Книга Письмо на небеса - Ава Деллайра

Кристен другая. Все время учится и получила за оценочный тест 2180 баллов[50]. Она хочет поступить в Колумбийский университет[51], постоянно болтает об этом и вырезает из журналов фотографии людей, одного взгляда на которых достаточно, чтобы понять, что они живут в Нью-Йорке или любом другом городе, где полно возможностей и событий. Иногда после уроков Кристен приглашает нас с Ханной и Натали к себе домой, и, перекусив, мы сидим в ее комнате и делаем уроки. Стены ее спальни завешены фотографиями из журналов, поэтому создается впечатление, что они не заканчиваются, а простираются дальше, в чью-то мечту. Мне кажется, у Тристана это должно вызывать ощущение, что Кристен не хочет быть здесь, вместе с ним. Однако пусть Кристен и собирается уехать отсюда, думаю, она хочет, чтобы он поехал с ней. В прошлом месяце, когда мы сидели в столовой и обедали, Кристен дала Тристану целую стопку заявлений в университеты.

– Хей, детка, у меня для тебя кое-что есть, – сказала она тогда с легкой улыбкой, словно приготовив ему приятный сюрприз. Затем вытащила из-за спины заявления и вручила ему.

– Что это? – спросил Тристан; в его голосе чувствовалось напряжение. Он пролистал бумаги и заявил: – Леди и джентльмены, я уже вижу заголовки газет! «Тристан Айерс поступает в захолустный, занюханный университет города Покипси». – Он вроде пошутил, но его голос был резок, как бритва. Потом Тристан повернулся к Кристен, и его глаза полыхнули злобой. – Этот отстойный университет даже не в Нью-Йорке, – сказал он тоном: «Вот какого ты мнения обо мне?».

Кристен осталась спокойной.

– Это близко, – очень тихо произнесла она.

– Ни хрена не близко. Это где-то у черта на куличках!

Она объяснила ему, что при хороших оценках он через год может перевестись в другой университет.

– Просто я недостаточно хорош для тебя. Мы оба это знаем, – ответил он, глядя ей в глаза. Порвал все заявления, бросил их на стол и ушел.

Кристен проводила его взглядом.

– Ты не прав, – еле слышно сказала она.

Я никогда не видела ее плачущей или проявляющей эмоции на людях. Выражение ее лица всегда спокойно и неизменно. Но, собрав порванные листы в аккуратную стопку и взяв их в руки, она вытерла глаза рукавом своей цыганской блузки. И, подойдя к двери на другом конце кафе, выбросила заявления в урну.

Теперь они оба ведут себя друг с другом так, как ведет себя человек, понимающий, что что-то подходит к концу, но не желающий этого признавать. Однако сейчас и сегодня они все еще здесь.

Счастливые, мы смеялись и курили на аллее под ярким, предвещающим снег, декабрьским небом. Всем понравились мои апельсины. Ханна рассмеялась, получив свой – я изобразила на нем лошадиную голову.

Натали пришла с картиной, завернутой в упаковочную бумагу с оранжевыми узорами и перевязанную оранжевым бантом. Захихикав, она протянула ее Ханне.

– Открой.

Ханна колебалась, словно боясь, что все вдруг смогут заглянуть в ее душу. Даже с друзьями она все еще предпочитала притворяться, что между ней и Натали только дружба. Наконец, она развязала бант, сняла упаковку и закричала: «Боже мой!», будто не зная, как еще реагировать. Может, никто раньше не делал ей таких замечательных подарков? Это была картина с тюльпанами, которую рисовала для нее Натали.

Натали неловко переступила с ноги на ногу.

– Тебе не нравится?

Ханна не ответила, продолжая смотреть на картину, не в силах отвести от нее глаз. Я тоже любовалась множеством оттенков на лепестках тюльпанов, думая о том, что похожее ощущение вызывает у меня закат солнца – восхищение от чего-то невероятно прекрасного и меняющегося с каждой секундой.

– Спасибо, – с чувством поблагодарила Ханна. Она готова была расплакаться, но сдерживалась перед всеми.

Когда мы шли к стоянке, Натали ей сказала:

– Теперь у тебя всегда будут тюльпаны. И они никогда не завянут. Я специально решила подарить тебе их именно так, нарисовав.

Она превратила нечто эфемерное в вечное, в то, что Ханна сохранит навсегда. И Ханна смотрела на нее, словно пытаясь осознать: вот что значит – иметь рядом кого-то, кто любит тебя так сильно. Во всяком случае, такая мысль пришла мне в голову, потому что я знаю, как бывает трудно поверить в то, что кто-то любит тебя, если ты боишься быть самой собой или если не можешь разобраться в себе. Бывает трудно поверить в то, что тебя не бросят. С той ночи в доме Ская неделю назад у нас с ним странные отношения. Он старается вести себя так, будто все в порядке, и когда я спросила его, не злится ли он на меня, он ответил: «Нет. Забудь об этом, ладно?». Вот я и пытаюсь забыть. Изо всех сил.

Искренне ваша,

Лорел.

Дорогой Ривер,

Вчера вечером я посмотрела «Мой личный штат Айдахо»[52]. В этом фильме вы не такой, каким были прежде. Изменились, как и я. Вы уже больше не мальчик из «Останься со мной»[53]. Вы выросли и, видно, уже перенесли много боли. Ваш герой Майк – нарколептик, живет на улице и зарабатывает на жизнь проституцией. Фильм начинается с кадра уходящей вдаль пустой дороги. Вы лежите на ней совсем один, сморенный внезапным приступом сна. По распахнутому над головой небу проносятся облака.

Вам снится ваша мама, которая гладит вас по голове и обещает, что все будет хорошо. «Я знаю, что ты сожалеешь», – говорит она. В фильме мама бросила вас совсем маленьким, и больше всего на свете вы хотите ее найти.

Моя мама тоже уехала. Я знаю, каково это – сожалеть о том, о чем нельзя рассказать. Если бы я могла пройти сквозь экран телевизора, я бы вас обняла. И я прекрасно понимаю, что вы имели в виду, говоря: «Эта дорога никогда не закончится». Я знаю такую дорогу. Это последняя дорога, по которой я ехала с Мэй.

Она идет вдоль растущих у реки тополей, железнодорожных путей и моста. Вдоль нашего прошлого, где мы с сестрой и где она встречает Пола. Вдоль всех тех фильмов, что мы с ней так и не посмотрели. Она ведет в место, где ничего этого не существует и где все это существует всегда, где нет такого понятия, как время, и есть лишь чувство, которое останется со мной навсегда и от которого я не смогу сбежать. Чувство вины. Это из-за меня сестра ушла.