Книга Все идет по кругу - Сьюзен Даймонд

Она завидовала медработникам, пожарным, травматологам, даже врачам-ординаторам и молодым специалистам. Дина хорошо помнила случай из своей практики, когда она одержала триумфальную победу над смертью и спасла человека. Она знала все о кровообращении, дыхании, реакции нервных клеток на опасность, хотя это не входило в ее обязанности. Ведь Дина специализировалась всего лишь на нескольких видах красных пятен. А тут спешить было некуда. Дина давно осознала, что занимается не своим делом. Это произошло даже раньше, чем она перестала мечтать о замужестве. Тогда она решила сменить область деятельности и податься в терапию или перейти в отдел экстренной медицинской помощи. Но потом заколебалась, испугавшись начинать все с самого начала. А сейчас, казалось, уже слишком поздно. Каждый год эти специалисты набирали к себе в группу молодых врачей, спортивных, активных и амбициозных. Она же была женщиной средних лет, специализирующейся на кожных болезнях. С какой стати они стали бы уступать ей место?

Она стояла лицом к своему рабочему столу, такому чистому, что за ним можно было есть, и не спешила уходить. Дина прошлась до приемной. На небе мерцали холодные звезды. Она не хотела для себя подобной жизни — такой специальности, одиночества, покоя и жуткой тишины. Ее самой большой ошибкой было то, что она всегда ожидала большего. И не понимала — когда ждешь для себя большего, от тебя самого остается все меньше и меньше. Она могла бродить по темному офису среди стеклянных витрин, словно рыбка в аквариуме. Она могла передвигаться, а вот Джинджер уже нет.

Сбор средств проходил в доме Уолкера Кэннона на Хэнкок-парк — шикарный район для состоятельных людей. Дом стоял на превосходной лужайке, очень ровной, с сочно зеленой травой, и казался огромным. Окна первого этажа начинались от самой земли, а третьего заканчивались почти под крышей. Кусты камелии обрамляли стену.

Такие же гигантские вещи находились и в доме. Коридор больше походил на зал приемов, а сама приемная напоминала прекрасную гостиную с арками с трех сторон, которые вели в огромные комнаты. Каждая могла стать вестибюлем в большом отеле. Все комнаты были заставлены мебелью. Несколько необъятных восточных ковров, стулья, кушетки и двухместный диванчик. Высокие окна начинались от пола, гардины были на метр больше. Лишняя ткань красивыми складками лежала на полу словно шлейф платья невесты.

Стену украшали портреты членов семьи в красных и коричневых тонах, в стиле Ренессанса. Над каждой рамой был установлен небольшой светильник. В дальнем конце комнаты стену украшал огромный триптих. На боковых панелях — две фотографии Кэннона с телефоном руке, с засученными рукавами и во время прогулки по пляжу. В центре поместили семейный портрет — увеличенный снимок Кэннона, его жены, двух мальчиков и девочки. А над всем этим произведением искусства висел красно-бело-синий плакат с надписью «НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ».

Комната с легкостью вмещала толпу народа. Все мужчины были в черных костюмах и строгих галстуках, а женщины в вечерних платьях. Гости осматривались, пока их самих изучали сотрудники Уолкера, отличить которых можно было лишь по темно-красной ленте, перекинутой через правое плечо и скрепленной большой пуговицей с надписью «НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ».

Дина не предупредила, а остальные члены группы могли и не заметить, чем занимались сотрудники на мероприятии. Плавно двигаясь между гостями и бормоча приветствия, они собирали конверты и чеки так же открыто, как и дьякон в церкви после воскресной службы. Иногда они выкладывали часть собранных средств в большие стеклянные чаши, стоящие на обеденном столе, как обычно делают на итальянских и еврейских свадьбах.

В центре комнаты на помосте, заняв стратегическую позицию, стоял Уолкер Кэннон, окруженный черными костюмами и темно-красными лентами. Чуть поодаль у стены с шикарными гобеленами расположились женщины из группы поддержки. Дина показывала подругам известных политических деятелей и рассказывала о кандидате.

Кэннон действительно был родом из Северной Калифорнии, мальчик из благополучной семьи, с участками земли по всему северо-западу Тихого океана. Их владения разрослись к югу, а когда Уолкер женился на дочери цитрусового магната, Кэнноны занялись разведением сельскохозяйственных культур. Единственным увлечением молодого человека было катание на лыжах; он тренировался все свободное время, так что к тридцати годам стал настоящим профессионалом. Но этот вид спорта стал ему недоступен, когда семья решила завести своего человека в политике. Поэтому с него сняли фирменный спортивный костюм «Богнер» и одели в бутике «Эдди Бауэр», превратив холостого, полного сил парня в человека, далекого от природы.

К сожалению, большинство жителей Калифорнии занимались фермерством, были бедны, но при этом крайне независимы. А Уолкер не относился к разряду популистов. Глава семьи, поразмыслив, отправил его в Ньюпорт-Бич и передал бразды правления несколькими компаниями, занимающимися выращиванием томатов и грейпфрутов. Помимо этого, он стал совладельцем крупных торговых центров и вновь включился в предвыборные гонки. В результате Уолкер два раза подряд становился сенатором в своем округе, а когда семье показалось, что он готов для выборов в масштабе штата, его перевели в Лос-Анджелес.

Уолкер Кэннон никогда много не говорил — отличная особенность для того, кому просто нечего сказать. Он не был сообразительным, остроумным или здравомыслящим, зато всегда хорошо выглядел — худощавый, длинноногий, красивый, словно нет у него ни забот, ни хлопот. Он казался уверенным, надежным. От него веяло фермой, что привлекало городских жителей. Как ни странно, Уолкер отлично запоминал все речи, которые для него писали.

Свет погас. Кэннон встал на невысокую платформу рядом с большим семейным фото. Кто-то включил над ним прожектор. По комнате прокатилась волна тихого шепота. Он поднял руку в знак приветствия. Аудитория затихла, и Кэннон начал свою речь:

— Я очень рад видеть всех вас здесь. Жаль, что с нами нет моей замечательной жены — многие спрашивали о ней, — она вместе с детьми уехала погостить к своим родителям в Центральные равнины. Поэтому некоторые обнаружили на столах слой пыли, когда провели по ним пальцем… — Он сделал небольшую паузу и тихо засмеялся. — Но жена обещала вернуться к следующим выходным.

Он жестом указал на плакат, висящий за его спиной, и повысил голос.

— Мы собрались здесь, чтобы вместе последовать по новому направлению, дальше от кольцевых дорог и ближе к деревне, где живут настоящие люди и где должна быть реальная власть.

После того как он детально описал свои планы, в зале послышались восторженные крики.

— Пора избавиться от особых привилегий и вернуться к земле! Больше никаких специальных квот! — Он, сощурившись, посмотрел на лампу и продолжил свою речь. — Избавимся от видимости благосостояния и родителей-одиночек. Вернем забытые семейные ценности!

Кэннон замолчал, ему зааплодировали. Выпил воды из хрустального бокала. Затем сунул руку в карман брюк, подражая Кеннеди, и перешел к основной части своей речи:

— Наличие семейных ценностей означает, все мы вправе иметь отца и мать, полную семью! Это значит, каждый берет на себя определенные обязательства при вступлении в брак, достойно относится к своей второй половине и заботится о своей семье. Мы не верим в обещания правительства Америки поддерживать наших детей.