Книга Живая очередь - Александр Андрианов

— Но ведь эта поликлиника стала нашим домом. Здесь мы нашли свое счастье! Вместе переживали горечи и радости. Неужели не жалко бросать все это? Неужели не жалко вот так уходить? Где ваша воля? Где ваша решимость?

— Андрей! Ты много сделал для нас, и мы этого не забудем. Но теперь все. Действительно все закончилось. Пусть с системой борется молодежь, а наше время ушло. Прощай! Даст Бог, свидимся еще!

Андрей сел в кресло и обхватил голову руками. Его обступили верные друзья — Софья, Дмитрий Петрович, Илья, Степан, Кирилл. Они поддерживали его и обещали, что останутся с ним до конца. Говорили, что не намерены сдаваться и их час обязательно придет. Но Андрей не слушал их. Он молча наблюдал за тем, как пожилые люди вереницей тянутся к выходу, чтобы покинуть эту поликлинику и никогда не возвращаться в ее лоно, ставшее вдруг таким чужим. Он понимал, что бессилен. Знал, что не может остановить эту толпу, но все равно страдал. Андрей отчетливо представлял, что все они вернутся в свои дома и будут гнить там от одиночества и бессилия, как баба Дуня, и в гневе сжимал свои кулаки. Он ненавидел главного врача, этого самодовольного глупца, который в одно мгновение растоптал все то, что значило для Андрея и таких, как он, очень много. Неужели все бесполезно, неужели нельзя ничего придумать? Андрей задавал себе эти вопросы и мучительно искал ответы, но они почему-то никак не приходили в его голову. А толпа людей все так же медленно брела к выходу, печально понурив головы …

Конечно, ушли не все, но назвать оставшихся людей дружным и единым коллективом можно было лишь с большой натяжкой. Если раньше в стенах поликлиники звучал смех, то сейчас его практически не стало, а уж о том, чтобы отпраздновать здесь день рождения или еще какое-то радостное событие, и вовсе не могло быть и речи. Оставшиеся пенсионеры больше не стояли в очередях, а просто собирались на третьем этаже, усаживались на свободные кресла и перебрасывались время от времени ничего не значащими фразами. А порой и просто сидели молча, погруженные каждый в свои собственные мысли.

Врачи практически полностью свели на нет неформальное общение с пенсионерами. Если раньше они обнимались с некоторыми из них при встрече, радостно хлопали по плечу, то сейчас даже обычной приветливой улыбки никто от них не ждал. Незримая стена разделила их на две части, и из друзей или даже просто добрых знакомых они превратились в чужих, абсолютно равнодушных друг к другу людей. Это было странно. И даже не столько странно, сколько очень больно и обидно. Пенсионеры ощущали такую перемену весьма остро и не понимали, почему это произошло. Из-за денег? Из-за угроз и боязни потерять свое место? Но разве обычное «привет» или «как дела» — это что-то плохое или из ряда вон выходящее? Некоторые из них по-прежнему с надеждой в глазах смотрели на проходящих врачей, но те лишь отводили свой взгляд и делали вид, что совсем не знают этих людей и не желают с ними общаться…

Лишь Екатерина Сергеевна, несмотря на свое шаткое положение в поликлинике, пыталась сделать хоть что-то. Впрочем, реально изменить ситуацию она не могла. Все руководящие функции, которые она имела, Алексей Филиппович беззастенчиво передал своим доверенным лицам, и обязанности Екатерины Сергеевны вскоре были сведены к разного рода формальностям, с которыми вполне могла справиться любая студентка, окончившая медицинский институт. Такое положение дел амбициозную женщину никак не устраивало. Ее стаж, насчитывающий более тридцати лет, позволял заниматься и более серьезными вещами, но любовь к своей поликлинике, где она проработала без малого двадцать годков, удерживала ее от увольнения. Алексей Филиппович выпроваживать ее пока не собирался — видимо, хотел, чтобы доведенная до отчаяния женщина сделала первый шаг сама.

Екатерина Сергеевна с болью в сердце наблюдала за переменами, происходящими в поликлинике. Стариков всячески выжимали и выдавливали из лечебного учреждения, к которому они так привыкли. Всем было наплевать на то, что они чувствуют и каково им будет вновь разбрестись по своим домам и сидеть в окружении бледных, черствых стен. Женщина видела, как баба Дуня покидала свое насиженное место, не в силах сдержать слезы. На глазах Екатерины Сергеевны умирала библиотека. Да что там библиотека — весь этот мир, созданный заботливыми руками многих людей. Этому миру больше не находилось места. Среди бюрократических законов и формальностей он казался эдаким аппендиксом, от которого хотели избавиться навсегда. Последней каплей для Екатерины Сергеевны стала идея главного врача устроить доску позора. С этим женщина мириться уже никак не могла. Видя, как униженные пенсионеры покидают больницу, а Андрей сидит в кресле ни жив ни мертв, она вошла в кабинет Алексея Филипповича и высказала ему в лицо то, что об этом думает.

В тот же день Екатерина Сергеевна написала заявление об уходе и бросила его на стол главному врачу. Она не могла больше видеть все это. Поняв, что с каждым днем ситуация будет все хуже и хуже, а Алексей Филиппович не успокоится, пока не доведет до конца свой подлый план, женщина сдалась. Она не хотела оставаться в этой поликлинике — более того — она не хотела оставаться и в этом районе, и даже в этом городе, к которому так прикипела. Жизнь ее потеряла всякий смысл, и она решила начать все с нуля. Узнай Дмитрий Петрович о таком ее желании, он бы непременно попытался ее удержать. И, пожалуй, добился бы своего. Поэтому Екатерина Сергеевна предпочла не прощаться с ним лично, а объясниться посредством записки.

Она и сама не знала, какие чувства испытывает к этому добродушному и немного чудаковатому старику. Их прогулки вдоль тенистой аллеи, несомненно, запомнятся ей на всю жизнь. Екатерина Сергеевна не раз представляла, как уедет в свою деревню, вернется в пустой дом, оставшийся от родных, и приведет его в порядок. Устроит свой быт, пойдет на работу в местную клинику или станет поселковым лекарем — ей все равно. А каждую ночь, выходя на крыльцо и смотря на звезды, будет вспоминать, как они шли под ручку с Дмитрием Петровичем и смотрели друг другу в глаза, как делают все влюбленные пары на свете…

Но Екатерина Сергеевна понимала, что городскому жителю в ее деревне делать совершенно нечего. Ей было жалко расставаться с этим человеком и знать, что больше, возможно, она никогда не увидит его. Но с другой стороны, она была уверена, что поступает единственно верным образом. Если начинать жизнь с нуля, то незачем оставлять что-то от прошлых времен, пусть даже в них и были безумно счастливые мгновения. Написав записку и велев Анечке передать ее лично в руки пенсионера, Екатерина Сергеевна собрала лежащие на столе личные вещи и вышла на улицу. Оглянувшись в последний раз на поликлинику, в которой прошла самая значительная часть ее жизни, женщина тихонько всплакнула, дотронулась дрожащей рукой до каменной стены здания и сказала тихое «прощай». Затем, развернувшись, она быстро зашагала прочь. Подальше отсюда. Куда-то в новую жизнь…

Глава 15

На следующий день старики пришли в поликлинику скорее по привычке. Просто потому, что все последние годы поднимались с кровати ровно в девять часов, перекусывали на скорую руку и шли. Куда шли, зачем — не так уж и важно, главное — не сидеть в четырех стенах, где давящее одиночество и безысходность способны свести с ума. Впрочем, пенсионеров было совсем немного — одиннадцать или двенадцать человек. Они совсем не выделялись среди остальных посетителей поликлиники, стараясь вести себя тише воды, ниже травы. Эти люди не вставали в очереди, не ходили по врачам, даже между собой старались беседовать как можно реже, чтобы на них не посмотрели лишний раз, не обратили внимания. Запуганные суровыми мерами главного врача, униженные и уязвленные до глубины души, они все равно пришли сюда, потому что больше идти было просто некуда…