Книга Дверь в чужую осень - Александр Бушков

Так вот, новая техника… К нам должны были перегнать И-153, «Чайку». Видели когда-нибудь на фотографиях эти бипланы? Ну вот, имеете представление. Только «Чайка» была отнюдь не обычная. Массовой серией они выпускались с четырьмя пулеметами и открытой кабиной, таких до войны произвели что-то около трех с половиной тысяч. А эта модификация была другая: вместо двух верхних пулеметов — две 20-миллиметровых пушки, кабина сплошь застеклена, другой формы, вид и профиль совершенно иной. Этих по неизвестным причинам выпустили малой серией — а в то время выпуск только-только начался, самолет считался особо секретным.

Короче говоря, именно такой самолет к нам вылетел с аэродрома, расположенного километрах в двухстах от нас, — и пропал. Рации на таких истребителях в то время не ставили, и связаться с нами пилот никак не мог, даже если бы у него нашлось достаточно времени. Переполоха не было никакого, дело, в общем, знакомое: когда, по всем расчетам, у него должно было кончиться горючее, связались по радио с аэродромом вылета, и оказалось, что туда самолет не возвращался. Вывод сделали простой: по пути случилась авария. Не впервые такое. Доложили вышестоящему начальству, от него очень быстро поступил приказ: немедленно начать активнейшие поиски на нашей половине маршрута, а другой половиной займутся самолеты с аэродрома вылета. В общем, кровь из носу, но отыскать: самолет новейший, секретный…

В воздух подняли все исправные самолеты, какие только у нас имелись, — кроме трех гидропланов (у нас и на них переучивали, благо неподалеку раскинулось приличных размеров озеро, на котором они и базировались). Впрочем, через полчаса поступил приказ задействовать и гидропланы, вообще все, что летает, включая звено автожиров… знаете, что это такое? Ну, тогда объяснять не надо. Но к тому времени я был уже в воздухе. Закрепленный за мной истребитель-спарка был на профилактике у механиков, и я с разрешения комполка вылетел на По-2… если быть точным, так он стал называться только в сорок четвертом, после гибели конструктора Поликарпова, а тогда «девичья фамилия» у него была У-2, «учебный второй». Он у нас тогда был чисто связным, о боевом применении и речь не заходила, ночным бомбардировщиком стал только осенью сорок первого.

Вылетел я один, без летчика-наблюдателя. Справился бы и сам: в густом лесу и пилоту «небесного тихохода» легко высмотреть место, где упал самолет, — он в таком случае сносит верхушки деревьев и сами деревья на изрядном протяжении, оставляет прекрасно различимый с высоты след, а уж если загорелся или взорвался, отыскать место катастрофы и того легче.

Вот именно, леса… Практически на всем протяжении маршрута раскинулись дремучие леса, порой непроходимые чащобы. Стык Смоленщины и Псковщины, сплошная глухомань: на десятки километров тянулись чащобы, болота, озера, хватало мест, где в буквальном смысле не ступала нога человека. Там не было ни лесоповала, ни больших строек — вот обширные дикие чащобы и остались в полной неприкосновенности. Кстати, и сейчас мало что изменилось, так и остались неосвоенные, нехоженые дебри.

В подобных поисках мне уже пару раз приходилось участвовать, и я ходил в отведенном мне квадрате «челноком», забирая километров на десять вправо-влево от маршрута истребителя: он мог и отклониться от курса, когда начались неполадки, хотя бы для того, чтобы поискать место для вынужденной посадки, что в тех чащобах было бы делом нелегким.

Ни малейших следов падения самолета. Сплошной лес, иногда озера — иногда каждое само по себе, иногда несколько соединены речушками или просто протоками, так что частенько получался сущий водяной лабиринт, раскинувшийся на многие километры.

Пора было возвращаться для заправки, иначе сам, чего доброго, угодишь в аварию. Пришлось бы прыгать на лес — а он там такой, что совершенно не тянуло. Даже если благополучно доберешься до твердой земли (купол стопроцентно зацепится за деревья), придется топать пешком по буреломам километров не менее пятидесяти. К чертям такие прогулочки…

На обратном курсе, только-только повернув, я, убедившись, что горючего на такой маневр все же хватит, еще пару раз рыскнул «челноком». Тут-то, оказавшись над одним из озер на высоте ста двадцати метров, я и увидел…

Озеро не самое большое из тамошних, которые я видел. Но рядом с ним — да и вокруг — тянулась довольно широкая отмель. Все понятно: за лето озеро малость подвысохло, должно было восстановиться в прежних размерах после осенних дождей.

Там, на отмели, я и увидел с полдюжины тварей, нежившихся себе на солнышке. У меня и горючего не было, чтобы покружить над ними, и приказ запрещал отвлекаться на что-то постороннее. Я просто снизился метров до тридцати, прошел чуть ли не на бреющем. Скорость невысокая, глаз у военного летчика должен быть цепким — так что я в какие-то секунды их хорошо рассмотрел, впечатались в память.

Твари вроде крокодилов — хвосты очень похожи, но цвета совершенно не крокодильего, этакого темно-бурого, пасти гораздо короче крокодильих, гораздо более тупорылые — не в обидном смысле, конечно, а в самом прямом.

Бегали они, тут же оказалось, проворно, ничуть не медленнее крокодилов, — я после войны уже прочитал где-то, что крокодил может бегать по земле довольно быстро. Заслышав тарахтенье мотора, они живенько вскинулись, всем гамузом кинулись к озеру и ушли на глубину, так что я их больше не видел: иные озера, как вот это, оказывались пусть и не особенно большими, но глубокими.

Я полетел дальше, приземлился — и, пока самолет заправляли, по всем правилам доложил комполка: мол, никаких следов падения самолета, равно как и повисшего на деревьях купола, никто не пускал с земли сигнальных ракет, ни единого дымка. Вот только на одном из озер я видел странных зверюг, похожих на крокодилов…

Продолжать он мне не дал, пустил по матушке (любил и умел строить так и не хуже старого боцмана, да и взвинчен был из-за ситуации: сам он об этом не помянул ни словечком, но дураку ясно, что его то и дело дергали сверху, требовали доклада о результатах поиска, а то и самого материли). Кратко, сочно и выразительно объяснил, куда мне засунуть своих озерных крокодилов, да и любых других. Нам, рявкнул он, для полного счастья только крокодилов сейчас и не хватало. Продолжать поиски, старший лейтенант!

Я на него нисколечко не обиделся: пожалуй, на его месте держался бы точно так же. Не время заниматься какими-то там крокодилами…

Искали до темноты, искали ночью — те, кто (как и я) имели опыт ночных полетов. После нескольких часов перерыва на сон с рассветом вылетели вновь, челночить по своим квадратам… вернее уже, согласно приказу, далеко выходя за их пределы.

Я вообще человек везучий, что не раз подтверждалось и в довоенные годы, и на войне. Если читали книги Марка Галлая, знаменитого нашего летчика-испытателя, Героя Советского Союза… а, не все? А я вот все, была и осталась у меня такая страстишка: читать мемуары летчиков наших и иностранных, переводившиеся у нас. Вот, посмотрите, три полки… Короче, Галлай писал на полном серьезе: везение — это прямо-таки физическая категория. Либо оно есть, либо нет. И если его нет, можно быть летчиком-асом, но при невезучести то и дело попадать в передряги, а то и кончить плохо. Я с ним полностью согласен: примеров хватало и везучести, и невезучести.