование. Можно отметить, что давление на эсперантистов фактически прекратилось накануне летней Олимпиады 1936 года, которая проводилась в Берлине. Когда же произошел аншлюс Австрии, встал вопрос о судьбе австрийских эсперантистов, то европейская общественность едва ли проявила какай-то интерес к этому вопросу.

Справедливости ради надо отметить, что нельзя оценивать политику национал-социалистов как некую константу, изначально ориентированную на формирование «новой Европы». Политику Третьего рейха (в первую очередь внутреннюю) можно разделить на несколько этапов. На ранних стадиях, когда нацисты только пытались укрепить свою власть, «европейская идея» либо не рассматривалась как актуальная, либо и вовсе могла восприниматься как «антиимперская», а потому враждебная по отношения к новому режиму. Примером этого может служить история Адальберта Баумана, баварского националиста, разрабатывавшего собственные планы по преобразованию языкового пространства Европы. Оговоримся сразу, что баварский национализм обладал множеством оттенков, и отнюдь не всегда мог идентифицироваться с имперскими и пангерманскими устремлениями. Примером этого мог как раз служить Адальберт Бауман, который не просто входил в антипрусскую группировку, но выступал за самостоятельное объединение Баварии с Австрией. Впрочем, его политическая деятельность раннего периода для нас не представляет особого интереса.