Книга Непокорная жена - Кристина Кук

Он пожал плечами.

– Ну, теперь, когда мы установили, что я самовлюбленный негодяй, почему бы вам не остаться здесь и не почитать мне стихи?

Элинор снова взглянула на свою книгу – томик стихов Вордсворта и Кольриджа «Лирические баллады». Осмелится ли она читать ему? Она часто читала вслух Селине, а также Генри. Но сейчас совсем другое дело.

– Я должна предупредить вас, что в этих стихах нет ничего непристойного в отличие от тех, которые вы читали мне в тот день, когда у нашей кареты сломалось колесо. Боюсь, эти стихи менее возбуждающие, чем те, которые вы предпочитаете.

– Однако не исключено, что я удивлю вас своим превосходным вкусом. Начинайте же, Элинор. Сядьте и представьте, что меня здесь нет. Я буду находиться на ветке, на безопасном расстоянии.

Элинор закусила нижнюю губу, размышляя над его просьбой.

– Ну хорошо, – сказала она наконец, снимая свою накидку и расстилая ее на траве. Затем села, стараясь выглядеть как можно грациознее, и подобрала под себя свои длинные ноги.

Раскрыв книгу, Элинор начала листать страницы, ища стихи, соответствующие данной обстановке. Наконец остановилась на последней поэме сборника. Она глубоко вздохнула, стараясь восстановить дыхание, затем начала читать, возвысив голос, чтобы его было слышно поверх шума волн внизу:

Пять лет прошло; зима, сменяя лето,

Пять раз являлась!

И опять я слышу

Негромкий рокот вод, бегущих с гор,

Опять я вижу хмурые утесы —

Они в глухом, уединенном месте

Внушают мысли об уединенье

Другом, глубоком, и соединяют

Окрестности с небесной тишиной.

Элинор продолжала читать, постепенно усиливая чистое звучание красивых слов, слетавших с ее языка. Спустя почти десять минут она подошла к последним стихам, и в голосе ее чувствовалось необычайное волнение. Похоже, она с огромным усилием сдерживала слезы, читая заключительные строки.

Я буду там, где голос мой не слышен,

Где я увижу взор безумный твой,

Зажженный прошлой жизнью, – помня все же,

Как мы на берегу прекрасных вод

Стояли вместе; как я с давних пор,

Природы обожатель, не отрекся

От моего служенья, но пылал

Все больше – о! – все пламеннее рвеньем

Любви святейшей.

Ты не позабудешь,

Что после многих странствий, многих лет

Разлуки эти чащи и утесы

И весь зеленый край мне стал дороже…

Он сам тому причиной – но и ты![2]

Она тихо закрыла книгу и положила ее перед собой. Какие красивые романтические стихи! Они никогда не могут наскучить; они всегда вызывали у нее слезы восторга, находя отклик в душе.

Набравшись храбрости, Элинор подняла голову и взглянула на дерево, где молча сидел Фредерик. В течение нескольких минут он просто смотрел на море, и ветер шевелил его волосы. В профиль он казался старше своих двадцати трех лет, и его благородное происхождение становилось очевиднее. Его скулы обрамляли темные бакенбарды, полные губы и нос с трепещущими ноздрями были превосходной формы. Элинор отвернулась, не в силах выдержать уже знакомую волну желания, захлестнувшую ее.

Фредерик наконец заговорил, нарушив напряженное молчание:

– Просто прелестно, Элинор. Возможно, это самое превосходное чтение, какое я когда-либо слышал. И выбранные вами стихи очень соответствуют обстановке. Это Вордсворт?

Элинор откашлялась.

– Да, это он. Вам нравятся его произведения?

– Никогда прежде я не испытывал такого удовольствия. У вас очень красивый голос, и вы читаете стихи с большим чувством. Теперь в моем лице вы обрели преданного поклонника вашего таланта.

Элинор с радостью восприняла этот комплимент.

– Рада слышать это. Хотите, я почитаю еще?

– Конечно. И я буду самым почтительным слушателем. Однако я думаю, мне следует присоединиться к вам, так сказать, на твердой земле, если не возражаете.

Элинор покачала головой, наблюдая, как он улыбается ей.

– Я не возражаю. Неужели, Фредерик, вы не понимаете, как глупо выглядите, забравшись на дерево, словно мальчишка?

– Вы только посмотрите на этот корабль, – сказал он, обращая ее внимание на море. – Он такой огромный. Готов спорить – это не пассажирское судно.

Элинор поднялась на ноги, вглядываясь поверх выступа утеса в морскую синеву.

– Где он?

– Там, – сказал Фредерик, указывая на горизонт. Элинор поднялась на цыпочки и вытянула шею, однако ничего не увидела, кроме открытого моря.

– Я ничего не вижу, – сказала она, качая головой.

– Похоже на американский корабль. – Он прищурился, прикрывая ладонью глаза от солнца. – Взгляните на паруса.

– Какие они? Я ничего не вижу, кроме воды, насколько хватает взора.

– Идите сюда, – сказал он, протягивая руку вниз. – Вы можете забраться на самую нижнюю ветвь? Я помогу вам.

– Вы хотите, чтобы я залезла на дерево? – Голос Элинор возвысился до самых высоких нот. – Вы с ума сошли?!

– Вам ведь тоже хочется залезть сюда, не так ли? – произнес искушающим тоном Фредерик, растягивая слова. – Так не стесняйтесь. Вы увидите, у этого корабля необычные паруса, каких я прежде не видел. Я не могу передать словами их красоту, – добавил он.

Элинор хотела отказаться, но затем передумала. Надо сказать, это было не первое дерево, на какое ей приходилось забираться. В детстве она и Генри проводили много времени, сидя на ветках в Ковингтон-Холле. Элинор никогда не боялась оцарапать колени или упасть. Она больше беспокоилась о своем слабом брате, чем о собственной безопасности. Сама она была достаточно сильной и способной влезть на дерево.

– Ну хорошо, – сказала Элинор и ухватилась за его предложенную руку. Сучковатое дерево позволяло легко находить опору для ног, и вскоре Элинор достигла нижней ветви, на которой сидел Фредерик. Она устроилась рядом с ним, продолжая держаться за его руку.

Элинор сразу увидела корабль вблизи линии горизонта; его великолепные паруса трепетали на ветру. Судно явно направлялось в Плимут.

– Вы правы. Это огромный корабль.

Фредерик взглянул на нее, приподняв одну бровь.

– Вы довольно быстро забрались сюда, – заметил он.

– Не правда ли? – Элинор улыбнулась, довольная собой. – Но вы должны обещать, что не расскажете об этом Селине. Моя подруга умрет от досады, узнав о моем крайне неприличном поведении.

– Я помню, в юном возрасте вы были очень разбитной, когда носились по лугам и плескались на речной отмели. Помните, как мы мчались по полю верхом на лошадях?