Книга Планета грибов - Елена Чижова

И все-таки он думал об авторе с сердечной теплотой, будто там, в другой части света, обнаружилась близкая душа, которая тоже боится люков. Совпадение личных страхов. Впрочем, в жанре, к которому он вынужденно приобщился в последние годы, любое совпадение может оказаться иллюзией – пустышкой, игрой. Имея дело с фантастикой, надо быть начеку, не слишком доверяясь тексту: в любой момент автор может показать переводчику нос.

– Обманули дурака на четыре кулака! – мальчишеский голос под его окном выкрикнул детскую дразнилку, словно подтвердив его подозрения.

Он вытащил лист из-под каретки, заметил орфографическую ошибку и потянулся к карандашу. Карандаш, которым вносит правки, исписан до самого дерева. Пошарив под бумагами, нащупал точилку.

Слои древесины змеились, оголяя грифель.

– Хозяева́-а! Эй, есть кто-нибудь?..

Вскочил и подбежал к окну.

У соседской калитки маячил мужик с топором.

– Вы… Не ко мне? – боясь, что тот не услышит, высунулся по пояс.

Мужик обошел кривую елку, растущую у забора, и, обнаружив источник звука, помотал головой.

– Вы… Случайно не бригадир?

Мужик перехватил топор в другую руку и, сделав еще пару шагов, остановился под самым окном:

– А эти, ваши соседи? А то вон – машина есть, а их нет.

Он пожал плечами и, прикрыв створки, вернулся к столу.

– Ну чего? – снаружи донесся другой, но тоже мужской голос.

– Да бес их знает! На озеро пошли. Или в лес.

– Ну и чего делать? Тракторист отзвонился, сказал, минут через двадцать…

Два голоса держали совет прямо под его окнами.

– Как думаешь, может, и не достанет… – первый предположил не очень уверенно.

– Ага! А если достанет? Бац – и в лепешку! – с удовольствием, словно ему представилось что-то приятное.

К странной беседе присоединился женский голос. Женщина что-то говорила – он не разобрал слов.

Возвращаясь к своим мыслям, точил карандаш, но теперь особенно осторожно: одно неловкое движение, и грифель хрустнет. Вынул и дунул на кончик: «Выдумывают, выдумывают… Мало им нормального мира, созданного божьим помышлением. Не-ет, подавай искаженные миры! Казалось бы, возьми любого человека, загляни внутрь: каждый человек… – За окном слышался шум мотора. Он мотнул головой. – Соседи. Видимо, уезжают. Скатертью дорога… Каждый человек – переводчик божьего замысла, только один уважает Автора, а другой несет отсебятину… – острым грифелем ткнул в подушечку пальца. – Кто это сказал?..»

Почесал в затылке, чувствуя неровности черепа, и вспомнил: обсуждали «Божественную комедию». Шли по набережной, Марлен рассуждал на ходу: «Никак не могу понять: вот рай и ад. Вроде бы они существовали и раньше, пока бог не создал человека. В те времена их населяли ангелы: рай – настоящие, ад – падшие. Согласен?» Он кивнул: «Ну и что?» – «А теперь смотри, – Марлен остановился у кучи снега, который убрали с проезжей части, сгребли к обочине. – Для кого он создал ад?» – «Не знаю… может, для ангелов?» – он смотрел на грязный снег, пытаясь понять, куда клонит Марлен. «Значит, знал? Был уверен, что ангелы его предадут? Заранее построил тюрьму, чтобы потом, когда дойдет до дела… Это – во-первых…» – «Да нет, – он перебил, – глупость какая-то. Получается как у Сталина: измена Родине через намерение. Карается расстрелом».

«Ладно… – Марлен пнул ногой снежную кучу. – Едем дальше. Теперь про людей. Согласись, сперва должен быть Страшный Суд, а уж потом, в зависимости от приговора, одних – в ад, других – в рай. Согласен?»

На этот раз он кивнул увереннее.

«А у Данте?» – «Что?» – «Они уже там. Хотя, заметь, никакого Страшного Суда еще не было». – «Ты уверен? – раньше он не задумывался об этом, но теперь как-то засомневался. – Хотя, конечно… Суд потом, когда все умрут, в смысле, конец света, Армагеддон…» – «Вот именно, – Марлен сделал страшные глаза. – А автор, заметь, жив. Это Вергилий умер. Ну и остальные, которых они там встречают. Тебе не кажется, что Данте, как бы это сказать… воспел внесудебную расправу? Говоря по-нашему, “тройки” и все такое прочее?»

«Ну не знаю… – он поежился, не понимая: шутит или серьезно? Решил: шутит. – Как-то неловко, все-таки классик. Великое произведение, непревзойденное… И знаешь, – он заговорил увереннее, будто ступил на твердую почву. – Теперь уже не важно, насколько это соответствует Евангелию и вообще первоначальной идее. “Божественная комедия” лежит в основе других великих произведений, которые написаны позже. Это как, – взмахнул руками, – колонна. Выдернешь, и все рухнет. Расхождения, конечно, есть, но все равно Данте – переводчик божьего замысла». – «Вот-вот, – Марлен погрозил пальцем, кажется, пропустив божий замысел мимо ушей. – Именно что рухнет. Так ведь они так и рассуждают: дескать, одно дело, первоначальная идея… А уж что получилось, то и получилось. Победителей не судят. Главное – результат: великие свершения. И в космос первыми слетали, и в войне победили… А знаешь, что я думаю?»

Вот тогда Марлен и сказал, а он запомнил – слово в слово: «Не только Данте. Каждый человек – переводчик божьего замысла, только один уважает Автора, а другой несет отсебятину…»

Потом зашли в пышечную, их любимую, у ДЛТ…

Мотор за окном шумит все сильнее.

– Да что они там! – чувствуя, что сбился с мысли, встает и подходит к окну. Снова распахивает створку.

По улице, задрав ковш, как слон – хобот, движется трактор: решительно, но в то же время как-то суетливо и юрко, будто поигрывая всеми узлами и шарнирами.

Тут только заметил: соседскую машину отогнали подальше. За рулем сидит женщина – издалека он не видит ее лицо.

Как-то по-особенному мелко содрогаясь, трактор объехал ее слева и остановился у бетонных блоков. Тракторист выключил мотор. Два мужика – один, тот самый, с топором, другой с толстым мотком веревки, – подошли и встали у кабины. Размахивая руками, что-то втолковывали трактористу, который так и не вылез наружу: сидел и кивал.

«Рыть, что ли, собрались… – стоял, скрываясь за занавеской, стараясь не выдать своего присутствия. – Или блоки потащат?»

Между тем мужики отошли и встали у забора. Мотор снова заурчал.

Трактор содрогнулся и, по-хулигански вертя задом – точь-в-точь дворовый шпаненок, – отъехал назад.

Помедлил, сотрясаясь всеми железными внутренностями, будто примериваясь. С ковшом наперевес двинулся вперед. Зубастая боковина ковша уперлась в ствол, уходивший в небо. Сосна, выступившая за кромку леса, не шелохнулась. Тощие осинки подрагивали на ветру.

«С ума, что ли, спятил?.. Не мог объехать?..»

Тщетно перекрикивая рев мотора, мужики вертели руками, будто очерчивали круги. Тракторист рванул рычаг и пополз задним ходом – медленно и ровно, словно трактор успел приноровиться к дороге, усеянной мелкими рытвинами.