Книга Гимн настоящей стерве, или Я у себя одна - Елена Ямпольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
_____
Бывают в жизни ситуации, когда женщина устает. Устает физически, как от нудной, тяжелой работы. Что касается меня, то в состояние полнейшего изнеможения — будто на мне три дня воду возили — я впадаю по случаю отсутствия чего-либо позарез необходимого.
Лидерство в данном списке, разумеется, принадлежит моему главному человеку. Всякое прощание с ним я переношу как болезнь, симптомы которой хорошо известны и давно мною изучены. Тоскливый скулеж старинного хита из «Шербурских зонтиков» (пролетят столетья, буду ждать тебя, у-у-ууу…) начинается примерно за неделю до запланированной разлуки. С этого момента я превращаюсь в хвост, преданно тянущийся за хозяином, — куда он, туда и я. Хочется всматриваться, внюхиваться, прижиматься, гладить и подставлять себя под гладящую руку — глазами, губами, пальцами запоминая все то, без чего предстоит жить ближайшие недели.
Чем неотвратимее надвигается час Икс, тем отчетливее бьет колотун. Это истерика разлуки, ее лихорадка. Перед смертью не надышишься, в последний день отпуска не наплаваешься, перед разлукой не нацелуешься, и первые часы порознь — это всплеск болезни, самый острый ее приступ.
Затем наступает обманчивая ремиссия. Кризис наконец миновал, и кажется, что сила воли (такая великая сила у женщин) вкупе с мелкими, но приятными удовольствиями окрашивают мир в оптимистичные тона.
Впереди уже не разлука, впереди — встреча, о ней можно и нужно думать, оставив разлуку за спиной…
Но однажды утром ты просыпаешься и видишь, что тебя обокрали. Вынесли оптимизм без остатка. Плакать хочется, как при ПМС, горько и безутешно. Я называю это ППС — постпрощальный синдром. Когда и тело, и душа категорически отказываются жить воспоминаниями либо надеждами. Это бунт, который подавить невозможно. Страдания, по всей видимости, родственные наркотической ломке. Темнота сменится яркой гаммой только после того, как опять дорвешься, насмотришься, наприжимаешься, ткнешься носом в плечо и замрешь в блаженной расслабухе: фу-у, отпустило…
Всякое расставание с любимым, вдобавок отягощенное ППС, дается мне таким истощением сил, что, вернувшись или дождавшись возвращения, я даю зарок: «Никогда больше не уеду!», или на полном серьезе предупреждаю: «Никуда тебя больше не отпущу!» Но если первое еще в моей власти, то второе, к сожалению, нет, а НИКОГДА без НИКУДА теряет смысл, и я опять уезжаю сама или покорно караулю того, кто уехал. Таков круговорот разлук в природе.
Вероятно, на свете есть женщины, не покидающие своих мужчин.
Но это не моя история. Для меня не расставаться с любимым — оксюморон. Тем не менее, если мне скажут, что моя любовь тормозит мою жизнь, я отвечу, что она же и двигает ее вперед. Могу повторить вслед за Ниной Заречной: «Я чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы».
«У тебя большие проблемы в личной жизни» — бессмысленная по отношению ко мне фраза. В принципе, меня легко уязвить, но только не этим.
Достаточно хотя бы раз взглянуть в ночное небо и осознать себя пылинкой на пылинке, несущейся невесть где, невесть по чьему соизволению, по причинам, от тебя не зависящим, и в обстоятельствах, тебе неподвластных, а кто тебя запустил и когда остановит, не выяснишь ни за какие деньги… Согласитесь, ребята, у нас у всех большие проблемы в личной жизни. Прямо-таки глобальные.
Хроническая форма моих «разлучных» недугов радует, хоть это и радость со слезами на глазах. Значит, у нашей привязанности оказался не мотыльковый век. Говорят, любовь с годами переходит в привычку. По-моему, индекс любви можно вычислить, разделив привычку на годы, проведенные вместе. Пока результат меньше единицы, любовь имеет право называться любовью. Живая боль, которую я неизменно испытываю, расставаясь со своим любимым мужчиной, подтверждает, что привычка в нашем случае обратно пропорциональна длине романа.
То, что мне оказался доступен подобный накал чувств, — повод не столько для гордости (я-то, положим, всегда догадывалась, на что способна), но прежде всего для искренней и глубокой признательности. В этой жизни трудно встретить даже начальника, которому не стыдно подчиняться, а не то что мужчину, которого не стыдно любить. Не попался бы мне именно он, куковала бы я сейчас со своими способностями в плоских заунывных союзах…
Благодарность эту я по мере возможности изъявляю различными способами: и делом, и телом, и словом, как устно-приватным, так и откровенно-печатным. Благо с профессией мне повезло. Я использую служебное положение в личных целях и нисколечки в том не раскаиваюсь, ибо только во-вторых я журналистка, а во-первых — женщина, а о чем бы ни писала женщина, она всегда пишет о любви. В моем случае — с пылкой одержимостью неофита.
Развязав себе язык, преодолев страхи прослыть сентиментальной, я научилась признаваться в любви к своему мужчине — устно и письменно, прямо и косвенно. Кстати, замечательная формулировка для экзаменов: любовь устная, любовь письменная. Первый сдается при встрече, второй в разлуке… Заодно ко мне пришел навык открыто выражать свои пристрастия по другим поводам. Пусть люди, горячо мною любимые, будь то Пушкин, Паваротти или Андрей Миронов, в силу причин географических, иерархических или фатальных, никогда не узнают о моей любви, она не станет от этого меньше.
Мой главный человек зажег во мне лампочку, которая светит теперь не только ему. Единственное, чего я боюсь, что в его силах щелкнуть выключателем в обратном направлении. Но пока… Пока я имею счастье знать, как легко и щедро множится, ширится, делится, отпочковывается, растет и плодится живая любовь. Тем, кому интересны результаты, предлагаю чуть-чуть журналистских опытов — вокруг и около любви.
_____
Роман Виктюк сделал зрителю предложение, от которого невозможно отказаться — «Давай займемся сексом!». Глагольные формы на театральных афишах встречаются чрезвычайно редко. Как правило, режиссеру вполне хватает существительного и прилагательного. Допустимы вариации падежных окончаний. Но глагол… Время сейчас такое, недейственное. Не побудительное, а утвердительное. Конец. Абзац. Кошмар. Дерьмо. Факт. Противостоять факту — себе дороже, предпринимать по его поводу какие-либо телодвижения абсолютно бессмысленно. Это в идеологическую советскую эпоху было «Так победим!». Или в романтическую перестроечную — «Говори!..». А у нас «Гамлет», «Отелло», «Терроризм».
Роман Виктюк возродил к жизни повелительное наклонение, сыграв премьеру под прекрасным заглавием «Давай займемся сексом!». В этой фразе важна собственно сама фраза, то есть гласность. Секс легко обходится без разговоров, однако человеческая свобода начинается с разговора о сексе. Таким образом, у Виктюка получился новый, постпостперестроечный вариант «Говори!..».
Действие пьесы Валентина Красногорова, скромного пожилого израильского репатрианта, происходит в сумасшедшем доме. Этот захватанный прием не отторгается зрителем, поскольку Красногоров и Виктюк в данном случае мыслят неоспоримыми истинами: подавленная сексуальность — прямой путь в тюрьму или психушку; причем если палатой (либо камерой) окажется ваша собственная квартира, вам не станет от этого легче.
