Книга Пятая колонна - Владимир Бушин

И дальше: «Армия Манштейна рвалась на Кавказ…». Во-первых, рвалась не армия, а группа армий «А», и командовал ею с 10 июля 42 года не Манштейн, а генерал-фельдмаршал Вильгельм Лист, которого 10 сентября заменил опять же не Манштейн, а сам Гитлер (10 сентября — 21 ноября 1942 года). За что он намахал Листа? За то, что тот не смог выполнить задачу: окружить и уничтожить наши войска между Кубанью и Доном. Это несколько противоречит уверенному, но корявому заявлению романиста о том, что «немцы устраивали нам котлы с легкостью шахматных партий (?)». Какие в шахматах «котлы»? Хоть один «котел» устроил Алехин Капабланке, или Карпов — Корчному, или Каспаров — Карпову?

И еще: «Ставка главнокомандующего…». Не было такой штукенции, а была Ставка Верховного Главнокомандования (СВГ). И вся эта чушь на одной первой странице романа, даже в первом абзаце. Думаете дальше — лучше? Почитайте.

Такого же уровня познания Володарского и о Красной Армии. Так, в романе орудуют какие-то «мобилизационные команды». Что это такое? Мы получали повестки и являлись в военкоматы с ложкой безо всяких команд. На потребу нынешним скоропостижно верующим властям втюрил в штрафной батальон бесстрашного попа-добровольца. На майора НКВД возложил ответственность за минирование и разминирование. Или автор тут просто не знает, что к чему, или это с целью еще раз плюнуть на НКВД: вот, мол, майор не разминировал предполье, и солдат послали в атаку прямо по минному полю, впереди — бесстрашный Цукерман. И губят на минах целую сотню, потом заградчики расстреливают еще сотню, остальных несколько дней морят голодом. Поскольку-де «коммунисты нас за людей не считают».

А уж чего стоят картиночки, в которых володарские солдаты то и дело «передергивают затворы автоматов». Слышал он такое выражение, но не соображает, где оно уместно. Какой затвор в автомате! Он его не только никогда в руках не держал, но даже не видел на фотографии. Орудийную стрельбу он слышит за двести километров… И нет конца фанерным ужасам и безграмотным нелепостям. А чем ужасней и напористей, тем правдивей.

Я уж не говорю о том, что тем летом 42-го года наши солдаты и офицеры в романе носят погоны, а на самом деле их ввели только в 43-м, и, конечно, не сразу все получили; у иных персонажей красуется на груди орден Боевого Красного знамени, а то и два-три, но такого ордена у нас никогда не было. Как не было Ставки главнокомандующего, как не давали перед боем по 300 грамм (полтора стакана!) водки и многого другого, что напихал Володарский в свой роман. И вот в этом портативно элитном издательстве «Вагриус» никто не знает, что за вздор пустили гулять по свету тиражом в 15 тысяч экземпляров. Редакторы Т.С. Блинова и А.С. Виноградова не соображают даже того, что может быть с человеком после 300 грамм водки. А ведь ему надо в атаку бежать, орудие наводить, танк вести, самолетом управлять… В порядке следственного эксперимента выпили бы сами перед редактированием хотя бы грамм по 100. Но и так полное впечатление, что вы работали над рукописью, приняв как раз грамм по 300.

Это сказалось и на языке романа. Автор, уверенный, что это истинно народный язык, уснастил речь своих персонажей такими его образцами: «гля», «штоль», «щас», «нехай», «ежли», «я тя пристрелю», «я те покажу», «отзынь», «ты че?», «тебе че?», «че там?»… И т. п. Он не понимает даже простейшие слова армейского обихода. Например, ротный — это командир роты, а он солдат роты называет «ротными». И что редакторы? У них в глазах струя и не видят ни фуя…

Но главное, в фильме по сценарию Володарского все выглядело так, словно основной, решающей боевой силой Красной Армии были штрафные батальоны, состоявшие из таких, как его Глымов, «вор в законе», бандит с тринадцати лет, который «троих лягявых (милиционеров) уработал, двоих инкассаторов уложил» и прямо называет себя врагом своей страны. Да и сам командир батальона мечтает о «другой власти». Так, в других шедеврах демискусства доказывается, что советская индустрия — дело рук заключенных. В действительности и штрафники, и заключенные составляли не более 2–3 процентов численности Красной Армии и трудового народа, из чего нетрудно понять, какова была их роль. Но, разумеется, и за это спасибо. Ведь Пивоваров, Сарнов или Млечин вовсе никакой роли не сыграли.

Стремясь раздуть роль штрафников, а заодно бросить тень на приказ Сталина № 227, Володарский на обсуждении фильма решил спекульнуть великим авторитетом маршала Рокоссовского. Он, говорит, писал в воспоминаниях: «5 июля 42-го года к нам подошла 2-я бригада штрафников. Значит, была и 1-я». А на самом деле у Рокоссовского вот что: «В августе 1942 года к нам на пополнение прибыла стрелковая бригада, сформированная из людей, осужденных за разного рода уголовные преступления. Они добровольно вызвались идти на фронт, чтобы ратными делами искупить свою вину. Правительство поверило их чистосердечным порывам» (с. 136).

Так что же мы видим? Во-первых, дело было не в начале июля, а в августе, т. е. уже после выхода приказа Сталина. Во-вторых, тут бригада гражданских добровольцев-уголовников, а не фронтовых штрафников. Штрафных полков, бригад, дивизий вообще не было, а только роты и батальоны. В-третьих, у Рокоссовского нет никакой «1-й бригады». Сценарист просто впарил это маршалу.

На том же обсуждении Володарский сказал: «Меня интересовало, почему немцы вдруг (!) оказались под Москвой». Ну, сказать это простительно было разве что человеку, лишь вчера свалившемуся с Луны и только сегодня очухавшемуся. Не «вдруг», а почти полгода, обливаясь кровью, ломая кости и теряя головы, немцы с их супертехникой и вундероружием ползли к Москве и доползли на три месяца позднее, чем Наполеон с его конной тягой, пехтурой и аркебузами. А ведь те и другие начали вторжение с одной и той же позиции, да еще Наполеон-то на два июньских дня позже. И надо бы еще помнить, что тот-то все-таки оказался в Москве, а немцы под ее стенами едва не схлопотали полный крах. Из продвижения немцев к Москве, из захвата ими наших городов никто секрета не делал, обо всем этом сообщали народу и радио, и газеты. Так что их появление в 27 верстах под Москвой ни для кого не было «вдруг». Я помню даже вечернюю сводку Совинформбюро за 15 октября: «На Можайском направлении противник прорвал нашу оборону, и положение на фронте резко ухудшилось». 17 октября немцы захватили Можайск. Та вечерняя сводка за 15 октября — образец излишне добросовестной информации, ибо именно она явилась причиной весьма прискорбных событий в столице на другой день — 16 октября…

* * *

На телевизионном обсуждении «Штрафбата» его расхваливали, конечно, Швыдкой, тогда министр путинской культуры, малограмотный полковник Шаравин и сами творцы — Володарский и Досталь. Для понимания уровня и этих похвал, и самих хвалебщиков стоит упомянуть хотя бы одну фразу Швыдкова, тоже недоумевавшего, почему «вдруг под Москвой»: «Мы точно (!) знали (!!), что в армии воевали только (!!!) кристально честные, чистые, благородные люди». Даже не думали или считали, а «знали» и не как-нибудь, а «точно»! А не слишком кристальных, хоть чем-то замаранных и не совсем благородных выбраковывали. И вот такого олуха Путин назначил министром своей культурки… Он был одновременно членом трех творческих Союзов — писателей, журналистов и театральных деятелей. Да неужели в одном из этих Союзов ему втемяшили, что Красная Ария целиком состояла из белокрылых ангелов? Или сам дошел своим пронзительным умом? Конечно, сам.