Книга Пропавшие - Джейн Кейси

Пока часть моего мозга по-прежнему функционировала нормально и пыталась вызвать отклик в остальной, я смутно анализировала действия напавшего на меня. Он — а я поняла, что это мужчина, по его силе и смеси запахов: сигарет, машинного масла и жаркого, едкого возбуждения — тащил меня под прикрытие кустов, подальше от глаз возможного прохожего. Тогда во мне вспыхнула паника, и я открыла рот, чтобы закричать, но стремительным, кошачьим движением он схватил меня за шею, надавив на гортань. Крикнуть я уже не могла. И дышать тоже. Перед глазами закружились и взорвались белые огни, я почувствовала, как у меня подгибаются колени. Если бы он меня не поддерживал, я бы точно упала.

Прошли, казалось, века, прежде чем давление на горло ослабло и он убрал руку. Я стала судорожно хватать ртом воздух. А когда снова обрела способность говорить, то проскрипела:

— Что… вы… хотите?

Ответа, честно говоря, я не ожидала и не получила. Я скорее почувствовала, чем услышала, его смех, горячее дыхание обожгло мне висок, взлохматило волосы. Он провел пальцем по моей щеке, и швы его перчатки царапнули кожу. Он взял меня за подбородок и закинул мне голову назад, так что напряглись связки на шее, а другая его рука скользнула по моему торсу, к груди, он взял в ладонь мою левую грудь, сжал ее, сначала мягко, затем достаточно сильно, чтобы исторгнуть из меня слабый звук, продиктованный наполовину болью, наполовину страхом. Я ощутила, как он вздрогнул от удивления, обнаружив, должно быть, что под легким топом на мне ничего нет. Он поднес руку к лицу и стащил перчатку зубами; я едва обратила на это внимание, а он уже запустил руку под топ и снова принялся меня щупать, я чувствовала прикосновение его влажных пальцев к своей коже. Слезы брызнули у меня из глаз. Я не могла поверить, что это происходит со мной, на моей подъездной дорожке, в шести шагах от входной двери. Я, наверное, могла бы оказать сопротивление, но в тот момент не понимала, каким образом. Если бы я стояла с ним лицом к лицу… если бы не отказала моя левая рука… если бы он не был гораздо тяжелее и сильнее меня… может, у меня и остался бы шанс.

— Пожалуйста, — проговорила я, не представляя, что сказать дальше. Пожалуйста, не убивайте меня. Пожалуйста, не насилуйте меня. Пожалуйста, не причиняйте мне вреда. Он причинил бы, если б захотел. Это было так просто.

С едва слышным вздохом он ослабил хватку. На мгновение, когда он положил руки мне на плечи, мне показалось, будто он собирается развернуть меня лицом к себе. Затем он стал давить на плечи, заставляя опуститься на колени. Правое колено сгибалось с мучительной болью, поэтому я почти обрадовалась, когда он сильно толкнул меня между лопаток и я упала, опираясь на руки и задержав лицо перед самой землей. Он шагнул вперед и нажал мне на затылок, вдавливая меня в землю. Я вдохнула крохотные частички земли и поперхнулась, силясь подняться, и снова запаниковала, но он удерживал мою голову в таком положении.

— Стоять, — раздалось позади меня, словно я собака.

Говорил он шепотом, неузнаваемым, пугающим голосом. У меня и в мыслях не было не подчиниться. Я скорее почувствовала, чем услышала, как он уходит, слегка шаркнув, когда остановился поднять что-то. Под щекой у меня тикали часы: десять секунд, двадцать, целая минута, — и я больше его не слышала. Дрожа, я оставалась на месте, пока не убедилась, что он ушел, но, приподнявшись и оглянувшись, я тем не менее совершила самый храбрый поступок в своей жизни. Меня затопила волна облегчения, за которой немедленно последовал резкий толчок смятения: мой обидчик исчез, а с ним — и моя сумка.

Казалось бы, глупо переживать из-за сумки, когда всего несколько минут назад я боялась за свою жизнь, но пропажа сумки меня разозлила, даже больше, чем разозлила, взбесила. В этой сумке заключалась вся моя жизнь, а не просто вещи, которые можно заменить, такие как банковские и кредитные карты. Там лежали фотографии моих родителей и брата, мой маленький ежедневник и блокнот, в котором я писала заметки. Она была набита визитными карточками, клочками бумаги с телефонными номерами, адресами и другой полезной информацией, которая теперь пропала безвозвратно. Ключи от дома и машины исчезли. Ничего особо ценного у меня в сумке не было, телефон — старый, помятый и, в сущности, бесполезный. Я могла бы сказать ему, если б он спросил. Да я с радостью отдала бы ему наличные деньги и кредитки. В насилии не было нужды, совершенно никакой. И тем не менее я не могла отделаться от ощущения, что ему оказалось приятно меня трогать, причинять мне боль, и мысль о сумке пришла ему потом. Лицо у меня запылало от стыда, когда я вспомнила, как он лапал меня, я почувствовала себя замаранной.

Медленно, преодолевая боль, я поднялась на ноги. Все вокруг заплясало у меня перед глазами, и я закрыла их, держась за ветки, чтобы снова не упасть вперед. Я знала: если подожду, головокружение пройдет, — но я не могла ждать. А если он вернется? Я заставила себя оторваться от куста и добраться до стены дома, передвигаясь раскачивающейся походкой пьяного. Неэлегантно, но эффективно. В полном изнеможении я остановилась, цепляясь за кирпичную кладку и прикидывая, есть ли какой-то шанс, что мама не легла. Окно гостиной находилось рядом со мной, и в промежуток между шторами струился голубоватый свет — видимо, работал телевизор. Я протащилась вдоль стены и заглянула внутрь. Мама раскинулась на диване, ее лицо выглядело серовато-голубым в мерцающем свете телевизора. Из этого мира она выключилась. На журнальном столике перед диваном стоял пустой стакан. Я тихо постучала по стеклу, зная, что она не ответит, но надеясь ошибиться. Она даже не шевельнулась.

Я постояла там минуту, пытаясь сообразить, что же делать, затем очень медленно обернулась назад и огляделась. Я ведь искала ключ от входной двери, правильно? И нашла его, когда вошла в калитку, как раз перед тем, как ожили опасные тени. Присев на корточки, я стала перемещаться вдоль дорожки, вглядываясь в землю, и была вознаграждена металлическим блеском под кустами, куда улетел ключ от входной двери. Кто-то из нас — я или он — вдавил его в грязь, и виден был только блестящий брелок на кольце с ключом. Я отряхнула его от земли, ощутив пусть и слабое, но ликование. Это он не унес. Что же он хотел у меня украсть?

Я дотащилась до входной двери и сунула ключ в замок. Колено теперь уже болело по-настоящему. Войдя в прихожую и прежде всего захлопнув дверь и заперев ее на ключ и задвижку, я едва не упала. Из гостиной доносилась пронзительная музыка какой-то ночной программы, и терпеть ее было выше моих сил, какую бы боль я ни испытывала. Доковыляв до телевизора, я выключила его. В наступившей тишине послышалось похрапывание мамы. Я увидела ее ничего не выражающее лицо, приоткрытый рот и блеск белка под неплотно закрытым веком левого глаза и не почувствовала ни ненависти, ни любви, ни жалости. Не ощущая ничего, а просто потому, что здесь лежало одеяло, я стащила его со спинки дивана и укрыла мать. Она не шелохнулась.

К левой руке начала возвращаться чувствительность. Я осторожно пошевелила пальцами и пару раз коснулась плеча. Кости целы, подумала я, хотя выше плеча рука не поднималась и болела так, что я не решилась на новую попытку после первой. Я прохромала на кухню и залпом выпила стакан воды. Горло саднило. Колено пульсировало. В ящике стола я отыскала две таблетки ибупрофена и проглотила их. Пользы от них было все равно что от скорлупки воды, вылитой в костер.