Книга Публичные признания женщины средних лет в возрасте 55 и 3/4 лет - Сью Таунсенд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Миллионы рабочих мест уже пропали и никогда не вернутся. Но безработные остались, и если они сидят дома в вынужденном безделье, по крайней мере у них должна быть возможность взять книгу и прочитать ее.
Стоунхендж всегда меня очаровывал. Впервые я туда приехала в двенадцать лет. В те дни было можно побродить среди камней и — о ужас! — даже потрогать. Народ любил устраивать пикники внутри каменных кругов, а по ночам, если верить «Новостям мира»[22], развлечения принимали менее невинный характер.
Теперь все иначе. Стоунхендж превратился в туристический центр и отдан в ведение организации «Английское наследие». Теперь там все стильно, организованно и тоскливо. Территорию Стоунхенджа отгородили от дороги проволочным забором, и единственный способ попасть поближе к камням — заплатить три фунта семьдесят пять пенсов скучающему юнцу в зеленой будке и пройти через турникет, за которым начинается туннель под дорогой. В туннеле хранится огромное количество штуковин, похожих на мобильные телефоны, с флагами всех стран мира. Мой муж после долгих поисков нашел-таки один с британским флагом, нажал кнопку «воспроизведение», и некий джентльмен с вымирающим акцентом английского чайного плантатора принялся, перекрикивая треск помех, хрипло вещать о Стоунхендже.
Мы миновали фреску на стене туннеля, где изображен первобытный человек, бредущий по долине с приличным грузом камней на горбу. Извините за сравнение, но картина выглядела так, словно сам первобытный человек окунал палку в разные жидкости — болотную жижу, овечье дерьмо, кровь животных — и ляпал все это на стене… как бы сказать… первобытно… Снаружи нас встретили живописные нагромождения камней в солнечном свете и тени от них на упругой ярко-зеленой траве.
При виде веревочной ограды вокруг камней мне захотелось перепрыгнуть этот символический барьер и добежать до круга. Но я устояла перед искушением, не желая, чтобы охрана «Английского наследия» оттаскивала меня на глазах иностранных туристов, перед телекамерами, и зашаркала по дорожке вместе с остальными посетителями. Мы вовремя догадались выключить голос чайного плантатора. Понять его было почти невозможно, да и те немногие фразы, которые мы разобрали, звучали отрывками из сценария, написанного Шекспиром в соавторстве с Барбарой Картленд[23]. Не удивительно, что у американцев был озадаченный вид.
Мы медленно продвигались вперед. Каждые пару шагов приходилось тормозить, чтобы не влезть в чей-нибудь кадр или видеосъемку. Я фотоаппарат беру с собой редко, он попал в черный список вещей, которые непременно стянут, если сам не посеешь. Знаю-знаю, в старости я об этом пожалею, потому что не смогу перелистать страницы фотоальбома и оживить волшебные мгновения жизни. Но память-то, я надеюсь, не потеряю? Закрыв глаза, я так и вижу эти волшебные камни. (Впрочем, должна признаться, я и воочию их видела буквально на прошлой неделе.)
Мы снова спустились в туннель и прошли мимо магазина сувениров. Муж ухватил меня за руку.
— Ты здорова? — спросил он. — Мы же прошли милю магазина.
Оглянувшись, я увидела на витрине горку мелких плюшевых медвежат, наряженных в шкуры из якобы леопардовых лоскутков, — первобытных людей из себя изображали, не иначе. В другой витрине сидели такие же медвежата, только в фирменных свитерах «Английского наследия», и даже с желтыми значками. Нам нужно организовать общество в защиту плюшевых медвежат. Их бессовестно эксплуатирует индустрия туризма. Они вынуждены работать в жутких условиях: в ноздри бьет запах пудры, а в ушах стоит лязг электрических кассовых аппаратов.
Нехотя я вошла вслед за мужем в магазин. Муж был настроен щедро.
— Хочешь пару сережек из Стоунхенджа? — проявил он заботу.
Я с ледяной улыбкой отказалась от любезного предложения. К кассам тянулась длиннющая очередь. Туристка из Японии, похоже, собралась утащить на родину пять банок «Старого английского варенья». Толстый американец купил гигантский леденец «Стоунхендж» и пожирал его глазами, наверняка мечтая слопать в гостинице вечером. Я ушла с пустыми руками — это новая веха в моей личной эволюции. А жизненная цель такова: покупать лишь самое необходимое. Пока, к несчастью, мне много чего необходимо.
Потом мы присели отдохнуть на лавочку перед отгороженным полем со множеством овец. Одна овца отбилась от товарок, подошла к краю поля и сунула морду в ограду. Овцы вообще славятся своей тупостью, эта же выглядела просто слабоумной, к тому же невероятной уродкой. Но не успели мы ахнуть, как эту шерстяную дуру обступила толпа туристов и давай фотографировать и снимать на видео ее уродскую морду. Клянусь, овца решила, что она — принцесса Диана. От славы у нее прямо-таки закружилась голова, потому что она оторвалась от ограды и вернулась к другим овцам, в дальний конец поля, только когда туристы расселись по автобусам и уехали.
Недавно рядом с нами открылся новый супермаркет (не «Сейнсбериз»). Меня в тот момент дома не было, зато мои дети, которые всегда в курсе последних магазинных новостей, побывали там сразу же. Они и посоветовали мне одеться потеплее. День был знойный, над Лестером ацетиленовой горелкой висело солнце, но я послушно надела кардиган, брюки и рубашку. Со мной поехали двухлетняя внучка Фин и ее отец.
Мы вышли из машины.
— Гляди, динозавр, — сказала Фин так естественно, будто динозавры привычно ошиваются около автомобильных стоянок после обеда по субботам. Но она оказалась права: к стойке для велосипедов был привязан динозавр, словно его доисторический хозяин заскочил на минутку за булкой из муки, молотой на каменных жерновах.
Из-за угла к нам шагнул мужик четырехметрового роста. Фин посмотрела на него, даже глазом не моргнув.
— Привет, — сказал он ей и взял под козырек.
— Привет, дядя, — ответила Фин, нимало не удивляясь чудным ходулям.
Из миски у входа лакала воду маленькая белая собачка с клетчатым бантом и в шляпе-цилиндре. Фин строго посмотрела на собачку. А я уже гадала, не будут ли на полках сидеть марсиане, а за кассами гориллы, и если так, сочтет ли Фин и это нормальным для супермаркета. Потом я напомнила себе, что все двухлетние дети сумасшедшие. В этом их особое безумное очарование. Для Фин сейчас самая большая драгоценность-открытка с изображением окна, из которого, ухмыляясь, выглядывает свинья.
Мы вошли и попали в Антарктику: ослепительно белый свет и холодина. Ей-богу, я не удивилась бы, даже если бы навстречу нам вышла стайка пингвинов. Кутаясь в кардиган, я с жалостью поглядывала на заледеневших покупателей в рубашках и шортах. На некоторых чокнутых девицах вместо футболок были лифчики от купальников, словно они заявились сюда с пляжа.
По-моему, для любого супермаркета вопрос жизни и смерти — свежесть фруктов и овощей, так что этот провалился на все сто. Полный крах в виде гнилых помидоров и вялых початков кукурузы. Хватая последний грустный пучок лука, я подслушала беседу двух продавцов в униформе: они поздравляли друг друга с выручкой за первую неделю, стоя у горы скукоженной картошки, поросшей зловещими зелеными ростками. На ум пришла фраза «пир во время чумы».
