Книга Стальное лето - Сильвия Аваллоне

— Да я его совсем не знаю! — буркнула Анна.

Ее голос звучал неестественно, но Франческа уцепилась за эту ложь.

— Но я тебе не нравлюсь, так ведь? То есть не нравлюсь в том самом смысле?… — почти прошептала она.

Возможно, на Анну так повлияло это заколдованное место, но она вдруг ответила:

— Франческа, я, наверное, тебя люблю. Но с этим невозможно жить. Это разрушит все мое будущее. И даже если здесь и сейчас, пока я тебе это говорю, это правда — как только мы уйдем отсюда, я пойму, что этого не может быть, пожалею о том, что сказала, и мне будет до смерти стыдно…

Только тут обе заметили, что сгустились сумерки. Совсем близко слышалась ругань парней, направляющихся на праздник. Анна кусала губы. Ей уже расхотелось куда-то идти. А у Франчески было одно желание: добраться до порта, сесть на паром до Эльбы и никогда больше не возвращаться.

Девочки обнялись и зарылись лицом в волосы друг друга. Таким было их последнее «прощай».

Праздник устраивали на площадке для катания на роликах. Подобраться к ней было непросто. Тротуары занимали брошенные скутеры, водители автомобилей судорожно искали место для парковки. Рядом с площадкой девочки заметили машину «скорой помощи», на капоте которой с недовольным выражением лица сидели двое парней из службы спасения. Какой-то тип мочился, прислонившись к дереву.

Но разве это имеет какое-то значение? Чудесный, долгожданный миг настал — они впервые как взрослые будут отмечать Феррагосто. Сколько раз они обсуждали это! В маленьком домике на детской площадке, на пляже, в школе и дома. «Когда мы вырастем…» — шептались они, строя самые смелые планы. И вот сбылось… Сбылось наконец!

Зажатые толпой, девочки продвигались маленькими шажками. Их окружали пропотевшие майки и расстегнутые рубахи. И запах пива. Сверху на бесчисленные головы лился белый свет прожекторов. Музыка грохотала так, что можно было оглохнуть.

Каждая понимала, что через несколько минут им придется расстаться, чтобы самостоятельно пойти навстречу своему будущему, но пока они держались за руки.

Их появление на роликодроме не осталось незамеченным. Маттиа, к примеру, болтавший с кем-то, на мгновение потерял дар речи. Он знал, что Анна должна прийти, но до последнего не верил в это.

Все были в сборе: Массимо вместе с Нино; разумеется, Соня, Мария и Джессика. На трибуне сидела Лиза в окружении своих каракатиц, без Донаты. Шестнадцатилетняя Эмма с огромным пузом явилась в сопровождении мужа. Алессио и Кристиано устроились в баре, позже к ним присоединился и Маттиа.

Девочки пристроились в хвост длиннющей очереди за роликами. Им казалось, что они попали в сказку. Но если бы здесь была Сандра, она бы подметила совсем другое.

Площадка находилась в аварийном состоянии. Никаких ремонтных работ здесь не проводилось с тех самых пор, как ее открыли. Усилители для музыкальных колонок хрипели — понятно, что их надо было даже не менять, а просто выбросить. Бар, где за две тысячи лир можно было купить пиво, а за три — что-нибудь покрепче, смахивал на большую будку для собак. Гирлянды, украшающие трибуны, напоминали самодельные декорации школьной вечеринки. Но Сандра в это время смотрела телевизор, на городские праздники она не ходила уже больше двадцати лет. А молодежь… ей все равно.

Алессио пил пиво у барной стойки. Пиво было теплое, но на другое в собачьей конуре смешно было рассчитывать.

Народу все прибывало. Кто-то катался на роликах, кто-то ждал своей очереди. С правой стороны от трибун грохотала дискотека. В глубине бара какая-то компания лениво перекидывалась в картишки. У самой стойки сидел беззубый старик, притащившийся на праздник непонятно с какого бодуна. Глядя на него, Кристиано скривился.

— Слушай, — предложил он в какой уже раз, — может, свалим отсюда, а?

Парня можно было понять — после двух таблеток амфетамина его тянуло на подвиги. В «Джильде».

Голова Алессио была забита другим, но он ни с кем не собирался делиться своими мыслями.

Кристиано мрачнел на глазах. Какого лешего смотреть, как малолетки катаются на роликах! Им-то что, а ему завтра горбатиться с самого утра. Э… кажется, он во вторую смену. Или послезавтра?

— Еще раз повторяю: может, пора сваливать?

Алессио ни на секунду не выпускал из виду Марию, Джессику и Соню, которые сидели на скамейке под чахлым деревцем, обвитым плющом.

Кристиано между тем перешел на виски, и Маттиа сообразил, что дело плохо.

Не сказать, чтобы Маттиа был в восторге от праздника. Многие приперлись сюда, ожидая чего-то необычного, но необычной была только толкотня. Хорошо было только молодняку, впервые вырвавшемуся на ночную вечеринку. Вот они с удовольствием кружились на роликах, выписывая умопомрачительные пируэты. Особенно старались девушки — почти девочки, такие как Франческа с Анной. Они были уверены, что находятся в нужном месте — посреди катка, в самом сердце праздника.

Вокруг девчонок увивались юнцы и парни постарше. И те и другие с пропитанными гелем волосами, с кубиками пресса под расстегнутыми рубахами, с ожерельями из колючих ракушек на шее.

В стороне сидела только Лиза и злилась на весь белый свет. Впрочем, она была не одна, а в компании двух уродин. Но как раз это раздражало ее еще больше. Ей казалось, что сейчас она рухнет в пропасть.

Лиза тоже впервые была на празднике. Весь день она провела перед зеркалом, но добилась лишь того, что увеличила число комплексов. В конце концов она натянула бесформенные джинсы и растянутую майку. Скромная черная стрелка на глазах давно размазалась, и видочек у нее был еще тот.

Исподлобья взглянув на своих подруг, она и подумала, что с такими, как они, ей всегда быть на обочине жизни. «Никакая я не неудачница», — повторила она про себя, как учил школьный психолог. Но какой-то придурок на входе назвал ее жабой, и теперь ей хотелось умереть. Пусть она не красавица, но она живой человек и тоже хочет кататься на роликах, и танцевать, и целоваться. Пусть она одета, как пугало, но внутри она прекрасна. Как… как Анна. Как Анна, которая стояла в десяти метрах от Лизы. Там, где у нормальных людей бывает майка, у Анны бросалось в глаза что-то яркое, не больше квадратного сантиметра, а там, где положено быть юбке, наблюдался символический розовый лоскут!

Распаляясь все больше, Лиза подумала о сестре. Доната уж точно не стала бы кипятиться. Если бы только Лиза собралась с духом и привезла сестру на праздник, Доната повеселилась бы от души. Она бы припевала, шевелила руками, вертела бы головой на своей инвалидной коляске. Но Лиза не взяла с собой Донату, потому что в очередной раз постеснялась своей больной сестры — без Донаты ей было гораздо спокойнее.

Лиза не отводила глаз от длинных ног Анны и от злости прокрывалась пятнами. Доната сидит дома, а она киснет тут в углу, вместо того чтобы кататься на роликах. И почему? Потому что мир несправедлив к дурнушкам? Но кто сказал, что дурнушки не имеют права на свой кусочек счастья?!