Книга Тачки, девушки, ГАИ - Андрей Колесников

– Какой? – спокойно переспросила мама четырехлетней Жанны.

– «Мерс», купе С-класса. Вы что, сами не знаете, какой оставляете?

– 320-й? Красного цвета? – уточнила она.

– Да! – в бешенстве крикнул он.

Я думал, я был почти уверен, что после этого она скажет: «Понятия не имею».

– Присядьте, – предложила она. – Сейчас мы закончим, и я уеду.

Он даже, по-моему, не поверил своим ушам. А когда поверил, то сказал:

– А вы знаете, что иногда в таких случаях кирпич на бампер случайно падает?

Она с интересом посмотрела на него и ответила:

– А вы знаете, что в таких случаях тот же самый кирпич на голову падает?

Повисла пауза. Ее разрядила своими аплодисментами дочка этой чудесной дамы. Он ушел ждать, пока мама уберет машину, на улицу. Хотя ведь аплодисменты могли повлиять на него и совершенно по-другому. Но тогда как страховочный вариант мог вступить в игру, собственно говоря, я. Так я до сих пор думаю. Но ему оказалось достаточно детских аплодисментов. А я был вынужден после этого думать о том, что порой дети – это не цветы жизни и не остромодная вещь, а единственная соломинка, за которую можно ухватиться. И вряд ли эта девочка, в свою очередь, думала о том, что в этом сезоне модно защищать маму аплодисментами. И про то, что она соломинка, девочка тоже не думала. И она не просто аплодировала удачной шутке мамы, а она очень хотела помочь своей маме и помогла в итоге, а значит, за эти несколько минут сильно повзрослела.

Таковы хорошие дети, которые подъезжают к черному входу в детский сад на хороших машинах. Смесь того и другого дает неожиданный результат в виде спасительных аплодисментов.

Ну а что же происходит с водителями, которые оставляют свои машины у центрального входа в детский сад, и их детьми? Да все у них очень хорошо. Для них автомобиль – именно роскошь, и ничего больше. Там, у центрального входа, и дорожка широкая, и на ней спокойно разъедутся две машины. Такие дети, мне кажется, могут не повзрослеть и до старости.

Так вот, мой почти двухлетний сын совершенно помешан на идее автомобиля. Почему, я не знаю. Но он становится совершенно невменяемым, когда только начинает думать о нем. Он садится в большой ящик для игрушек на колесиках, и едет, и внутриутробно гудит, надувая щеки и тараща глаза. Бубен для него – руль. И крышка от кастрюли – тоже руль. Он переворачивает стул, достает из холодильника контейнер для овощей, кладет на стул какую-нибудь куртку, лежавшую на соседнем стуле, забирается под нее, садится в контейнер, берет в руки красное деревянное кольцо от пирамиды, и едет куда-то, и гудит. И потом, уже накатавшись, он пристально следит за тем, чтобы кто-нибудь не сломал его машину.

Его мама решила, что ребенок должен ходить на английский язык. И они ходят. Я пытался узнать у нее, говорит ли он уже по-русски, но внятного ответа ни от кого не получил. Похоже, не говорит. При мне по крайней мере он говорить по-русски не хочет, а по-английски не может. Допускаю, что может быть и наоборот.

Но вот вдруг его мама вернулась домой и рассказала, что Ваня заговорил на английском языке первым из их группы. Так я выяснил, что их там целая группа – не детей, а покровительствующих им мам, которые искренне считают, что ребенок, живущий в России, должен начать разговаривать на английском раньше, чем на русском.

– Он сказал «гуд бай!» – кричала его мама (и моя жена). – Ты понимаешь?! Гуд бай! И еще – «ап энд даун»! А больше никто не сказал! Ни-кто!

И это при том, что она же рассказывала мне, как в конце первого же занятия Ваня, мирно просидев на стульчике около часа, вдруг молча встал и пошел к выходу – даже не то что «гуд бай» не сказав, а и не кивнув никому на прощание.

Я попросил Алену рассказать, при каких обстоятельствах мальчик заговорил на английском. И все понял, и не удивился. Дело в том, что в стихотворении, которое им с маниакальным упорством рассказывали на занятии, речь шла про автобус, в котором по плохой дороге едут люди и трясутся – ап энд даун, ап энд даун! Он заговорил только потому, что в этом стихотворении фигурировала машина.

И я уже совсем не удивился, когда Алена рассказала мне, что вчера Ваня возле выхода из квартиры построил пирамиду из стоящей на полу обуви взрослых, встал на нее, дотянулся до запасных ключей от машины, взял их, открыл дверь, вышел в коридор и нажал кнопку лифта. Он созрел для того, чтобы сесть за руль не игрушечного автомобиля, а настоящего. Все, мальчик вырос. А ведь ему нет еще и двух лет. Он вырос, еще не начав толком говорить. И произошло это из-за того, что в его жизни есть автомобиль.

Всем этим я хочу сказать, что из этой гремучей смеси – ребенка как топ-модели и автомобиля как предмета роскоши – уже образовался взрослый самостоятельный человек, неплохо говорящий по-английски.

И главное – он уже не хочет пристегиваться.

Шалом!

Как-то меня не было в Москве пару дней. Вернувшись, очень удивился. По улицам ездили машины с белыми ленточками на антеннах.

Я сначала не понял почему. Должен же быть какой-то признак, по которому люди нацепили на машины эти ленточки. Я присмотрелся к машинам. Может, нужда заставила нацепить ленточки водителей «Жигулей», старающихся обратить внимание остальных водителей на их бедственное положение на дорогах?

Конечно, оно бедственное, а какое же еще? Я помню, как много лет назад ехал на такой машине, а меня один обогнал на иномарке и кричит: – Куда ты прешь на своей каракатице!

Я расстроился, начал думать о том, куда я пру и зачем, быстро пришел к выводу, что надо менять работу…

Но нет, ленточки прицепили водители и «Жигулей», и иномарок. В общем, что-то случилось с моим городом. Раньше в нем было гораздо меньше безумия. Тут же в голову пришла спасительная мысль: ну все, Лужкову пора уходить.

А может, подумал я тут, это какая-нибудь акция? Все за что-нибудь голосуют этими ленточками. Причем наверняка ведь именно за то, что пора Лужкову уходить. Хватит, сколько можно в самом деле. Рухнувший «Трансвааль», сгоревший Манеж, жена в списке миллиардеров… Может, хватит?

И все время, пока эти мысли одна за другой приходили мне в голову, мучился, где же я все это уже видел? Именно белые ленточки, и как раз на антеннах…

И вдруг я все вспомнил и все понял. Боже, какой слепец! Такие же ленточки в Израиле люди вывешивают на автомобили в День независимости Израиля!

И сначала даже рассмеялся такому странному совпадению. Бывает же! Что, не могли ничего пооригинальнее придумать? Обязательно все за ними повторять? Но потом я начал вспоминать, какой сегодня день, и на этот раз буквально похолодел от новой догадки. Именно сегодня был День независимости Израиля. И у меня на рабочем столе даже лежало приглашение из израильского посольства на этот праздник. Почему оно, кстати, там лежало? Казалось бы, я к нему никакого отношения не имею. Но, судя по всему, так только казалось. Ничему не нужно было удивляться. Ведь огромное количество людей на улицах имело, как выясняется, прямое отношение к этому празднику. А еще вчера они об этом, может, и не подозревали.