Книга Вечеринка мертвецов - Роберт Лоуренс Стайн

Мак-Колли открыл дверь в дальней стене и жестом велел нам идти через нее. Мы направились куда-то по длинному темному туннелю. Мы шли, а веселье и хохот становились все громче.

«Куда он нас ведет? — думал я. — Ведь мы удаляемся от выхода на улицу».

Я хотел припуститься бегом, но мои ноги словно налились свинцом.

В конце туннеля Мак-Колли распахнул настежь дверь. В глаза нам ударил яркий свет.

— Давайте, орлы! Вперед! — произнес толстяк и вытолкнул нас под этот свет.

— Ой! — воскликнул я, когда увидел кучу народа. Это была большая арена.

Когда Мак-Колли вытолкнул нас с Питом на площадку, раздалось громкое ликование. Я услыхал смех и возгласы.

— Что это значит? — воскликнул я.

— Ступайте, — приказал нам Мак-Колли. — Мы пришли как раз вовремя, к началу конкурса. Желаю удачи. Не подкачайте.

— Как это? Какой еще конкурс? — Меня захлестнула волна ужаса.

— Колин, давай выбираться отсюда, — прошептал Пит.

Слишком поздно. Мы уже стояли на сцене рядом с двумя другими ребятами. Один из них был самый долговязый и костлявый парень, каких я только видел в своей жизни. Похоже, наш ровесник, но ростом метра два, не меньше.

Рядом с долговязым стояла девчонка лет пятнадцати. В джинсах и розовой майке, с каштановыми волосами по плечи, которые росли из ее лица! Отовсюду — из щек, подбородка, ушей. Они росли даже из ее ноздрей. Короче, настоящая уродина.

На нас направились четыре ослепительных луча.

Зал взорвался аплодисментами и криками, когда долговязый парень и волосатая девчонка уходили со сцены.

Я заслонил глаза от яркого света и пытался разглядеть, кто же сидит в зале.

Я увидел фермеров в мешковатых комбинезонах и ярких клетчатых рубашках. Среди них были и те два свинаря, которые прогнали нас с Питом. И еще тот самый дядька, которому я посадил червяка на капусту.

Две тетки держали на коленях призовые тыквы. У сидевших рядом с ними здоровяков рты и подбородки были измазаны пятнами черники.

Короче, здесь были все те люди, над которыми мы с Питом смеялись. Казалось, они заполнили весь зал, глядели на нас, усмехались и хлопали.

— Пит, бежим отсюда! — закричал я.

— Я… я не могу пошевелиться, — промычал мой друг.

— Что? В чем дело? — спросил я.

И тут же закричал от ужаса, когда взглянул на свои руки. Мои пальцы так раздулись, что стали напоминать сардельки! Руки тоже распухли до размера бревен. Я поднес их к глазам и понял, что я весь тоже распухаю на глазах у зрительного зала. Мой живот рос с поразительной быстротой, все больше и больше натягивая майку.

— Пит… — пробормотал я, а потом взглянул на своего друга и ахнул. Пит превратился в настоящее чудовище! Он сделался как воздушный шар, какие носят на параде в День благодарения.

— Вы только поглядите на этих парнишек! — закричал из зала какой-то дядька. — Они все растут и растут!

Все засмеялись.

— Помогите! Дайте нам-м-м-м-м! — Я попытался позвать на помощь, однако мой язык так распух, что заполнил весь рот.

Я поднес свои большие руки к голове и ощупал ее. Моя голова тоже сделалась большой. А мой круглый живот прыгал и прыгал перед моим носом.

«Я похож на кочан капусты, — подумал я. — Я не могу говорить. Не могу шевелиться. Я… я в самом деле превратился в капусту!»

— Ха-ха! Этого парнишку можно катить домой! — крикнул кто-то. Весь зал так и грохнул от хохота.

Я снова повернул к Питу свою тяжелую голову. Он подпрыгивал на ногах, словно огромный мяч.

Тут за моей спиной послышались шаги. Зрители замерли в предвкушении новой забавы. На сцену выбрались четверо мужчин в рабочих комбинезонах.

Нас с Питом окружили суровые судьи. Один из них схватил меня за руку и сдавил ее. Другой судья измерял рулеткой окружность моей жирной ноги.

— Метр десять! — выкрикнул он.

Я попробовал отойти от них, но мой чудовищный вес не давал мне пошевелиться.

Судья обмерил мою голову металлической рулеткой и посмотрел на ее шкалу.

— Два тридцать! — крикнул он.

Некоторые зрители завыли и засвистели.

— Не годится! — выкрикнула какая-то тетка.

Третий судья отгибал назад мои пальцы-сардельки, пока они не начинали хрустеть. Четвертый стучал молотком по моим жирным коленкам.

— М-М-М-М-М! — Я кричал от боли. Но мой толстый язык заполнил весь рот. Наружу не вырывалось ни звука.

Судьи колотили меня по спине, тыкали пальцем в живот. Один из них сжал мой нос так сильно, что из глаз у меня полились слезы.

— Отстой! Брак! Оба! — крикнул откуда-то с галерки какой-то фермер. — Забраковать их нужно! На помойку выбросить!

— Дайте им шанс! — услышал я голос Мак-Колли. — Это мои ребята! Дайте им шанс!

— Стой спокойно! — велел судья. — Я должен взять образец кожи.

«Ну, уж нет! — подумал я. — Образец кожи? Зачем это ему понадобилась моя кожа?»

Я снова попробовал отодвинуться от них. Куда угодно, лишь бы не стоять с ними рядом. Но мое большое тяжелое тело не слушалось меня.

Судья взял в руку металлический инструмент, напоминавший большой нож для сыра. Прижал его к моему телу и потянул на себя.

Боль пронзила мою грудь.

Судья снял длинную полосу моей кожи. Он поднял ее и поглядел на свет. Остальные судьи тоже принялись ее рассматривать.

— Слишком тонкая, — заявил один из них.

— Забраковать, — пробормотал другой.

Мое огромное тело пульсировало и ныло от боли. Внезапно меня поддели гигантским совком и бросили на широкие напольные весы.

Я тяжело упал на них. Но все же попытался разглядеть показания весов. Мне не удалось это сделать. Мешал мой огромный живот.

— Девятьсот пятьдесят килограммов! — выкрикнул судья.

— Слабовато! — заорали несколько фермеров.

— Слишком мелкий! Забраковать! — поддержали их другие.

Толпа начала распевать:

— Мелкий! Мелкий! Мелкий!

— Стойте! Поглядите на его руки! — Мак-Колли подбежал к рампе. — Может, хоть его руки пригодятся! — закричал он.

Только не это, подумал я. Перед моими глазами встали руки, плавающие в больших банках, и огромный пузырь моего тела затрясся от страха.

— Отстой! Отстой! Брак! Забраковать его! — Эти слова звенели у меня в ушах вместе с уханьем и улюлюканьем.

Пита убрали со сцены, подняв его на свисающую с потолка цепь. Тут я почувствовал, что и на мое круглое тело набросили нечто вроде сетки. Меня подняли в воздух и перенесли над ареной к двери, виднеющейся в боковой стене.