Книга Советский порядок - Сергей Аксененко

Как тоскует по ней человек Запада — никакой комфорт ее не заменяет. Мы эту ценность имели и, сами того не понимая, наслаждались общением с людьми — на улице, в метро, в очереди. За социальным братством стояла глубинная идея религиозного братства — идея «коллективного спасения». От этой идеи отказался Запад во время Реформации, которая породила совершенно нового человека — индивидуалиста, одинокого и в глубине души тоскливого. Но Запад за эту тоску хотя бы получил компенсацию: новая этика позволила ему выжать все соки из колоний и сегодня выжимать соки из «третьего мира». Ради чего отказываемся от братства людей мы? Ведь выжимать соки теперь будут из нас.

Отказ от уравнительного идеала и стоящей за ним идеи братства означает для России пресечение всякой надежды на развитие и сохранение себя как независимой страны. Самым прямым и очевидным следствием становится разрыв исторического союза народов и народностей — распад России. Эксплуатация «слабого» неизбежно и раньше всего облекается в этническую форму. Освоение идей социал-дарвинизма сразу дает оправдание угнетению «менее развитых» народов — и борьбе этих народов всеми доступными им способами. Тут никаких сомнений нет — все это прекрасно изучено и описано. Менее очевидно, что это гасит порыв к развитию и в отдельно взятом народе — прежде всего русском.

За последние четыреста лет сложилось два разных типа ускоренного развития. И оба они основаны на том, что люди работают в режиме трудового подвига, соглашаясь на отсрочку материального вознаграждения. Один пример такого порыва дал западный капитализм, основанный на индивидуализме. Там общество — и рабочие, и буржуи — было проникнуто пуританской этикой. Рабочие трудились не за страх, а за совесть при очень низкой зарплате. Хозяева же вкладывали прибыль в производство, ведя буквально аскетический образ жизни (оргии их сынков — это отклонение от «генеральной линии» и стало массовым уже после выхода на спокойный режим).

Второй проект — договор трудящихся и элиты на основе солидарности, ради «общего дела». Самые яркие примеры — индустриализация Японии и СССР. Оба эти подхода были в большой мере уравнительными (в СССР — больше, чем в Японии), но главное, в обоих случаях все социальные партнеры были проникнуты державным мышлением.

Что же мы имеем сегодня в России? Отказ от уравнительного идеала (и значит, от идеи «общего дела») — и отсутствие всяких следов пуританской этики у предпринимателей. О капиталовложениях в производство и речи нет — украденное проматывается в угаре потребительства, растрачивается на жратву и предметы роскоши, вывозится за рубеж. А значит, никакого негласного общественного договора нет. И лишения людей абсолютно ничем не оправданы — Россия в результате «реформ» лишь нищает и деградирует. Ведь при помощи искусственно организованного кризиса разрушаются в первую очередь самые передовые производства. Этот процесс начался моментально с ликвидацией советской системы хозяйства в 1992 г., продолжается он и сейчас.

Выводы о советской хозяйственной системе.

Советское жизнеустройство сложилось под воздействием конкретных природных и исторических обстоятельств. Исходя из этих обстоятельств поколения, создавшие советский строй, определили главный критерий выбора — сокращение страданий. На этом пути советский строй добился признанных всем миром успехов, в СССР были устранены главные источники массовых страданий и страхов — бедность, безработица, бездомность, голод, преступное, политическое и межнациональное насилие, а также массовая гибель в войне с более сильным противником. Ради этого были понесены большие жертвы, но уже с 60-х годов возникло стабильное и нарастающее благополучие.

Я думаю, что надо честно сказать людям: так зажиточно жить, как в послесталинское советское время, большинство наших граждан не будут очень долго, и возможно никогда. Советский строй в целом был уникальной, чудесным образом достигнутой точкой во всем пространстве социально-экономических вариантов жизнеустройства. Сейчас даже трудно объяснить, как нас занесло в эту точку, — настолько маловероятно в нее было пробиться.

Сегодня, видя, насколько слаб, податлив и греховен человек, как легко его соблазнить бусами и побрякушками, мы должны преклониться перед русским народом первой половины XX века. Он самоотверженно, на своих костях построил доброе, спокойное, экономное и щедрое общество. Хозяйство в нем было, в меру своего развития, необычайно, необъяснимо эффективным. Множество сил объединилось, чтобы нас с этой точки столкнуть, и это удалось. Сойдя, мы сразу оказались в глубокой трясине, и нас засасывает все глубже и глубже — по всем показателям, и материальным и духовным. И даже нет гарантии, что мы вообще выберемся на какую-либо твердую кочку. Ничего же иного, подобного по эффективности советскому укладу, нам не светит. Возможно, для нас другой такой точки и нет.

Сегодня с массы людей срывают цивилизационную надстройку, наросшую за советский период, — идет быстрая архаизация сознания и общественных укладов. Люди спиваются, эксплуатируют женщин и детей. Это признаки превращения России в большую трущобу, северную фавелу. У людей фавелы другой язык, другая мораль и другая рациональность. Вернуть их в общество — особая большая проблема, которой мы не знаем. Конечно, не Чубайс этот процесс начал, но советская школа и советский завод держали его под контролем. Болезнь можно было лечить, а можно резко усилить и воспользоваться состоянием больного.

Сейчас, думаю, ясно, что даже при улучшении дел в «обществе» фавела в него автоматически не вернется. Будет нужна большая и творческая работа по реабилитации. И наверняка с элементами жестокости, в которой потом будущие Горбачевы обвинят будущих Сталиных.

С.И. Аксененко

Часть 2
О системе Советского хозяйствования, о разрушителях СССР и роли либеральной интеллигенции

Присущ ли дефицит плановой экономике по природе?

Я давно хотел пересмотреть передачу Леонида Парфенова, «Намедни». И вот наконец приобрел нужный DVD и начал методичный просмотр. Каждая серия «Намедни» посвящена определенному году, начиная с 1961-го. Я смотрел все, по порядку. В передаче освещали наиболее важные события в политике, культуре, спорте и экономике.

Комментаторы программы критически относились к плановому характеру советской экономики. Особенно ругали пресловутый дефицит. Красочно описывались очереди за товарами, пустые полки магазинов, распределение некоторых продуктов по блату.

Но чем дальше я углублялся в просмотр передачи, чем больше фактов приводилось, тем яснее для меня проступала одна простая мысль. А ведь плановая система тут ни при чем! Дефицит, по природе, присущ плановой системе не больше, чем рыночной. Причина дефицита совсем в другом! Все оказалось настолько просто, что даже удивительно, почему об этом не говорят защитники плановой экономики. Причина дефицитов не в характере экономики, а в системе межчеловеческих отношений, сложившихся в нашей стране, в традиционной патриархальности этой системы.

Вот простой пример — в 1970-е с прилавков начали исчезать дорогие конфеты. Авторы программы «Намедни» сообщали, что советская промышленность не только не снизила, но даже увеличила производство конфет. А дефицит наступил потому, что жить люди стали лучше, денег на руках у них стало больше и, соответственно, возросло потребление. Знали ли об этом плановики? Да — знали. Какой путь для решения этой проблемы нашли бы представители западной цивилизации будь у них плановая система? Они просто, тем же плановым путем подняли цены. Подняли соответственно увеличению доходов населения, ровно к тому уровню, чтобы дефицит исчез и полки магазинов ломились бы от дорогих товаров. Такой уровень повышения цен совершенно несложно просчитать исходя из объемов денежной массы на руках у людей. А объем денежной массы регулируется государством, как в плановой, так и в рыночной системе. На этом, кстати, базируются идеи монетаризма.