Книга Полубрат - Ларс Соби Кристенсен

Арнольд пробирается в повозку, где спит Шоколадная Девочка. Он будит её. Она садится на кровати и улыбается. — У меня если что, — говорит он. — Что, Арнольд? — В Патурсоне нет двух метров семидесяти трёх сантиметров! — Шоколадная Девочка перестаёт улыбаться. — Что ты такое сказал? — В Патурсоне лишь два ноль четыре. Я его лично измерил! — Шоколадная Девочка вцепляется в Арнольда и больно прижимает палец к его губам. — В Патурсоне два ноль четыре, когда он лежит. А когда он встает, выходит ровно два семьдесят три. Здесь Мундус решает, какой у Патурсона рост. Тебе ясно? — Но догадки тыркаются в Арнольдовой голове медленно и в мысли не складываются. — Сколько тебе лет? — переводит разговор Шоколадная Девочка. Только тут Арнольд замечает, что она почти голая. — Шестнадцать, — отвечает он быстро. — Шестнадцать? — веселится она. — А когда ты лежишь — сколько? — Шоколадная Девочка валит Арнольда на кровать, стискивает, Арнольд вырастает в её объятиях, и она растолковывает ему в основном всё.

Теперь он знает, что есть слоновий волос.

На другое утро Арнольд посещает директорскую кибитку, самую просторную в цирке, с лестницей, шторами, камином и собственно Мундусом, который завтракает, сидя в двуспальной кровати. На нём халат винного цвета, а усы болтаются под носом, забранные в кожаные футляры. Уголком салфетки он извлекает из уголка рта кусочек желтка. — Откуда ты родом? — спрашивает он. — Ниоткуда. — Мундус смотрит на него: — Ниоткуда? Все люди, Арнольд, родом откуда-то. — А я — нет. — Значит, ты ангелочек и прилетел к нам на крылышках? — Арнольд не отвечает. Может, он и ангел, почему нет? Мундус вздыхает, отставляет поднос с завтраком и достаёт сигару. — Нам ведь ни к чему неприятности с полицией, так? — Пастор в курсе. Я ему всё рассказал, — говорит Арнольд.

Тут он слышит снаружи тяжёлые шаги. Он поворачивается к окну, мимо которого шествует Патурсон на пару с Шоколадной Девочкой, которая перед воротами закрывает его огромным куском брезента. Мундус вылезает из кровати и подходит к Арнольду. — Мы не хотим, чтоб хоть кто-нибудь полюбовался на него бесплатно, — объясняет он, зажигая сигару длинной спичкой. Арнольд провожает глазами самого высокого человека в мире, которого выводят погулятъ под брезентом, и это зрелище сдвигает что-то в нём. — Ты о Барнуме слышал? — спрашивает вдруг Мундус. Арнольд качает головой, дым застилает глаза. — Барнум был королём Америки. Он был больше Александра Македонского и Наполеона, вместе взятых! — Арнольд подступает ближе — И больше Патурсона? — Мундус смеётся и кашляет. — И Патурсона тоже больше! Барнум превратил весь мир в свой цирк. Земля служила ему манежем, а небо стало шатром, который он раскинул над нами! — Потрясённый собственной речью, Мундус шепчет: — Барнум мечтал сделать людей счастливыми. Он заставлял их смеяться, вздрагивать, разевать рот и плясать! А к чему ещё во все времена стремится человек? — Шоколадная Девочка ведёт Патурсона обратно. Она машет Арнольду. Мундус кладёт руку Арнольду на плечо. — Ты знаешь, что означает Mundus vult decipi? — спрашивает он. Арнольд хмыкает. Теперь он знает в основном всё. — Мир желает быть обманутым. — Мундус ошарашен. — Хорошо. А что значит по-норвежски Ergo Decipiatur? — Так пусть и будет обманутым, — отвечает Арнольд. Мундус кладёт сигару. — Ну а теперь ответь — кто выше Патурсона из Исландии? — Арнольд задумывается. — Бог? — предлагает он. — Ой. Бог ниже на четыре сантиметра. — Барнум? — старается угадать Арнольд. Мундус склоняется над ним: — Фантазия, Арнольд! Фантазия превыше всего. Важно не то, что ты видишь. А то, что ты думаешь, что ты видишь! Запомни это навсегда, Арнольд. — Мундус садится на кровать, но глаз от Арнольда не отрывает. — Повернись, — командует он. Арнольда встаёт спиной к нему. — Ещё раз! — Арнольд поворачивается лицом к Мундусу, который уже в очках. — Так, мой маленький друг, а теперь рассказывай, что ты умеешь. — Я могу быть колесом, — отвечает Арнольд, проходится колесом по комнате и выпрямляется. Мундус недоволен: — У нас тут все колёса. — У меня девять пальцев, — говорит Арнольд, растопыривая руки. Мундус безучастно пожимает плечами: — У меня есть уроды и похуже. — Я могу цепенеть. — Это вышло из моды. — Я оснащён дай Боже, — шепчет наконец Арнольд. У Мундуса глаза лезут на лоб. — Оснащён дай Боже? А кто тебе сказал такое? — Арнольд опускает глаза: — Сам доктор. И Шоколадная Девочка, — добавляет он быстро. Мундус машет рукой. — Оставь меня, — говорит он. — Мне надо подумать.

Арнольд послушно выходит наружу. Озирается. Ещё утро, и он видит, что у всех вокруг есть своё место. И своя работа, которую они делают сообща. Дрессировщики, плотники, музыканты, клоуны, повара и акробаты репетируют и поют, готовятся к вечернему представлению. И Арнольд понимает, что он должен найти своё место среди людей, пота и песен.

Но тут он видит ещё кое-что. А именно Шоколадную Девочку. Она стоит спиной к нему и тянется к бельевой верёвке, натянутой между двумя вагончиками. Она развешивает на ней расшитое золотом трико Der Rote Teufel, оно блестит и переливается на солнце. Только Арнольд собирается подойти к ней, как появляется Der Rote Teufel собственной персоной. Он обнимает Шоколадную Девочку и целует её в затылок Она отпихивает его, но этот отпор не многого стоит, потому что она тут же начинает смеяться. Der Rote Teufel целует её снова и увлекает за собой в глубокую тень за вагончиками. Арнольд слышит, как смех тает в смехе. Арнольд съёживается. И делается ещё меньше. Слоны, они на самом деле безволосые. На его долю радости не оставлено. Пути смеха неисповедимы, думает Арнольд. Он всегда разный и не повторяется дважды. Арнольд решает завести себе поминальник смехов. Откроет этот регистр смех матери, робкий смех матери, стоящей на солёном ветру, будто ветер щекочет её. А вот кого записать под вторым номером, он не знает, потому что внезапно до него доходит, что он никогда не видел отца смеющимся.

Арнольд подкрадывается к верёвке. Трико Der Rote Teufel залатано на заднице большим куском кожи. Арнольд затаил дыхание. Он быстро протягивает руку, подцепляет нитку и выдёргивает её.

Тем же вечером Мундус стоит посреди манежа у широкой, чёрной шёлковой занавеси, в шатре плотная тишина, зрители затаили дыхание: сейчас он покажет свой знаменитый паноптикум. Директор вещает тихо, но слышно каждое слово: — Я прошу, чтобы дети, женщины в тягости, ипохондрики, мучимые страхом темноты и морской болезнью и все ранимые натуры сию секунду покинули шатёр. Вас ждёт Колесо удачи и несравненная в своей щедрости Шоколадная Девочка. — Публика приходит в движение, матери прижимают к себе детей, отцы обнимают матерей, и даже самые отъявленные храбрецы из рыбаков на последних рядах проникаются неопровержимой серьёзностью момента. Но все остаются на своих местах, только сдвигаются теснее, и глубокий вздох пролетает по рядам, когда свет сменяется голубоватой полутьмой и оркестр выдувает тишину. Арнольд наблюдает за всем этим из-за кулис. Потом он будет кое-что замалчивать, присочиняя взамен другое, отдельные моменты раздувать, прочие вырезать, и всё сливается в одно: Мундус, Красный Дьявол, Арнардо, лилипуты, самый высокий человек в мире, Шоколадная Девочка, слоны, небо и опилки, ибо это первое представление Арнольда Нильсена и начало его лжи. Но на самом деле Мундус взялся рукой за шёлковую занавесь и пророкотал тёмным калёным голосом: — Дамы и господа! Сейчас я покажу вам ошибки Творца. Если кто-то не вынесет зрелища неудавшихся творений Создателя, я готов помочь ему советом и нюхательной солью. — Мундус достаёт коричневую бутылку, скручивает крышку и даёт зрителям в первом ряду дыхнуть раздражающий запах. Затем он прячет пузырёк в карман и выжидает ещё пару секунд в тишине, точно передумал и решил оградить зрителей оттого отвратного зрелища, которое собрался было им явить. Ветер бьёт в шатёр, и тяжёлый шёлковый занавес колеблется. Вскрикивает женщина, но родные приходят ей на помощь. Мундус склоняется в поклоне и рывком отдёргивает-таки занавес. Египетская мумия обнажает в ухмылке зубы, которым пять тысяч лет. Скелет кровожадного викинга встаёт из могилы и медленно крутит в воздухе ржавым мечом. Первый ряд ахает и наваливается на задних, те ропщут. Мундус призывает к порядку. Это только начало. Он поднимает руки: — История ведёт свою печальную беседу с нами через этих мёртвых свидетелей, — шепчет он. — Не забудьте помянуть их в вечерней молитве. — Он замолкает, предоставляя трупам говорить самим зa себя. Выждав, он подходит ближе к зрителям, он учуял будто нетерпеливое недовольство, возможно, кому-то уже доводилось видеть эти призраки и раньше. — А сейчас, дамы и господа, — говорит он ещё глуше, — сейчас вы увидите отбракованное Создателем творение, недоделанный ангелами ребус или злую шутку Дьявола. Дамы и господа, встречайте — Адриан Еффичефф с Кавказа, наш молчаливый, внушающий трепет родственник, монстр, недочеловек, недостающее звено эволюции! Не дразните его! — Открывается следующая витрина, и публика визжит. Адриан Еффичефф стоит недвижно, оцепенело и тупо смотрит на зрителей, которые продолжают попить, потому что лицо его заросло густым волосом, чёрным мехом, в котором глаза и рот едва различимы. Столь же волосаты и руки с длинными грязными ногтями, а когда Мундус расстёгивает на нём рубашку, выясняется, что от подбородка до штанов всё колосится шерстью. — Он не родственник старого пастора? — вопят с галёрки. — Тот тоже был дюже волосат! — Шатёр наполняется смехом, отпускающим, дающим выход страху. Мундус, тихо чертыхаясь, быстро убирает Адриана Еффичеффа с глаз долой и выкатывает из темноты стул, на котором сидит кто-то, закутанный в красный плед, только бедро заголилось. Перебравшие рыбаки умолкают, матери закрывают ладонями округлившиеся глаза сыновей. — Да будет мне позволено представить, — начинает Мундус, — представить вас мисс Ослиной Голове, уроженке Нового Орлеана, крещённой под именем, представьте себе, Помилуй и признанной в 1911 году в Коннектикуте самой уродливой женщиной мира. Увидев её, вы станете благодарить Бога каждое утро и каждый вечер, мало того, ещё и в обед, что вам не приходится нести бремя такой рожи! — Мундус срывает плед, и рыбаки не только теряют дар речи, они трезвеют, потому что такого страшилища они не встречали нигде, она отвратнее, чем потроха морского воробья. Женщины исторгают вопль ужаса и бросаются на грудь мужчинам, которые хотят, но не могут оторвать взгляд от мисс Ослиной Головы, наречённой Помилуй, из Нового Орлеана. Лицо напоминает кусок сырого мяса. Раздутые, как огромные мешки, щёки прижимают исполинский, весь в дырах пор шнобель вниз, так что он закрывает рот полностью. Кажется, уродка хочет съесть свой нос, а глаза посажены глубоко и близко между шмотками ярко-красной кожи. Ужас нагнетён до предела. Арнольд ощущает это, стоя за кулисами и глядя на манеж, это вроде как верёвка, которой все в зале повязаны, и она натягивается и натягивается, но Мундус не тормозит, нет, он затягивает верёвку, дёргает за неё, и зрители сливаются в единстве боли. Он вынимает скальпель, поднимает его в нарастающем свете и говорит своим самым утробным голосом: — Будем ли мы судить по наружности или проникнем в святая святых души и тела этой несчастной женщины? — Он не ждёт ответа. Он даёт его сам. Скальпелем он взрезает кожу от брюха до горла, откидывает её в стороны, суёт внутрь руку и извлекает на свет плод с двумя головами, четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя шеями, сросшимися в морщинистый узел, при виде которого лишаются чувств пять дам и один господин, а Арнольд стремительно отворачивается, на него накатывает тошнота, как на море, внутри всё дрожит и вздымается волной, он сам — волна, от которой его мутит, и ему кажется, что он слышит шаги Патурсона, может, поэтому всё и ходит ходуном. Арнольд старается удержаться, но слабеет, валится на чумазый пол, где и отдаёт назад шоколад, которым всю ночь объедался, пока внезапно чьи-то руки не выдёргивают его наверх, это портниха, она что-то говорит, но он не понимает, у неё полон рот булавок, она похожа на морского ежа с заскорузлыми руками, которыми она умывает Арнольда, оттирает ему рот, вытряхивает из его одежонки и наряжает наново, что-то делает с его губами, пока паноптикум увозят со сцены, и наконец Арнольд разбирает её слова: — Сейчас твой выход. — Мой? — сипит он. Портниха ставит перед ним зеркало с длинной трещиной, и Арнольд видит, что она одела его как девочку, в платье, гольфики и узкие белые туфли, на губах что-то алое и вязкое, а на голове парик, он кусает лоб. Арнольд не узнаёт себя. В голове мелькает странная мысль. Сбежать ещё дальше было невозможно, думает он, дальше некуда. За кривым зеркалом стоит и ржёт Der Rote Teufel, он откидывает чёлку назад и выпячивает губки бантиком. Ничего больше Арнольд не успевает заметить, потому что все вокруг начинают суетиться, подталкивают его к занавесу и выпихивают на манеж, где его подхватывает Мундус, прижимает к себе под тихий ох зала и шепчет: — Молчи! Ты — немая исландская дочь Патурсона. — Потом Мундус отстраняется, воздевает руки и обводит взглядом свою публику. — Дамы и господа, уважаемая публика! Случилось чудо! Ущербная дочурка Патурсона переплыла океан, чтобы повидать своего отца! Уста бедняжки немы, только девять пальцев у неё на руках, но что за золотое сердце бьётся в её груди! — Тут только Арнольд замечает, что самый высокий человек в мире стоит рядом, хлопая глазами с голодным и недоумевающим видом. Мундус берёт Патурсона за руку и что-то шепчет и ему тоже, и когда исландец складывает всю свою длину пополам и обнимает Арнольда, вздохи сменяются всхлипами. Патурсон мычит что-то непонятное Арнольду, он слышит раскаты голоса в ухе и запоминает их навсегда, эти слова, которые сказал ему Патурсон и которых он не понял..