Книга Архив "Шамбала" - Константин Гурьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Корсакову ответить оказалось нечего: в самом деле, он только сейчас вспомнил об этом человеке, хотя переоценить возможности того просто невозможно. Во всяком случае, разговор с Небольсиным никак не будет лишним.
Познакомились они — Корсаков и Небольсин — летом 2008-го, и свело их вместе дело о фиктивном наследнике последнего российского императора, на роль которого вели «вслепую» простого школьного учителя Петю Лопухина.
Афера готовилась грандиозная, и, удайся она, образ России существенно померк бы даже в представлениях тех, кто ей симпатизировал. Сложности добавляло и то, что в историю были втянуты многие известные россияне, тонко «заряженные» на «постижение исторической правды». Тогда пришлось объединяться разным силам ради единой цели. Среди них оказались и Корсаков с Небольсиным.
После окончания дела они несколько раз виделись, потом стали только перезваниваться, но добрые отношения сохранили.
Именно к Валерию Гавриловичу Небольсину и обратился Корсаков.
Еле дозвонился: как-никак — новогодние вакации, и помощник, бравший трубку, каждый раз вежливо обещал «доложу при первой возможности». После нескольких часов ожидания Корсаков озверел и, когда помощник в очередной раз начал обещать, взорвался:
— Молодой человек, я с Небольсиным хочу поговорить не о видах на грибы в этом году, и дело мое важное, поняли?
«Молодой человек», чувствовалось, вышколен. Он все так же вежливо продолжил давать обещания, но Корсакова уже понесло, и он снова перебил:
— Дружок, ты хочешь, чтобы я до Валеры прорывался с помощью Серовой?
Наступила пауза: «Дружок» решал сложную задачу. Если звонивший прохиндей называет фамилию Серовой в таком разговоре, значит, имеет на это права. Если же он имеет права и позвонит Серовой, — а Серова это вам о-го-го — то он, «дружок», окажется в дурацком положении.
И помощник Небольсина сдался:
— Я попробую вам помочь.
— Ты лучше, себе помоги, — огрызнулся Корсаков.
До КПП загородного коттеджного поселка Игорь добирался на автобусе, а в будке, едва он вошел и назвал фамилию, его уже ждали. Видимо, тот самый «дружок», решил гость, и не ошибся.
По дороге к коттеджу Небольсина помощник окольно пояснил свое поведение:
— Врач требовал в эти дни не беспокоить шефа. Валерий Гаврилович после болезни.
Корсаков хотел спросить, что за болезнь, но не решился: несолидно как-то, будто бабе о болячках. Захочет — сам скажет.
Небольсин выглядел бодрым, хотя и немного уставшим. Обнимая гостя, поинтересовался:
— Как дела, чародей пера?
Корсаков, вешая куртку, ответил:
— Как говорится, перо до больницы доведет.
Небольсин, кивнув помощнику, видимо, в сторону кухни, уточнил:
— Ты в каком смысле «перо» упоминаешь?
Оба — выкормыши улиц — знали, что шпана и приблат-ненные называют «пером» финку.
— Да вроде вляпался я, — признался Корсаков.
Кивнув, хозяин уточнил:
— Ты голоден?
А потом изложил программу вечера:
— Сейчас в баньку, пока стол готовят, а потом и к разговору приступим.
Правда, сам Небольсин в баньку вошел ненадолго, больше сидел в предбаннике со стаканом чая. На вопрос Корсакова ответил коротко, с недовольством:
— Да приболел я тут, так сейчас все оберегают.
На что вышедший вместе с Корсаковым банщик невозмутимо заметил:
— Дурак ты, Гаврилыч, потому что оттуда, — он повел бровями кверху, — дороги нет.
Разговор начали только в кабинете Небольсина. Слушал он внимательно, ничего не записывая, но, как потом стало ясно, запоминая все до мелочей. Выслушав, констатировал:
— Насчет диссертации — это блесна, и ты ее заглотил.
— Заглотил, — согласился Корсаков.
— Азизов — такой же Азизов, как я — Джигарханян, — зашел с другого края Небольсин. — В его имени правда — только само имя — Тимур. Это — от рождения. Тимур Борисович Макаров. Отец у него русский, мать — на четверть узбечка, и — все! Никакой Евразии. Сменил отчество и фамилию в середине девяностых. Говорят, будто оказался среди тех, кто дефолт девяносто восьмого готовил и использовал. В общем, после этого стал наш Тимур расти, матереть и вырос в волка.
На последних словах в интонациях Небольсина переплелись и злость, и какая-то опаска.
— Сильно заматерел? — поинтересовался Корсаков, потому что ему такое положение нравилось все меньше и меньше.
— Это — как смотреть, — ушел от ответа Небольсин. — Стал он, сменив отчество и фамилию, «евразийцем».
— Слушай, Валера, а кто это такие, если всерьез, без дураков?
— Без дураков у нас теперь даже рыбу не ловят, — хохотнул Небольсин. — Если серьезно, они и сами толком не могут договориться между собой, что такое «евразийство». Я тоже пробовал понять, но…
Небольсин шутливо повертел рукой в воздухе:
— Этакое интеллектуальное движение из Евразии в Азиопу, — пошутил он.
— Что-то вроде одной из постсоциалистических теорий взбесившихся доцентов? — повторил Корсаков где-то услышанную фразу.
— Ну, почему «постсоциалистических»? Это более давнее.
— С присоединения Средней Азии? — высказал версию Корсаков.
— Ну, как тебе сказать? — задумался Небольсин. — Ты слышал такую фамилию — Платов?
По какой-то странной прихоти Игорь вспомнил вдруг спектакль «Левша» знаменитого в свое время театра Ленсовета. По ходу действия надо было Левшу, подковавшего блоху, сопровождать в Англию. Тогда и появлялся малоизвестный тогда Петренко — Платов, который бодро отчеканил из биографии: «из простой крестьянской семьи». На что царь ему отвечал: «Потому и не поедешь, что из простой крестьянской!»
Именно эту фразу о «семье» Корсаков и воспроизвел, отвечая на вопрос Небольсина, но тот шутку не принял:
— Из казачьей семьи он. В те времена сын генерала тоже не мог стать маршалом. Ну, да не в том суть. Платов нам с тобой интересен тем, что был назначен императором Павлом ответственным за совместный с французами поход в Индию.
— Чего? — невольно удивился Корсаков.
— Того, — улыбнулся Небольсин. — Наполеон, на которого вся монархическая Европа зубы точила, ухитрился договориться с Павлом о походе в Индию. У Наполеона-то идея фикс была — поставить Британию на колени, и завоевание Индии он считал лучшим средством для этого.
— Не слышал, — признался Корсаков.
— Не страшно, — утешил Небольсин. — Тем более что поход так и не состоялся: Павла шлепнули свои же дворяне, так сказать, соль земли Русской. Ухайдакали государя-батюшку прямо в его же покоях, а сынок евоный, Сашенька, сразу же от страха и объявил: при мне все будет, как при бабушке. А что при бабушке, при Екатерине-то Второй, было? Золотой век дворянства.