Книга Родичи - Дмитрий Липскеров

На бегу перекрестился.

Таким образом, немножечко размышляя, Ягердышка добежал до вечера, в котором опять построил иглу и расположился на ночлег. Но в эту ночь он вовсе не собирался глядеть на звезды, а, расчехлив ружье, даденное Уклей, зарядил его.

— Жду вас! — сказал вслух и оттолкнул медвежонка.

Братья не приходили.

Созвездия на небе переместились на полповорота головы, а их все не было. Зато явился старик Морфей, который запустил в иглу тетку Зевоту и разрешил ей заночевать в постройке.

— Ты не против? — поинтересовался он у Ягердышки.

Зевая до слез, чукча промямлил, что всегда гостям рад, а сам уже спал полярным сном.

Тут и гости не замедлили явиться.

Из Ягердышкиного носа заструилась кровавая юшка.

Он открыл глаза и увидел ухмыляющихся братьев. Кола потирал кулак, а Бала разминал пальцы, собираясь врезать чукче в ухо.

— Застрелю, — предупредил Ягердышка, взводя курки.

— Ишь ты каков! — ощерился Кола. — Из моего ружья!..

— Дай я ему влеплю! — размахнулся Бала.

— А ну стой! — крикнул Ягердышка. — Вот пристали, паразиты! — и прицелился.

— Так я уже властью расстрелянный! — захохотал Кола. — И закопан без могилки! — Потом вдруг перестал смеяться, взял за плечо Бала и, сказав: — А ну посторонись, братишка, — двинулся на Ягердышку со злыми намерениями.

Когда Кола оставался один шаг, когда его кулак вознесся над чукчиной головой, Ягердышка шмальнул из обоих стволов.

Кола отбросило ко входу, но он тотчас поднялся на ноги.

И тут Ягердышка испугался насмерть! Потому что вся голова Кола оказалась прострелена насквозь во множестве мест, так что видно было через дырки.

— А крови-то нет! — изумился чукча, и из его ослабевших рук выпало ружье.

В свою очередь, Кола ощупал голову и, не найдя уха, загыкал, как будто радовался потере такой важной части тела.

— Ну, все, — побагровел лицом Бала. — Сейчас убивать тебя станем! — и обрушил кулак Ягердышке на самую маковку.

— И за что тебя Укля любила? — прохрипел чукча сквозь затуманенные мозги.

— Кого любила? — спросил Кола, засовывая в дырку под глазом указательный палец.

— Кого-кого! Бала! — уточнил Ягердышка.

— Опять рассорить нас хочет! — констатировал Кола, засунув в голову еще один палец, на сей раз на место выбитого глаза. — Так я уже простил брата! Я ж съел его!

— А теперь я Уклю таки-таки! — зачем-то сообщил Ягердышка, поглаживая свою макушку.

От такого сообщения завелись оба брата и заработали кулаками что было мочи.

— Ой, — приговаривал Ягердышка, когда доставали особенно чувствительно.

— Ой!..

А потом он стал молиться Господу Иисусу Христу и жаловаться на то, какая несправедливость над ним происходит. Он в Америку едет, а его посреди пути убивают духи!..

Господи, спаси!!!

И тотчас все стихло.

Ягердышка открыл глаза и никого в иглу не увидел. Лишь похрапывал в ногах Аляска.

— Спасибо тебе, Господи! — поблагодарил чукча и улегся, подложив под щеку ладошку. — Спасибо!.. — И заснул, уверенный во всесилии Добра.

Утром, снарядив нарты и с трудом волоча ноги, он отправился в путь.

Ягердышка рассчитывал к середине дня добраться до пролива Иван Иваныча, а к вечеру… На следующей фантазии дух захватывало!

— Теп-теп-теп! — поторапливал чукча собак. — Теп!..

К концу дня он наконец увидел море и почти заплакал, учуяв приближение путешествия.

— Заночую на берегу, а завтра переплыву в Америку! — решил Ягердышка, но, вспомнив братьев-эскимосов, струхнул новых побоев и решил уже сегодня плыть. Отвязал от нарт каяк, сунул в него рюкзачок, медвежонка, шестерых собак и сам, оттолкнувшись от берега ногой, уселся. Нартами пришлось пожертвовать, но что были нарты в сравнении с перспективами, ожидающими его на том берегу.

Он неторопливо греб веслом, стараясь успокаивать собак, которые повизгивали на волнах, грозя опрокинуть легкую лодочку. Ягердышка греб, и по мере отдаления от родного берега что-то тоскливое забиралось в его душу, а что — он понять не мог… Может быть, оттого ему было грустно, что все избитое тело болело, оттого, что по макушке попало?..

Над проливом сгущались свинцовые сумерки, а соседского берега видно не было.

— Там огни светятся! — предупреждал Бердан. — Много огней, как в Москве!

— А я не был в Москве…

— Я тоже, — признавался старик. — Но их столько, что не пропустишь!..

Кто-то большой проплыл недалеко от каяка, подняв волну, которая стукнулась о лодочку и качнула ее опасно. Собаки залаяли, и Ягердышке пришлось шлепнуть коренника по хребтине, чтобы тот угомонился. Лишь только собаки притихли, как водяной зверь проплыл совсем рядом, и каяк зачерпнул левым бортом ведро воды. Собаки подняли такой лай на черную воду, что Ягердышке никак невозможно было их унять. Он и кричал на них, и бил, толку было мало! Чуяли друзья человека в водной среде опасность, и все тут. И не зря чуяли!

Через минуту чей-то хвост ударил по дну лодочки, так что она взлетела со всеми своими мореплавателями в воздух, а падая, уже перевернулась дном к небу. В ледяной воде собаки замолчали, только перебирали лапами и сверкали полными от ужаса глазами. Медвежонок Аляска барахтался здесь же, но, в отличие от человека и собак, испытывал лишь радость родной стихии. Он то и дело подплывал к Ягердышке и норовил лизнуть чукчу в нос…

— Вот и смерть пришла, — определился чукча. — В самый неприятный момент пришла!

Он испугался и заколотил по воде руками.

Испуг его был родом из религии. Что такое небытие, Ягердышка не понимал, а страшился лишь ада и старого разговора о том, что живет с чужой женой, а за это полагалось в ад! А в аду кипящая смола, вот и получится, что не старик Бердан станет в ней вариться, а именно он — Ягердышка…

Ледяная вода туманила разум, собаки потопли одна за другой, и если бы не Аляска, вдруг укусивший чукчу за нос, он бы тоже стал якорем и пошел бы ко дну…

Последнее, что услышал северный человек, — шум моторов. Далее его глаза залило светом, он подумал, что Америка сама приплыла к нему, и потерял сознание…

Пограничники на американском боте кричали по-английски: «Человек за бортом!», затем слаженно бросали спасательные круги и бросались в воду сами. Таким образом, Ягердышка был спасен Америкой, раздет ею донага, натерт спиртом и завернут в верблюжьи одеяла…

Заворачиваемый, он пришел в сознание и увидел над собой улыбающиеся лица.