Книга Не все мы умрем - Елена Гордеева

— Сергей Павлович, — Евгения перевела глаза с Малиныча на шефа, — гроза собирается, да и спиртом заниматься сегодня поздно, на месте все равно никого нет, поэтому, с вашего разрешения, я ухожу.

Усы Малиныча дернулись еще раз.

Часть II

Безумный дождь

Глава первая

Евгения спешила домой, поглядывая снизу на закрывающее Москву небо. Начинало темнеть, и оно заволакивалось грозовыми тучами. Казалось, Евгения шла по дну озера, а над ней висел слой темной, тяжелой воды. И дышит она уже не воздухом, а этой мглой. Во мгле утопают дома и люди, контуры их неотчетливы, размыты, а крыши цепляют клочья туч.

Впервые она вернулась раньше мужа. Готовить ужин необходимости не было. Свекровь у нее — страж порядка, несмотря на вечно недовольное выражение лица. В первый год Евгения еще спрашивала:

— Антонина Васильевна, может, у вас что-нибудь болит? Вы скажите мне, я найду хорошего врача. На томографе вас посмотрим. Это даже лучше, чем рентген.

— Не надо меня рассматривать. Я вам не лягушка, — в сердцах отвечала свекровь и уходила в свою комнату.

— Не приставай к ней, — вразумлял Евгению муж. — Неужели ты не видишь — ей нравится быть вечно недовольной.

Со временем Евгения поняла: лично с ней это чувство недовольства никак не связано. Это, так сказать, вселенское неприятие действительности как таковой.

Сейчас Евгения сидела на кухне, смотрела в окно на Крымский мост, ела оладышки со сметаной и размышляла. Рядом ужинала падчерица — девочка росла и все время хотела есть, а бабушка ее останавливала:

— Растолстеешь, никто замуж не возьмет, — а Евгении, наоборот, подкладывала, но с суровым лицом. Надо так понимать, что ей толстеть можно, она уже замужем.

Относительно ранний приход Евгении с работы давал возможность Сашке легально поужинать второй раз, за компанию с мачехой, и она такую возможность не упускала.

«Именно это чувство неприятия действительности и лежит в основе всякого революционного процесса, — размышляла между тем Евгения. — Оно в ментальности русской нации. — Подцепила вилкой оладышек, макнула его в сметану и продолжала развивать мысль: — Процесс этот начался не вчера, а еще во времена русского раскола, при Никоне. За кого была бы тогда Антонина Васильевна? За патриарха или протопопа? — Она мельком взглянула на угрюмое лицо свекрови и тут же уверилась: — Конечно же, за Аввакума. Она и внешне на боярыню Морозову похожа. Два перста поднимет — вот тебе и ворона на снегу.

А если взять период попозже, конец девятнадцатого, — начало двадцатого века? Снова русский раскол, снова смута. Посмотрим, на кого похожа Антонина Васильевна теперь? На столыпинскую реакцию. Парадоксально, но теперь она за царя-батюшку, за Священный синод, за порядок. Ну не за народовольцев же, которые поют: «Отречемся от старого мира…» — выходит, и от свекрови тоже».

— Да, спасибо, Антонина Васильевна. Оладышки я больше не хочу. — Но тут, перехватив умоляющий взгляд падчерицы, согласилась: — Впрочем, можно еще парочку.

На столе опять появилась полная тарелка с оладышками.

«И наконец, наше время. На кого похожа боярыня Морозова сейчас? На последователей народовольцев — на большевиков! Итак, выстраивается цепочка: Никон — Ленин — Ельцин. Раскол, смута. Чем разрешается смута? Войной. Если судить по лицу Антонины Васильевны, скоро война».

— Бабуля, ты за реформы или нет? — спросила Сашка с полным ртом.

— Я за то, чтобы ты не наедалась на ночь глядя. Хватит! — Боярыня Морозова выхватила тарелку из рук внучки. — Иди спать!

Евгения встала:

— Большое спасибо, Антонина Васильевна. Все было очень вкусно. Саша, пойдем, я тебя уложу. И вы, Антонина Васильевна, Мишу не ждите, идите отдыхать. Я его покормлю.

Квартира была четырехкомнатная. Вернее, две квартиры с маленьким общим холлом. В одной жил Михаил с матерью и дочерью, а из другой соседи Михаила собирались в Израиль, и перед отъездом они с Евгенией обменялись. Им стало уже все равно, где их квартира: в центре или за Садовым кольцом. Им нужны были деньги, и Евгения доплатила. В общем холле сняли только замки с дверей, и получилась очень большая квартира, но странная, причудливая, как лабиринт: два эркера, два балкона, две ванны, две кухни, два коридора. Всем, кто приходил к ним, очень нравилось. Но ощущение все равно оставалось, что это две разные квартиры, слившиеся в одну. Михаил предложил упразднить один туалет, одну ванну и одну кухню, но Евгения его отговорила:

— Не торопись. У тебя дочь растет. Она выйдет замуж, и ей нужна будет квартира. И она уже есть. Нам с тобой двух комнат вполне хватит.

Муж согласился. Правда, Евгения имела в виду еще одну мысль, вслух не высказанную. Что с матерью Михаила, своей свекровью, они будут жить хоть и вместе, но в разных квартирах. Очень удобно: в одной двухкомнатной — бабушка с внучкой, а в другой — Евгения с мужем. Особенно если учитывать негативное отношение свекрови к окружающей ее действительности, а так как невестка является частью этой действительности, значит, неприятие распространяется и на нее.

В детской с полукруглым эркером, выходящим на храм Христа Спасителя, Евгения подошла к окнам, которые окружили ее с трех сторон. Ощущение было такое, что она летит в самолете прямо на купол храма, сверкают во мгле огни, а за ними встает в своей исторической бесконечности Кремль и вечная русская смута — раскол.

— Ма! — позвала ее Сашка. Евгении нравилось, что падчерица называла ее мамой. Хитрая девчонка это очень быстро почувствовала и пользовалась запрещенным оружием при каждом удобном случае. — Ма, иди сюда. Садись, — показала она на постель. — Расскажи мне сказку.

— Сашка! Но ты же взрослая девочка. Может, тебе еще и колыбельную спеть?

— Ну ладно тебе, — скуксилась Сашка. — Как настоящего щенка прошу, так маленькая, мне еще надо научиться обращаться с ним, а как сказку расскажи — большая. Парадокс? Парадокс.

Евгения рассмеялась:

— Откуда ты это слово знаешь?

— Оно же твое любимое. Сейчас за столом шептала.

Евгения поразилась тому, как девочка чутко улавливает все, что происходит вокруг нее. Все чувствует, все видит, все слышит и, наверное, очень многое интуитивно понимает и усваивает. Мало того что слово запомнила, она ведь его еще правильно применила.

— Ну хорошо, ты заслужила сказку. — Она встала и отошла к окну.

— Страшная? — спросила Сашка в спину.

— Страшная.

Девочка натянула одеяло до подбородка.

— В некотором царстве, в некотором государстве, — смотрела Евгения на светящийся вдали Кремль, над которым нависли тучи, — жил беззаботный народ. Однажды Бог обратился к нему с предупреждением: скоро наступит день, когда старая вода исчезнет, а новая вода, которая прольется дождем, сведет всех людей с ума.