Книга На острове Буяне - Вера Галактионова

Антон кивнул:

– Насчёт головы – правильно. Ильшин с Макаровым и с юристами остались разбираться. Как законы свои выдвинуть, чтобы пришельцы обойти их не сумели… А начальники в Ключах, конечно, другие. Продажные – это они и есть: безголовые. Им лишь бы кусок схватить… Да там ведь всё присланное – начальство! Чужому начальству местных людишек не жалко… А у нас – всегда оно своё было, наше. Там – временные, у нас – постоянные: защитники, значит, общего, своего…

Все согласно помолчали.

– …Он-то чего без ужина лёг? – спросила Нина, показав на кровать. – Старший-то защитник в дому? Защитник Отечества?.. Уже и до спальни не дошёл, Город-то.

Бронислава не отзвалась ни как.

– …Держишь ты его, мать, как девку на выданье, – покосился Антон на спящего Кешу. – Так любая девка – она хоть полы помоет. А Город… На чужом горбу ездить привык.

И на это ничегошеньки не ответила Бронислава, ни слова – ни полслова не проронив. Только налила всем чаю, пахнущего зверобоем и душицей.

– Мужик называется, – продолжал Антон, придвигая стакан. – За неделю ни разу навоз из сарая не вычистил.

Нина вздохнула:

– Опять сорок пять. Не дадут мне сегодня чаю выпить… Это ты нарочно, что ли, Антон? Про навоз?.. Хоть за стол не садись.

Бронислава засмеялась:

– Ладно тебе брезговать-то, Нин. Вся ты нынче наизнанку вывернулась… Навоз – он чистый. Чистый он!

Однако Антон их не слышал:

– Ведь пальцем о палец в доме не стукнул! – говорил он про Кешу, удивляясь безмерно. – Видит же – все на работе, приладил бы одно да другое. Разве дел по хозяйству мало?.. Зато как за стол – так за семерых пашет. Знал бы, как мы на элеваторе пластаемся… Нынче вон все конторские деревянными лопатами целую смену отмахали.

– Зерно, что ль, у нас там горит? – насторожилась Бронислава.

– Гореть не горит. А вентиляция слабая. Как бы не задохнулось понизу… Нет, зерно хорошее.

– Сухим засыпали, – успокоилась Бронислава. – Мука слёглым духом отдавать будет, если не перелопатить-то лишний разок… Ну, в городах из слёглой хлеб едят, привыкли. А нам… Нам такого не надо, конечно.

Все трое посмотрели на Кешу, громко всхрапнувшего было, но смолкшего вдруг на самой высокой, задушевной ноте. Мгновенье проходило за мгновеньем – Кеша не дышал. В мёртвой тишине размеренно стучал над кухонным столом кварцевый механизм настенных часов…

«Расступись, земля сыра-а-ая!» – коротко и сильно пропел за окнами Иван. Потом от Коробейниковых донёсся морозный скрип открываемой калитки. Пролаяла собака… И наконец Кеша выдохнул, словно спустилась велосипедная шина. Антон и Нина переглянулись, усмехаясь.

– …У него аппетит хороший, – согласилась Бронислава. – А элеваторов он что – не видал что ли? Он тут без году неделя. Нет, вам бы сразу, чтоб человек одной рукой бы расписался, а другой лопату бы схватил. И на элеватор из загса бегом бы побёг… Его работа другая – ручкой по бумаге водить. Вот какая его работа. Он без нас, может, пишет чего. Не подумали? Эх, вы…

И заторопилась втолковать им то, чего они никак не понимали:

– Непривычный он к нашей жизни. Они же там, в городах, другие. С них толку в сараях – нету. Он, вон, всю жизнь около творчества крутился. Всё стремился, хотел… А с творчества-то навару, видать, не больно много. Вот из-за этого судьбу свою и ломает. И живёт кое-как, холодный да голодный. День промыкался – и ладно, где упал – там и новоселье.

Она выпила весь чай из стакана, не сладким и сразу, а потом пригорюнилась:

– Наладился уж он так смолоду: судьбу свою ломать… Ругать – охотников много. А понять – некому. Он и не прибьётся ни к чему. А дали бы ему в руки дело подходящее, письменное, тогда бы и поглядели.

Нина покраснела от возмущения, резко, пятнами, но кашлянула – и сдержалась. Однако Антон сказал по-хорошему:

– Да что ты, мать, выгораживаешь его? Если он мужик, а не пустобрёх какой, пускай он тебя выгораживает, не ты его!.. А если его выгораживать приходится, то кто он такой?.. Не видишь – лодырь. За бабий счёт живёт.

Бронислава оглянулась на тонко всхрапывающего Кешу с осторожностью:

– …Может, он и жены-то путёвой не видал. Вот и мотался, – понизила всё же она голос. – У него раньше кто был? Ой, Антон! Одни «керосинки» да «мотыги». А ни с одной и не жил толком. Не знает он, как семьёй живут! Разучились ведь они семьёй-то жить, в городах! Там всё больше на перекладных перебиваются! Расходятся, сходятся…Он мне говорил, что любит, – призналась Бронислава.

И спохватилась – зря сказала: нехорошо так.

– Небось, всем одно-одинаковое говорит, – с жалостью посмотрела на мать Нина. – Смотри! Замотает он тебя. За неделю на что похожа стала – страх глядеть. Исхудала. Вон, взъерошенная вся, как на ветру… Расписались незнай зачем. Гони ты его!

– «Гони!», – усмехнулась Бронислава. – Хох, ты! Человек он всё же. И как сказать-то можно на человека – «гони»?!. Он что, пёс шелудивый для вас? Разве же на человека так, Нина, говорят?

– Это – человек? – спросил Антон. – Который людей дурит? Вот, живёт на свете – и дурит. Видишь, наловчился? Присосётся, как клещ… Насосался, отвалился, дальше ползёт. Пока опять не проголодается. А там вцепится в то, что поближе, в то, что потолще. Ему – разница не велика… «Любит!..» Эх, была бы в дому моя воля! Я бы ему влепил. В лобешник… Из двух стволов, дублетом! С дорогой душой.

Нина насторожилась и стала похожа на встревоженную птицу, которая улавливает дальние, невнятные шорохи; обвела взглядом стены, остановилась взглядом на ружье, висящем в простенке, однако сразу же подняла глаза на часы.

– …Ладно тебе! – оборвала она вдруг Антона. – Срубим свой дом на огороде – там твоя воля будет. А пока что – погоди. Распоряжаться-то. Командовать всеми! Материн тут порядок. Вот пускай Витёк приедет, поглядит. Он и влепит, если надо. А ты – прижмись и сиди! Хозяин… Ты тут – нет никто.

Антон не знал, обижаться ему или нет.

– Ну, бабы… – покачал он головой. – Точно: никакого покоя в доме не стало. Ты-то, Нин, с чего опять вскинулась?

– А ни с чего! Тебе лесом за год заплатили? Заплатили. Брёвна с лесопилки выписали? Выписали. Вот, об машине хлопочи, чтобы они за лето на солнышке вылежались. Как раз Витёк из армии вернётся… А то в августе нам и сруб ставить не из чего пока что. Пускай у тебя об этом голова болит, не об другом… Раскомандовался тут. И нечего на ружьё поглядывать! А то: «В лобешник!..» Будешь поглядывать, я сама тебе в лобешник половником стукну!.. Стрельнет он.

– Да я уж договорился! И в стайке место приготовил. Забыла? А брус через месяц обещали… Привезти осталось! И всё!

Бронислава тоже ничего не понимала:

– И что это у нас нервы-то ходуном расходилися? – хмурилась она. – Зинка, что ль, Коробейничиха на ветер нам чего нашептала? Или сор под стопу мне кинула, изловчилась?.. Без меня она в дом, часом, не заходила?