Книга Слуги Государевы - Алексей Шкваров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Капитуляция! — потряс окровавленной шпагой маеор. — Пошли. Гарнизон сдаваться будет.
Тут только Андрей заметил, что Суздальцев побледневший за бок держиться.
— Что с тобой? — к нему кинулся.
— Да вот, — морщился от боли, — зацепил таки меня, проклятый. Кабы не ты… добил бы меня он. Спасибо!
— Ты, что, Петр, да если б не ты, меня б другой бы добил!
— Ну значит, оба мы хороши. — рассмеялись. Лица все в пыли да копоти, а глаза счастливые. Петька правда охнул и отшатнулся к стене. Сквозь пальцы к ране прижатые кровь так и сочилась.
— Давай-ка, помогу лучше. Выбираться отсюда надо. — Андрей обнял товарища и бережно поддерживая повел назад к пролому. Тут и Афанасий вынырнул откуда-то.
— Господи! Ну наконец, то. Нашел таки! С ног сбился искамши. А они вот где. Ну, слава тебе, Господи, живы оба. Что с тобой, барин? Бок зацепило? — осмотрел бегло, — ничего, вскользь прошло. Заживет до свадьбы вашей, — все говорил и говорил Афанасий. Изволновался весь. Испереживался за молодых поручиком, — мы еще погуляем на свадьбах-то ваших. Эх и погуляем! — а сам уже принял от Андрея истекавшего кровью Суздальцева, и на руках, как дитя малое сам вынес из крепости. Там на плот опять сели и быстро быстро к берегу.
Гарнизон капитулировавший выходил из крепости. Впереди барабанщик, за ним комендант и солдаты. По бокам их русские драгуны оцепили. Все на плоты грузились.
Шереметев на берегу поджидал. Полковник шведский на берег вышел, церемонно откланялся и шпагу свою передал фельдмаршалу. Капитуляция выглядела почетной, оттого Шереметев намеревался отпустить гарнизон шведский без позора. То есть с оружием и знаменами.
За гарнизоном и жители выбирались из города. И вовремя! Капитуляция капитуляцией, но кое-где еще гремели выстрели. Дело обычное! В пылу драки не все слышали бой барабанный, означавший решение коменданта сложить оружие. Или не захотели исполнять приказ.
Артиллерийский прапорщик Вульф со штык-юнкером Готшлихом, а с ними и солдат несколько в главной башне закрылись. Отстреливались отчаянно.
В бойницу выглянув после очередного выстрела, юнкер заметил, что гарнизон строится и ворота открывает.
— Сдаваться решили! — крикнул Вульфу.
Прапорщик побледнел сильно, рванулся к отверстию в стене. Сам убедился. Заскрежетал зубами от злости:
— Предатели. Слушай мою команду! — к защитникам башни повернулся. — Будем биться до конца, присяги не нарушая. Кто отступит, или в плен запроситься, расстреляю сам. Собственной рукой. — Все молчали.
— Значит, согласны. — Понял Вульф. — Тогда за дело.
Башня держалась еще полчаса. А потом все кончилось. Патроны иссякли. Все посмотрели на командира. Взбудораженный мозг Вульфа искал выход.
— Подвал! — его осенило. — Там весь пороховой запас крепости. Надо его подорвать!
— Мы взорвем погреба! Лучше погибнуть в бою, чем умереть страшной смертью в плену у русских варваров. Живыми они нас не оставят. — он оглядел свой маленький гарнизон. — Или вы предпочтете медленно умереть, будучи на кол посаженными, как эти азиаты поступают по обыкновению с пленными. — Откуда Вульф это взял? Но подействовало. Отказавшихся не было. Тогда он разбил единственный уцелевший фонарь, вынул фитиль и шагнул вниз.
Крепость потряс ужасный взрыв. Все стоявшие снаружи присели от страшного грохота. В центре Мариенбурга блеснул огненный шар, главная башня покосилась, на мгновение всем показалось, что она подпрыгнула, а потом стала медленно оседать, разваливаясь на куски и погружаясь в облако черного дыма от сгоревших порохов. Во все стороны полетели обломки.
— Это ваша капитуляция? — взбешенно обратился к коменданту Шереметев, пальцем в крепость взорванную тыча. Тот смог лишь пожать плечами. Мол, я сделал, что мог.
— Всех в плен. Условия капитуляции меняются. Город разграбить. Никому и никакой.
Шведов быстро взяли в кольцо и приказали положить оружие. Они и сами были ошеломлены происшедшим. Повиновались безропотно. Русские снова устремились в город. Тащили оттуда всех и вся, кто и что уцелело после взрыва.
«В плен мы взяли коменданта, 29 офицеров, 375 солдат, 546 чухны и латышей, кроме 500 розданных разным ратным людям». — писал Шереметев в донесении Петру.
Куда делся муж, Иоганн Краузе, во время русского штурма, Марта и понятия не имела. Вытащили ее за руки из подвала пасторского дома какие-то драгуны. В лагерь приволокли, как и других женщин. Позабавились вечером пьяные, ну да не убили главное. Остальное дело поправимое. Не убудет с меня — думала про себя Марта. Освоилась она быстро в лагере русском. Готовить драгунам начала, да они и не озоровали больше. Капрал на нее глаз положил, остальным сначала кулак показал огромный, потом водки выставил. Забыли про нее драгуны, с другими женщинами утешились, благо кроме Марты еще многих взяли. Некоторых офицеры отобрали у них сразу. Для себя. Те не прекословили. Но Марте повезло не сразу. С капралом жизнь была не сахар. Бил частенько, оттого что по-русски не понимала:
— Дура чухонская! — ругался. Груди тискал больно ручищами своими, но терпеть можно. А через пару дней на глаза попалась Марта генералу незнакомому. Тот оглядел ее внимательно, глазами ощупал всю, покуда капрал навытяжку стоял перед ним, достал рубль серебряный, брезгливо морщась, отдал солдату и приказал, в Марту пальцем ткнув:
— Ко мне отведешь!
Так она попала к Боуру. От него к Шереметеву. Фельдмаршал был староват уже и уступил ее Меньшикову. Марта совсем освоилась жить среди русских. Прислуживала за столом, рубашки стирала и гладила Александру Даниловичу, а по ночам ублажала. Пышные формы, остроумие и покладистость Марты пришлись по нраву денщику царскому. Но и не ему одному. Сам Петр Алексеевич навестив как-то любимца своего, обратил внимание свое государево на смазливую и остроумную, грудастую и с крепкими бедрами, служанку. И позвал, как водиться к себе в спальню. Какое-то время они делили ее на двоих. Покуда Петр не решил:
— Я, Алексашка, заберу у тебя Марту. А тебе повелеваю про нее забыть. И жениться …на Дарье Арсеньевой. — Сестры Арсеньевы Варвара и Дарья были неразлучные походные спутницы царя, впрочем, как и Меньшикова. Только Варвара была некрасивая, но умная, а Дарья легкомысленная, но красавица.
Так Марта Скавронская, крестьянка ливонская, перешла к царю. Крещение приняла православное. Екатериной назвали. Ну, а дальше, читатель и так все ясно. Императрицей стала.
Покуда Шереметев Лифляндию разорял, тем же самым Апраксин в Ингрии занимался. Правда, получил по шее Петр Матвеевич от царя за усердие чрезмерное.
— По указу твоему прошел я рекой Невой до самой Тосны, все разорил и развоевал от рубежа верст на сто!» — доносил Апраксин царю хвастливо. Ни что и услышал:
— Дурак! То земли ныне наши будут. Негоже свое разорять. Угомонись!