Книга Полночь в Часовом тупике - Клод Изнер

Виктор сосредоточенно крутил педали, направляясь к северу столицы. Таким образом он успокаивал нервы после разговора с Арно Шераком. По правде сказать, он был в этом состоянии с тех пор, как Огюстен Вальми его безжалостно отстранил от дела.

«Погоди маленько, старина, если ты решил, что меня обставил, ты попал пальцем в небо: я на корпус впереди тебя».

Он остановился, заскочил в кафе «Дюваль», чтобы согреться, заказал рагу из баранины с репой и графинчик красного. Прежде чем вновь прыгнуть в седло, он позвонил Кэндзи и извинился за внезапный отъезд: горло вдруг заболело, видимо, начинается ангина.

Въезд в Часовой тупик был перегорожен, туда пускали только жителей окрестных домов. Бульвар Рошшуар являл собой печальную картину пейзажа после свадьбы: небольшие группки людей шушукались, стоя на тротуаре. Человек с длинной палкой, на конце которой были губки, переходил улицу и чуть не протаранил Виктора, который едва успел затормозить.

— Осторожней нельзя? — пробурчал человек с палкой.

— Простите, — ответил Виктор, — я журналист, разыскиваю служащего кабаре «Небытие», того, который нашел тело.

— Рене Кадейлана?

Человек с палкой наклонился и поднял одну из своих губок. Его явно больше заинтересовал велосипед, чем вопрос.

— Это то, что мне надо, за сколько вы приобрели вашу машинку?

— Я не знаю, это мой патрон покупал. Так что с мсье Кадейланом?

— Рене так надоели легавые и репортеры, что он свалил с квартиры. Он квартируется в бакалее Фулон, где работает его цыпочка, это дом 42 по бульвару Клиши. Только молчок! Если он узнает, что это я вас направил туда, он мне уши надерет.

Пелажи Фулон довольно прохладно отнеслась к идее Виктора припарковать велосипед в помещении магазина.

— Прислоните его к стене, вот здесь, между капустой и картошкой. Что вам угодно?

— Я бы хотел поговорить с мсье Рене Кадейланом.

— Ну, здесь на гостиная и не переговорная комната, здесь бакалея! Идите внутрь, в подсобное помещение, — сухо сказала она. — Он там увивается вокруг этой фефелы Катрин, хорошо, что хоть Колетт испытывает какую-то тягу к труду!

Виктор пошел вдоль полок. Рыжеволосый гигант беседовал с двумя девушками: одна — темненькая, кругленькая, разрумянившаяся, вторая — блондинка, с тонким, бледным лицом, которая улыбнулась Виктору.

— Мадам, добрый день. Мсье Кадейлан, у меня к вам дело. Я журналист, я знаю, что вас уже замучили мои коллеги, но я отниму у вас всего несколько секунд.

— «Паспарту», «Галуа», «Эклер», легавые — да это уже просто скучно! Не рассказывайте только, что моя персона популярна на юге Франции и что вы работаете в «Пти Провансаль»!

— Рене, — вмешалась блондинка, — дай ему отработать свой хлеб, ответь ты этому господину, ты ведь сам в восторге, что оказался в центре внимания.

— Спасибо. Мадемуазель…?

— Колетт Роман.

— Это вы отмывали надпись и рисунок на пороге вашего магазина?

— Откуда вы знаете?

— Это было в статье в «Паспарту». Приказчик рассказал.

— Да, я. Мне это показалось забавным, я пыталась объяснить вдове Фулон, что стирать их было бы неправильно, но она не желала меня слушать.

— А вы помните точный текст этой надписи?

— Да, я даже переписала. Одну минуточку.

Она открыла выдвижной ящик и протянула Виктору листок. Он прочитал:

Такое время года, что нет времени на чувства.

— А я как же? — спросил Рене Кадейлан. — Что я могу вам сообщить, что еще не рассказывал остальным? Дату битвы при Мариньяне? 1515 год.

Колетт и брюнетка прыснули, а Виктор тем временем снял с ручки колпачок и приготовился записывать на оборотной стороне листка, который дала ему Колетт.

— Я пишу статью для «Эко де Пари», — сказал он. — Для меня важнее всего ваше личное впечатление. Был задержан человек, уличный художник, который рисует мелками, ему вменяют в вину два убийства. Мне показалось, что полиция немного поспешила.

— Ох, ну наконец-то хоть у одного голова на плечах. Я того же мнения. Стрелочник у них виноват, единственная улика — кусок мела, оставленный на месте последнего преступления, да его кто угодно мог оставить, я это пытался объяснить полицейским, а они только глазами хлопают. Только и надо им, что повязать человека да в камеру запихнуть! Фермен Кабриер — это мечтатель, это добрая душа, плоть от плоти парижских улиц! Когда небо серое и мрачное, он раскрашивает мир в яркие краски. Когда у него у самого дурное настроение, его преследуют страшные видения, и он передает их на картинах! Но между рисунками и убийством есть некоторая разница, а?

— Я с ним согласна, — подтвердила Колетт Роман, — Фермен миролюбивый тип, да Катрин?

— Она права, — согласилась брюнетка, — он вообще-то славный малый, этот Фермен.

— А правда, что он одержим временем?

— В смысле, временами одержим или одержим временем, которое проходит?

— Ты глупая или как? Хронологией, часами, ходиками, днями, месяцами! — воскликнула Колетт, явно раздосадованная.

— Девочки, не ссорьтесь! — вступил Рене. — Фермен Кабриер, насколько я знаю, не один нам голову морочит с датами, знаю еще одного такого. Тип не из тех, кому отпустят грехи без исповеди! Я позавчера вечером выставил его за дверь кабаре «Небытие», и причем не первый раз. И он еще угрожал мне ножом!

— А кто другой-то?

— Луи Барнав, чокнутый старик, и пьет при этом как лошадь. Он убежден, что через десять дней Земля столкнется с кометой, ну все эти бредни из календарей, которые ни имеют никакого отношения к науке. В кабаре «Небытие», где я работаю, решили обернуть эти дурацкие предсказания и панические настроения в свою пользу и сделать на этом рекламу, такой вот план.

— Это шутка дурного толка! — возмутилась Колетт Роман. — Некоторые всерьез воспринимают ваше объявление, ведь есть же ограниченные, недалекие люди! Нельзя шутить с такими вещами.

— О-ля-ля, отчего бы не посмеяться, тем более что жизнь не балует, кругом борьба! А Луи Барнав правда свято верит в эту ахинею, уверяет, что, если человеческий род исчезнет с лица Земли, невелика будет потеря и что времени надоело быть часами труда для бедняков и наживы для богачей.

— А где мне можно найти этого Луи Барнава?

— Он водит дружбу с угольщиками, навещает виноторговцев, захаживает в кафешки низкого пошиба, во всякие кабаки на Холме. Можно прочесать местность и порасспросить завсегдатаев. Кто-нибудь точно укажет, где искать типа, одетого в коричневый плащ, который может стоять самостоятельно без поддержки, такой он засаленный. Тревога, дракон летит!

Мадам Фулон, встрепанная и злая, вышла из-за угла строевым шагом, словно главнокомандующий перед войском.