Книга Ангельское личико - Лили Феррари

— Брось это, Нетта, ладно? Держись подальше. Не твое это дело.

Марионетта снова обернулась к брату.

— Трус, — отрезала она. — Codardo! Все мужчины в этой семье обманщики и трусы! Ты поступил в полицейские, поскольку утверждал, что хочешь делать жизнь людей лучше, но не прошло и пяти минут, как ты стал таким же продажным, как и все остальные! Сколько это стоит, Тони? Сколько платят Моруцци тебе и таким, как ты? — Она ненадолго замолчала, не находя слов. Затем швырнула ложку на стол, та со звоном ударилась о стеклянную вазу с фруктами. — Я ненавижу и презираю тебя, Тони, и никогда больше не буду с тобой разговаривать!

Идти Марионетте было некуда. Спала она в гостиной, так что была лишена даже возможности вылететь из комнаты и хлопнуть дверью. Она стояла, дрожа и сдерживая желание наброситься на брата с кулаками. Затем повернулась и направилась в единственную комнату, куда, она знала, за ней не пойдут, — в темную спальню деда.

Девушка вошла, закрыла дверь и постояла, чтобы немного успокоиться. Дедушка, наверное, спит, и отец не станет заходить сюда и уговаривать ее не нервничать и продолжать готовить ужин. Она немного постоит, пока сердце не перестанет бешено колотиться, потом с достоинством вернется и закончит готовку. Она подаст им ужин, как подобает примерной дочери в итальянской семье, но разговаривать с ними не будет, ни в коем случае, что бы они ни делали, ни с братом, ни с отцом…

— Нетта…

Девушка вздрогнула и подняла голову. Дед не спал. Ну, конечно, разве можно спать, когда вокруг все орут? Он жестом подзывал ее к кровати. Она подошла.

— La lampada,[31]зажги свет…

Марионетта щелкнула выключателем настольной лампы. Осветилось серое потное лицо старика, выделяющееся на белой подушке. Она со страхом поняла, что состояние деда ухудшилось.

— Дедушка, — прошептала девушка, села на стул рядом с кроватью и взяла его за руку. Рука была холодной, и, когда он сжал ее ладонь, холод его плоти напомнил ей о близкой смерти. — Прости, — попросила она, досадуя на саму себя, — прости, дедушка, что я такая эгоистка… Я не хотела разбудить тебя.

Он покачал головой, и, казалось, что это движение вызвало сильную боль.

— Я не спал, Нетта. Я слышал, что ты там говорила.

— Дедушка, мне очень жаль…

— Нет, — прохрипел он. — Слушай, я должен тебе кое-что рассказать. Я должен… — Она попыталась успокоить его, уговорить лежать спокойно, но он лишь упрямо мотал головой. — Ты должна позволить мне рассказать, Нетта. Это важно. Это поможет тебе многое понять, понять твоего отца и брата и, возможно, не презирать их столь сильно…

Она сжала губы.

— Они трусы, дедушка. Оба. Тут уж ничего не изменить.

Старик вздохнул, вздох перешел в кашель, поднимающийся из груди и рвущий горло.

— Я хочу тебе сказать, — выдохнул он, — насчет Сицилии. О твоей бабушке Джульетте и обо мне.

Марионетта пыталась уговорить его, успокоить, тихонько поглаживая руку.

— Я все знаю, дедушка. Мне мама рассказала. — «Перед самой смертью, совсем, как ты», — едва не произнесла она, но вовремя прикусила губу. Может, так все и есть, однако нельзя напоминать больному о близкой кончине. — Тебе нечего добавить, дедушка. Поспи.

Он снова покачал головой, нахмурив брови.

— Ты слушай, — почти прошептал Франко, — ты только слушай.

Она кивнула, решив, что лучше не спорить.

— Я в молодости был боевой, — начал дед свой рассказ. — На Сицилии. Я организовывал стачки против землевладельцев…

— Мама мне рассказывала… — Марионетта вспомнила слова матери по поводу fasci, социалистической крестьянской организации.

Он улыбнулся, гордясь воспоминаниями.

— В своей деревне я был вожаком.

Она наклонилась и ласково погладила дедушку по голове. Он выглядел таким хрупким. Трудно себе представить, что этот больной старик был когда-то крутым парнем и что седые волосы, прилипшие к потному лбу, были в свое время черными кудрями, обрамляющими сильное лицо крестьянина, такое, как на фотографии на комоде.

— Я знаю все о твоем соперничестве со старым Моруцци, дедушка. Мама рассказала. Потому и отдала мне куклу.

Он нетерпеливо махнул рукой, неожиданно проявив свой прежний раздражительный характер.

— Не обращайся со мной, как с идиотом, внучка! Я еще не выжил из ума. Разумеется, ты знаешь историю про куклу, я не собираюсь повторять тебе все эти старые байки…

— Извини, — поспешила сказать Марионетта, чтобы успокоить его.

Дед приподнялся в постели, опершись на локоть, и тяжело, с присвистом, дышал, глядя на нее. Он немного успокоился.

— Вепе[32]. Начну сначала. Это было в тысяча восемьсот девяносто четвертом году… — пробормотал Франко. — Я руководил fasci, местной группой крестьян. Организовал забастовку против землевладельцев. Мы требовали, чтобы latifundia была поделена между крестьянами… — Неожиданно он внимательно посмотрел на внучку. — Ты понимаешь, что такое latifundia?

— Думаю, что да. Большое земельное угодье, правильно? Вроде… ранчо в Америке.

Он мрачно взглянул на нее.

— Больше напоминает прерию. Огромные участки пахотной земли, полностью принадлежащие негодяям, в том числе и Моруцци.

— И забастовка удалась?

Старик грустно расрмеялся.

— Конечно, нет. Но нам разрешили провести демонстрацию и высказаться. Потом состоялись выборы. Криспо стал премьер-министром. Все изменилось. Правительство распустило fasci, приказало арестовать организаторов и объявило на Сицилии чрезвычайное положение. — Его лицо потемнело при этих воспоминаниях, глаза слепо смотрели в сгущающийся сумрак комнаты. Садилось солнце, и тени на вытертом ковре удлинились.

Марионетта так заинтересовалась, что на время забыла ссору с братом.

— И тебя арестовали, дедушка?

Он закрыл глаза.

— Я спрятался. Я слышал, что тысячу крестьян отправили без суда на ближайшие острова. Другим была оказана сомнительная честь предстать перед военным трибуналом и получить суровый приговор. Я знал, что в любом случае шансов у меня нет. Если меня поймают, то посадят и никогда не выпустят…

— И где ты прятался? — Девушка выпрямилась на стуле и внимательно слушала, стараясь не упустить ни слова.

Старик пожал плечами.

— Где придется. В основном в горах. В пещерах.

— И как же ты жил?

— Джульетта носила мне еду. И деревенские ребятишки. Люди были полны отваги. — Его лицо смягчилось, потом снова помрачнело. — Местным трибуналом командовал Моруцци. Он всем выносил ужасные приговоры, многих высылал из деревни, разрушал семьи, лишал детей отцов… — Старик так расстроился, что замолчал, закусив губу. Затем посмотрел на свою внучку, освещенную светом лампы: как же она похожа на его любимую жену… — Джульетта пошла к Моруцци, — наконец произнес Франко. — Он все еще сох по ней, хотя она уже вышла за меня замуж.