Книга И в сердце нож - Честер Хаймз

— С кем это ты там разговариваешь, Мена? — поинтересовалась Дульси, с трудом ворочая языком.

— Ни с кем, — отрезала та.

— Это я, Чинк, — подал голос Чарли.

— Ах это ты, — продолжала Дульси, с трудом выговаривая слова. — Тогда входи — или уходи. А то моя Спуки волнуется.

— Черт с ней, с твоей Спуки, — буркнул Чинк и, отпихнув Аламену, вошел в кухню.

Аламена закрыла входную дверь и тоже пришла на кухню.

— Если Джонни вернется и застанет тебя здесь, он тебя прикончит, — предупредила она Чинка.

— К черту Джонни, — вспыхнул Чинк. — У меня про него есть такое, что стоит мне рассказать — и он запросто может загреметь на электрический стул.

— Расскажешь, если доживешь, — уточнила Аламена.

Дульси пьяно хихикнула.

— Мена боится Джонни, — пояснила она Чинку.

И Аламена, и Чинк уставились на нее.

Она сидела на табуретке, закинув ноги на стол. На ней была только комбинация.

— И не стыдно подсматривать, — хихикнула она, поймав взгляд Чинка.

— Если бы ты не была пьяной, я бы тебе показала, — сказала Аламена.

Дульси сняла ноги со стола и попыталась сесть прямо.

— Ты просто злишься, что Джонни на мне женился, — с пьяным лукавством произнесла она.

Аламена сразу угасла, отвела глаза.

— Ты бы вышла и дала нам поговорить, — сказал ей Чинк. — У меня важное дело.

— Я пойду в гостиную, посмотрю, не подъедет ли Джонни, — сказала Аламена со вздохом.

Чинк пододвинул к себе табуретку, но не сел, а только поставил на нее ногу.

Когда он услышал, что Аламена пошла в гостиную, то быстро подошел к двери кухни, закрыл ее и вернулся на место.

— Слушай меня внимательно, — сказал он. — Или ты достанешь мне десять тысяч, что обещала Вэлу, или я устрою скандал.

— Бах! — вдруг крикнула Дульси. Чинк вздрогнул. Дульси захохотала. — А ты напуга-ался! — пьяно проговорила она.

— Я пришел не шутки шутить, — с угрозой в голосе произнес Чинк. Его лицо пошло красными пятнами.

Вдруг, словно забыв об его присутствии, Дульси стала неистово чесать голову. Потом вскинула взгляд на Чинка и, увидев его негодующее лицо, пояснила:

— Это все блохи от Спуки. — Чинк заиграл желваками, но Дульси не заметила этого. — Спуки! — крикнула она. — Пойди посиди у мамочки на коленях! — Собака подошла к ней и стала лизать ее босую ступню. Дульси подобрала Спуки и усадила к себе на колени. — Это одна из твоих черных блошек, да? — спросила она, наклоняясь к собаке, чтобы та могла лизнуть ей лицо.

Резким движением Чинк скинул собаку на пол так, что она ударилась о ножку стола и забегала по кухне, жалобно тявкая и не зная, как убраться.

— Ты будешь меня слушать или нет? — сказал Чинк, задыхаясь от злости.

Лицо Дульси потемнело. Она попыталась встать, но Чинк положил руки ей на плечи и усадил обратно.

— Не смей бить мою собаку! — крикнула Дульси. — Я никому этого не разрешаю. Я тебя за это убью…

— Замолчи, — перебил ее Чинк. — И послушай меня.

Тут в кухню ворвалась Аламена и, увидев, что Чинк схватил Дульси за плечи, не давая ей встать, сказала:

— Оставь ее, ниггер, в покое. Разве ты не видишь, что она пьяна?

Чинк убрал руки и буркнул:

— Я просто хочу, чтобы она меня выслушала.

— Это твоя проблема, — сказала Аламена. — Ты же лучший друг пьяниц. Вот и сделай так, чтобы она протрезвела.

— Хочешь, чтобы тебе еще разок перерезали горло? — злобно осведомился Чинк.

Она спокойно выслушала это и сказала:

— Такому, как ты, это не удастся. И я больше пятнадцати минут караулить у окна не буду. Так что объясняйся поживей.

— Ты вообще можешь не караулить, — сказал Чинк. — Мне это не нужно.

— Не волнуйся, ниггер, я делаю это не ради тебя. Пойдем, Спуки, — позвала Аламена, вышла из кухни и отправилась на свой наблюдательный пост. Собака вышла за ней следом.

Чинк сел и вытер пот со лба.

— Слушай, киска, ты не так уж пьяна, — сказал он.

Дульси снова хихикнула, только на этот раз получилось у нее немного натянуто.

— Ты сам пьян, если считаешь, что Джонни даст тебе десять тысяч, — сказала она.

— Не он их мне даст, а ты, — поправил ее Чинк. — А ты возьмешь деньги у него. Хочешь, я объясню тебе, киска, почему ты это сделаешь?

— Погоди, сперва я сниму с себя сотенные бумажки, какие, по-твоему, на мне растут, — отозвалась Дульси, с каждой минутой все сильнее трезвея.

— Есть две причины, почему ты это сделаешь, — продолжал Чинк. — Во-первых, его зарезали твоим ножом. Тем, что я подарил тебе на Рождество. И не говори, что ты его потеряла. Я-то знаю, куда он делся. Ты не носила бы его с собой, если бы не собиралась пустить в ход. Ты боялась, что Джонни его увидит.

— Нет-нет, — отозвалась она. — Ничего у тебя не выйдет. Это твой нож. Ты забыл, как рассказывал, что человек из твоего клуба по фамилии Бернс привез из Лондона два таких ножа. Ты их мне показывал. И он еще сказал, что один нож для тебя, а другой для твоей подружки, если ты слишком заиграешься своим ножом. Я берегу тот, что ты мне подарил.

— Ну-ка дай взглянуть.

— Сначала дай взглянуть на твой.

— Ты же знаешь, что я не ношу его с собой. Слишком он большой.

— С каких это пор ты не носишь?

— Я никогда его не носил. Он у меня в клубе.

— Отлично. А мой на берегу морском.

— Я не шучу.

— Если ты думаешь, что я шучу, то ты сильно ошибаешься. Я могу достать нож в любой момент, А если ты от меня не отстанешь, то я могу тебя им зарезать. — Весь хмель выветрился из ее головы.

— Не угрожай мне, — сказал Чинк со злобной гримасой.

— Сам не угрожай.

— Если твой нож у тебя, почему же ты не рассказала легавым о моем ноже?

— Чтобы потом Джонни взял мой нож и перерезал горло сначала тебе, а потом и мне? — пылко осведомилась Дульси.

— Если ты так боишься, почему же ты от него не избавишься? Почему ты ждешь, чтобы Джонни нашел его и начал резать им тебя?

— И чтобы ты потом настучал, что Вэла зарезали моим ножом, да? Нет, милый, я не такая дура.

Лицо Чинка потемнело, но он сдержал свою ярость.

— Ладно, предположим, нож был не твой, — сказал он. — Я-то знаю, что твой, но допустим, это не так.

— А ну-ка все хором, — перебила его она. — Вра-нье!

— Это не вранье. Вы с Вэлом хотели вытрясти из Джонни десять тысяч. Я это точно знаю.