Книга Шутки в сторону - Оксана Обухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На том и порешили. Ребятишки оставили в покое молоток и вернулись к более злободневным делам — Гоша категорически решил сменить окраску, то есть цвет волос до радикально коричневого, и стал отправлять Полину в магазин за краской.
— Кошек найду и поеду, — озабоченно обыскивая дом, согласилась Полина. — Кис-кис-кис…
Кошек искали в саду, в спальнях, звали у чужих заборов, и особенно у ограды взорванного дома, но Дезире и Бемоль как в воду канули.
— Никогда такого не было, — жалобно причитала Полина. — Обычно только скажи «кис-кис», сразу возникают и на кухню несутся. Может быть, обиделись, что я вчера ночью не стала их кормить? Так не до этого было и не время…
— Голод не тетка, вернутся, — пообещала я и пошагала из сада к террасе.
Полина шла следом и на ходу продолжала умолять зверей вернуться:
— Кисоньки, кисоньки, где вы?!
Проходя мимо арки в подвал, я услышала памятный утробный вой и буквально окаменела: Полина наскочила мне на спину и прошептала:
— Тоже слышишь?
— Угу. Гоша на месте?
— В гостиной что-то напевает, — также тихо произнесла хозяйка дома.
— Вчера кошки так же выли, — нагоняя на себя страх, пробормотала я. — Может быть, к тебе подыхающая крыса из соседнего дома забежала? Гоша-то на месте…
Утробный вой прекратился, и я трясущимися пальцами нащупала выключатель на стене. Все также, как вчера, только пяток стилиста сверху я не увидела.
По освещенной лестнице мы, подпирая и подбадривая друг друга, осторожно спустились вниз. Полина нашарила на углу стены еще один выключатель, и по всему подвалу одновременно вспыхнуло множество ламп.
Кошки сидели возле закрытой двери в парную финской бани и очень интересовались дверным косяком. Дезире принюхивалась к щели между дверью и плинтусом и нервно дергала хвостом.
— Крыса? — прошептала Полина.
— Ага. Вошла и дверь за собой закрыла. Что-нибудь тяжелое под рукой есть?
Полина взяла от печки, выходящей в предбанник, кочергу, протянула ее мне, сама вооружилась совком для угля и тихонько потянула дверь на себя.
На нижней полке сауны сидел очень грязный человек и испуганно смотрел на нас.
Мы взвизгнули, захлопнули дверь, вцепились в ручку что было силы, и Полина заорала:
— Гоша!! Вызывай милицию!! Они возле бандитского дома до сих пор ходят!!
— Не надо милицию!! — взмолился голос из бани. — Прошу вас, не надо! Я сам уйду! Откройте! Я сам уйду, ну, пожалуйста…
В голосе молившего было столько страха, что Полина сжалилась, перестала вопить и строго спросила:
— Вы кто?
— Я Жора, ваш сосед. Мой дом взорвали!
— А кто тогда в вашем доме сгорел? — все так же строго и недоверчиво поинтересовалась Караулова.
— Толян! Нас обоих взорвать хотели, но я выжил… Пожалуйста… Не вызывайте милицию… Я сам уйду… ночью…
Что следовало предпринять в этом случае, я, честно говоря, не знала. Сосед бандит умолял нас так слезно, что разжалобил бы даже печную заслонку, и, плюнув на доводы разума, мы перестали требовать милицию, открыли дверь.
Жора Бульдозер — огромный накачанный парень лет двадцати восьми — выглядел жалко. Пепельный ежик волос почернел от копоти, лицо измазала сажа, голубая футболка превратилась в половую тряпку, кроссовки и брюки до колен зияли огромными, прожженными дырами. Создавалось такое впечатление, что основную площадь тела нашего соседа накрыл ровный прямоугольник и оставил огню только верхнюю часть головы и ноги ниже колен. Брови Жоре не опалило, только волосы. Лицо и майку он потом равномерно измазал сажей, но дыр от угольев на этой части тела и одежды не было.
— Зачем ты сюда заполз? — грозно спросила Полина.
— Спрятался, — честно ответил Жора.
— А твой… Толян погиб?
— Не знаю. Но если вы говорите, что кто-то погиб, то это, скорее всего, он. Больше никого в доме не было.
Жору била крупная дрожь, он обнимал себя за плечи, пытался остановить колотун, но получалось плохо.
— Тебя надо отмыть, — все так же сурово, но уже здраво заявила мадам хозяйка. — Гоша! Где ты там шляешься?!
— Я тут, — раздался голос из предбанника, и стилист просунул нос в парилку. — Боже мой, кто это?!
— Жора, — скупо объяснила Полина. — Ты милицию вызвал?
— Нет. А что, надо? — И тут же начал оправдываться: — Там не слышно ни черта, что вы тут орете… Так я побежал?
— Не надо. Помоги лучше товарищу ванну принять.
— Я?! — перепугался Гоша и попятился.
— Нет, я, — гавкнула Полина. — Принеси полотенца, он тут уже все изгваздал, и зеленку с йодом, надо раны обработать.
Никто и никогда не сможет понять душу русской женщины. Только что Полина обеими руками держала дверную ручку и голосила: «Милицию, милицию!» Только что я была вооружена кочергой. Но вид несчастного мужчины пробудил в нас лучшие, благороднейшие чувства — милость к побежденным, милосердие к раненым, сострадание к беглецам любого рода.
Жора был низвержен, ранен, и он прятался. Весь набор для проникновения в душу русской женщины в полный рост. Если бы Бульдозер явился к Полине Аркадьевне во фраке и при цветах, то вряд ли добился расположения так быстро.
Гошу и Жору мы оставили в душевой кабине сауны, сами поднялись наверх и принялись решать, как поступить с ним дальше.
— Как минимум накормить, — предложила Полина Аркадьевна.
— Да. А потом в три шеи.
— А потом раны обработать, — угрюмо добавила Караулова.
— Этим сейчас Гоша занимается, — заметила я. — Надо быстрее от него избавляться.
— Как? Переулок до сих пор перекрыт, и там кругом криминалисты. Стрельников тройное оцепление выставил. Мышь не проскочит.
— Хорошо. В три шеи — ночью. Но обязательно. Не забывай, Жора работал на наших врагов.
— Ты уверена? — приподняла одну бровь мадам.
— Сейчас узнаем. Либо он нам все рассказывает, либо мы сдаем его ментам.
— Не стыдно? Шантажировать раненого…
— Отстань! По его милости Гоша в подвал упал, ты чуть умом не тронулась! Я тут как дура третий день ошиваюсь… Прости. — Глаза Полины с обидой блеснули, и я повторила: — Прости, я погорячилась. Но от Жоры надо избавляться.
Красный как рак и очень смущенный, в гостиную зашел Гоша. Приблизился мелкими шажками к дивану, сел на краешек, просунув ладони между колен, и слепо посмотрел на нас:
— Девочки. Это фантастика. У него тело молодого бога.
— Ты что несешь!! — зашипела Полина, но вдруг осеклась и произнесла с крайней заинтересованностью: — Что ты там говоришь?