Книга Антракт - Мейвис Чик

— Спору нет, ты красавица. — Финбар Флинн включился в игру. У меня голова закружилась от осознания этого или, возможно, от водки, но я продолжала.

— Тогда прочитаю тебе кое-что, — предложила я. Он снова сел на диван, устроился поудобнее и помахал сухим цветком.

— Готов?

— Готов.

И я начала.

Двенадцать[15]…

Часы пробили полночь, но это не имело значения.

Под лунный шепот и пение…

Я забыла несколько строк, но это тоже было не важно.

Стираются уровни памяти

И четкие отношения

Сомнений и уточнений…

Я взглянула в его черные глаза в надежде, что языки пламени, которые снова обжигали меня, разбудят и его чувства. Он же сосредоточенно и с удовольствием наблюдал за мной. Что ж, это уже кое-что.

И каждый встречный фонарь,

Как барабанный удар…

Я опустилась на колени у его ног, в тот момент почти не контролируя себя из-за волнения…

И всюду, куда ни глянь…

Великолепная, отличная пауза.

Ночь сотрясает память,

Как безумец — сухую герань.

Он захлопал в ладоши. Хризантема сбросила еще несколько полуувядших лепестков.

— Это было просто чудесно, — произнес Финбар и вздохнул.

Я положила голову ему на колени (ужасно костлявые) и задумалась. Сейчас он обнимет меня, и все случится. Я продемонстрировала ему лучшее, что было в моих силах. Если не это, ничто другое не поможет. Он положил руки мне на плечи, и я чувствовала их жар. Затаив дыхание, я не слышала ничего, кроме тиканья часов у моего уха. «Вот оно, — подумала я. — Вот…»

А затем.

Конечно же.

Раздался звонок в дверь. Он запросто мог убить меня своими коленями, но, думаю, в тот момент мое тело было словно резиновое, так что я просто отскочила.

— О Господи, — сказал Флинн, — это за мной. Я лучше пойду.

И пока я сидела в оцепенении и замешательстве, вышел в холл и открыл дверь.

— Финбар! — послышался голос, который я узнала, — он принадлежал мужчине с блестящими глазами. — Ты должен быть на вечеринке в соседнем доме. Ты не можешь вот так просто смыться.

— Иду. — Финбар говорил извиняющимся тоном. А потом он позвал меня: — Герань, а ты идешь? Я уверен, там найдется место и для тебя. Пойдем, повеселимся вместе, давай?

Повеселимся? Веселье? А мы здесь чем занимались?

— Нет, спасибо, — ответила я достаточно беспечно. — Я останусь дома, если не возражаешь.

Я ожидала, что он вернется в комнату, возьмет меня за руку и поведет за собой, но он не сделал этого.

— Тогда с Новым годом! — крикнул донателловский Давид.

Хлопок входной двери.

Я разжевала две большие конфеты и запила их остатками водки из бокала. А потом сразу же пошла наверх — в туалет, пока мне не стало по-настоящему плохо.

Плохо, как ни странно, от всего.

Глава 5

Следующий день прошел как в тумане, я плохо себя чувствовала и не могла даже думать о происшедшем, не говоря уже о том, чтобы оценить влияние прошлой новогодней ночи на мою жизнь. В целом я пришла к выводу, что у меня случилось помрачение рассудка и оно не будет иметь никаких последствий. Поскольку я пролежала в постели целый день, чувствуя себя слишком слабой, чтобы двигаться, в качестве предмета для размышлений я выбрала не жизнь, а смерть. Да, именно смерть — это совсем другое дело. Примерно в семь утра она показалась мне великолепным решением. Но постепенно, по мере того как продвигался день: сначала темнота сменилась рассветом, потом появилось солнце, которое рвалось в комнату, несмотря на закрытые шторы, затем солнце снова сменили сумерки, и в итоге наступила темная ночь, — жажда жизни пересилила. И около восьми вечера я поднялась — ослабевшая и дрожащая, но живая свидетельница прошлых событий. Вполне очевидным решением было вернуться к истокам, и я долго лежала в теплой ванне прежде чем попытаться спуститься на первый этаж. Как будто я смывала все грехи мира или по меньшей мере прошлой ночи. Вся мелодраматичная история утекла в сливное отверстие, и я снова стала свежей, чистой и непорочной как телом, так и душой. Итак, очистившись от грехов, я спустилась вниз.

На коврике в холле лежала записка. Я тотчас почувствовала надежду, что записка от него, и осознала, что процесс очищения был не вполне успешным. Я вспоминала, не переставая морщиться, как пригласила донателловского Давида войти, а потом устроила представление, — и эти мысли бросали меня в дрожь. Не буду отрицать, у меня упало сердце, когда я узнала почерк и поняла, что автор записки — Джеральдина. Перспектива остаться ученой старой девой, закрывшейся в ледяном замке, казалась мне менее привлекательной, чем раньше, — до небольшого эпизода прошлой ночью, и я чувствовала себя слишком слабой, чтобы pro tern[16]попытаться это исправить.

В записке говорилось:

Джоан, дорогая!

Мы не знали, что ты уже вернулась, пока Финбар сегодня утром не сообщил нам эту новость. Иначе мы не стали бы шуметь так сильно. Я собиралась позвонить тебе сегодня, но, увидев опущенные шторы, решила, что ты отдыхаешь. Надеюсь, мы увидим тебя, чтобы иметь возможность извиниться лично, до того, как встреча Нового года станет делом далекого прошлого.

Извини, что Ф. потревожил тебя. Сейчас он немного предрасположен к браваде, или, может быть, я имею в виду бахвальство? Он репетирует пьесу «Кориолан». Похоже, вживается в роль и вполне может устремиться туда, куда боятся летать ангелы. Боюсь, он просто не подумал, что может быть нежеланным гостем.

Прости. Прости.

С любовью, Дж.

Я позвонила ей и попросила не волноваться.

— Джоан, мне кажется, ты произвела сильное впечатление на нашу суперзвезду.

На другом конце провода я сморщилась:

— Да, что ж, и он на меня произвел сильное впечатление…

— Он заставил Фреда перерыть весь дом в поисках антологий поэзии. Сказал, ты цитировала ему Элиота.

Я снова сморщилась.

— Да, — сказала я, — боюсь, я что-то такое делала. Возможно, я слишком много выпила, наверное…

(Возможно? Наверное? Спокойнее, спокойнее.)

— А мы разве нет? — заметила Джеральдина. — Не переживай, это в счет Нового года. — Она помолчала, а потом осторожно Добавила: — Было бы приятно иногда тебя видеть. Я имею в виду, проводить вместе время. Я позвоню.