Книга Маски - Фумико Энти

– Неужто? Мне кажется, что вы не слишком честны со мной. – Ю заглянула Миэко в лицо – лицо, которое она слишком хорошо изучила за долгие годы службы, – и отшатнулась, увидев размытые мраком черты. Старуха еще сильнее сжала пальцы хозяйки, словно хотела вернуть ее к жизни. – Молю вас, не умножайте уже содеянного зла. Я знаю вас с тех пор, как вы девочкой бегали, и мне становится страшно за род человеческий, когда я думаю, что такой милый, умный ребенок, каким были вы, может прийти к такому финалу. Я уже стара и скоро умру. Две трети своей жизни, если не больше, я провела в услужении вам. Умоляю, не заставляйте меня страдать, я и так уже немало выстрадала. После смерти Акио я думала, что вы переменитесь, но вижу – нет, вы еще не покончили со своими безумными планами. Деяния ваши настолько страшны, что даже солнечный лик от них отвернулся бы. Да рядом с вами и бывший хозяин, и та женщина, Агури, из-за которой вы столько страдали, безгрешны!

– Ю! – Миэко закрыла ладонями уши и затрясла головой. – Прекрати говорить со мной о тех ужасных днях!

– Нет, госпожа, сегодня мне придется сказать. Перед рождением близнецов я часто высказывала вам все в открытую, разве не так? Но вы меня не слушали. И родили их, несмотря на все мои увещевания. И только мы с вами знали, что они не плоть от плоти хозяина. Тридцать лет с тех пор прошло. Акио-кун принял ужасную смерть, и вы только гляньте, что с Хаумэ-тян случилось! Ваша месть проделала полный круг. Все эти годы я верой и правдой служила вам и никому даже словом не обмолвилась. Похоронила правду в себе. Все ваши страдания были моими страданиями; я словно гэта[42]на ваших ногах. Умоляю, я уже слишком стара, не заставляйте меня снова страдать!

Не выпуская руку Миэко, Ю склонилась к самым коленям хозяйки. Долго еще она сидела так, без движения, и лишь холодные слезы капали на руку Миэко, а та все гладила и гладила худую, согнутую временем спину с выпирающими лопатками, и молчала.

Через несколько дней Миэко в сопровождении Ясуко и Ю отвезла Харумэ в больницу к доктору Мориоке.

После обследования врач известил их, что Харумэ на третьем месяце беременности и что матка у нее очень сильно загнута назад. Если не сделать кесарево сечение, ни мать, ни дитя не выживут.

– В таких случаях прерывание беременности – лучший выход из положения, особенно если принять во внимание умственную отсталость пациентки, хотя очень часто подобные женщины рожают на удивление здоровых, нормальных малышей. – Он говорил прямо и начистоту, поскольку ему было сказано, что Харумэ – дочь дальних родственников Тогано.

Ясуко украдкой поглядела на свекровь, но по ее лицу невозможно было понять, о чем она думает.

– Но ведь это же новая жизнь, и она только-только зародилась. Мне кажется, мы обязаны дать ей шанс, – невозмутимо проговорила Миэко, игнорируя удивленный взгляд доктора. – Возникнут ли осложнения в процессе беременности?

– Нет, не должны, насколько я вижу. Однако очень важно поддерживать силы матери.

– Родители ее сильно нуждаются, сами понимаете. Пока отвезу ее домой, переговорю с ними, а там посмотрим.

Миэко устремилась к выходу, предоставив Ясуко взять Харумэ за руку и отвести к такси, в котором их ожидала Ю. Оставив Харумэ на попечение старой служанки, Ясуко и Миэко взяли другую машину и поехали на встречу поэтического кружка.

– Мама, – начала Ясуко, ни словом не обмолвившись о Харумэ, – сегодня утром пришло письмо от Садако Ибуки.

– О?! – Миэко даже головы не повернула. – И что же она хочет сказать?

– Вот, сами поглядите. Она пишет, что Микамэ все известно. – Ясуко протянула свекрови пухлый конверт.

Спокойно изучив надпись на конверте, Миэко открыла его, вытащила письмо и начала читать. Такси неслось вверх по косогору, оставляя позади Акасака-мицукэ. Растущие по обочинам вишни утопали в цвету, опавшие белоснежные лепестки танцевали на пыльном ветерке.

– Она утверждает, что все ему рассказала, так ведь?

– Говорит, что наняла частного сыщика. Странная женщина. Я ее всего пару раз видела…

– Но она – его жена, и имеет все права. – Миэко аккуратно сложила листочки и вернула их обратно в конверт.

– Она и по вам прошлась.

– Женщина ее положения обладает счастливой возможностью говорить и писать все, что заблагорассудится. – Рот Миэко дернулся, будто в усмешке. Ее совершенно не волновало, какими эпитетами вознаградила ее Садако. – Скажи, что ты чувствуешь, Ясуко. Хотела бы ты выйти за господина Ибуки?

– Нет, если я за кого и выйду, то только за Тоёки Микамэ. Не хочу разбивать семью Ибуки. Да и он не горит желанием бросать ради меня жену и дочь.

– Видимо, так и есть. Но Садако, будучи его женой, чувствует себя обязанной высказаться, и он ничего не сможет с этим поделать, так ведь? От нее правды не утаишь.

– В письме она называет меня ведьмой, говорит, что я порабощаю мужчин с помощью магии. Но это ведь не так. Я всего-навсего ваш медиум. – Ясуко склонила головку и простодушно поглядела на свекровь. На фоне белого вихря лепестков профиль Миэко выделялся спокойствием и величественной красотой. – Вы собираетесь дойти до самого конца, мама, я права? Хотите, чтобы Харумэ родила этого ребенка? Заставлять такую женщину, как она, рисковать в родах просто бесчеловечно, особенно если учесть те физиологические и психологические сложности, о которых говорил доктор, но план ваш имеет все шансы на успех. Не скрою, меня он тоже завораживает, мне не меньше вашего хочется увидеть ребенка, в чьих жилах будет течь кровь Акио. Именно это чувство вело меня, именно поэтому я и совершила столько странных поступков. Мы с вами соучастницы ужасного преступления, не так ли, мама? Преступления, на которое только женщины способны. Принять участие в вашем плане, мама, значит для меня гораздо больше, чем любовь любого мужчины на свете, – горячо шептала Ясуко прямо в ухо свекрови.

Миэко слушала ее излияния, уставившись на танцующие за окном лепестки. Выбившиеся прядки волос шевелились от торопливого дыхания Ясуко и щекотали ей щеку. Миэко всматривалась внутрь себя, стараясь разглядеть туманную женскую силу, которая скрывалась в ее душе и едва не подчинила себе Ясуко. Она молча размышляла над тем, существует ли на земле средство, способное избавить ее от страшного груза на душе, очистить карму. А впереди ждал темный и грязный путь лжи, по которому ей придется брести вслепую, беспомощно и одиноко, и тащить на себе неизбывное, бесконечно тяжелое бремя, и от этого бремени не убежать, не спастись.

Перед ней встал образ древней богини, распластанной под этим миром, молящей о смерти. Тело ее гниет заживо, кожа вся в язвах, а в них – тлеет огонь, изрыгающий черные искры. Это кошмарное зрелище обратило возлюбленного богини в бегство, но стоило ему повернуться и кинуться прочь, как она тут же вскочила и в ярости бросилась следом – вся ее любовь обратилась в жгучую ненависть[43]. Женская страсть способна в мгновение ока обернуться неистовым желанием отомстить – одержимостью, которая въедается в кровь и словно река течет из поколения в поколение.