Книга Демон Декарта - Владимир Рафеенко

«А меня – Лизавета Петровна, – сухо представилась Лиза. – Нет-нет! Обниматься не будем. Во всяком случае, не здесь. Ну что ж, если пиво допил, пошли. Ты же не местный?» – «Да я, в общем-то, здесь родился. Да и с вами знаком…» – Иван усилием воли заставил себя замолчать. «Надо же! – Лиза хмыкнула, еще раз его осмотрела. – Нет, не узнаю. Ну да ладно». Зацепив под руку, поволокла прочь, навстречу апрельскому мокрому снегу.

В двухэтажном высоком доме барачного типа еще довоенной постройки Лиза Петровна показала Левкину крохотную комнатку на первом этаже. Там раньше жила дворничиха, но уж лет десять как селились Лизкины квартиранты. Двумя пальцами развернула размокший паспорт жильца. Хмыкнула, но ничего не сказала. Неопределенно махнула рукой в окно, указывая ближайший магазин, вышла из комнатки, тяжело прошлась по коридору и открыла дверь своей квартиры. Заглянула к дочке:

«Эй, Сашка! Ты дома?»

Александра смотрела в окно спальни на мерно и разноцветно дымящий завод, на величественные корпуса и трубы, на проходную. Из окон было видно, как сквозь узкий зев проходной течет река металлургов, как суетится охрана, периодически отворяя ворота для крупнотоннажных фур и машин начальства. Гордо подняв головы вверх, чтобы не забрызгать глаза слякотью подлых провинциальных тротуаров, плыла, скользя в лучах фонарей, ночная смена.

«Мама, – не оборачиваясь к вошедшей Лизе Петровне, проговорила Саша, – я пойду смотреть на ночные плавки?» – «Конечно нет, – хмуро ответила Лиза Петровна. – Люди работают, а ты им мешаешь. Слухи ползут по заводу. И вообще, хватит об этом. Мне не нравится твоя связь с Петренко!»

Помолчали. Лиза чувствовала хмель и странную грусть, случавшуюся с ней после прогулок по родному городу. Впрочем, была и радость от того, что нашла пусть и плохонького, но жильца. Пока на месяц, а там, глядишь, работать устроится. Вот и будет дело. Часть, конечно, пойдет начальнику ЖЭКа, но и себе копейка перепадет.

«А на участке нагревательных колодцев снова призрак ходит», – сообщила Саша. «Это кто тебе сказал, – после паузы поинтересовалась Лиза, – Петренко?» – «Ну да, и что? Между прочим, он гениальный металлург, так что ему можно говорить все, что угодно! Ни ты и никто другой ему не указ! Без него этот завод станет!»

«И на гениальных металлургов находится управа, – убежденно проговорила Лиза Петровна. – Его могут, например, премии лишить, выговор объявить, уволить. Могут, кстати, и в милицию заявить, что пятидесятилетний мужик трахает юную девицу Александру, отец которой, между прочим, и по сей день являет пример гражданского мужества и высокого профессионализма. И что тогда светит Петренко за его болтовню?»

«Между прочим, – хладнокровно парировала Саша, – девица не так уж и юна. Ей уже двадцать два года, и она дает сама! Дает-дает! И с большой охотой! Пора пришла, как говорится. Снеговые горы тают, с юга птицы прилетают и шуцманшафт. И любому заинтересованному лицу эта самая девица так и скажет: Петренко здесь ни при чем! А чтобы вопросов не оставалось, предъявит итальянский фаллоимитатор своей матери, спрятанный в дальнем углу шкафа в коробке из-под старых сандалий.

Если вы хотите от этой жизни взять все, – заметила Саша с вежливой улыбкой на красивом кукольном лице, – если вам надоели скучные будни, вспомните о нем. Ваш дружочек всегда готов! Длина двадцать два сантиметра, диаметр три с половиной, цвет бордовый. Для женского счастья довольно двух батареек «AA» и тридцати свободных минут! Лучшие фаллоимитаторы на присоске – фаллоимитаторы реалистик !»

«Сволочь ты, Сашка, – скорбно покачала головой Лиза, – настоящая сволочь! Ну да ладно, хватит нам с тобой умничать, садись пить чай». – «Не верю я тебе, – устало проговорила Саша и уселась на широкий деревянный стул. – Ты все врешь. И насчет отца, и насчет меня, и насчет Петренко. Всегда врала. Всю жизнь. Думаешь, я дура, тобою выдуманная, и ничего не понимаю в жизни? Так вот. Во-первых, понимаю. А во-вторых, не верю тебе».

«А ты никому не веришь, – справедливо заметила Лиза Петровна, – ибо дети – фикция человека». В комнате воцарилась тишина. Две женщины пили чай вприкуску. В старой сырой квартире пахло мятой и зверобоем, старыми тряпками и медленно доходящей до нужной кондиции квашеной капустой. Бадейка с ней стояла на балконе, прикрытая большой эмалированной крышкой, но дух пробивался через форточку и сюда.

«Бедная моя девочка, – произнесла Лиза Петровна, когда с чаем было покончено. – Бедная, бедная, бедная! Был бы настоящий отец, в твоей судьбе все бы сложилось по-другому».

«А в копровом цехе кровь в металлоломе, – проговорила Саша, дуя в чашку. – Дневная смена заявление написала, милиция приезжала. Резаки остановили. Все выясняли обстоятельства. Петренко говорит, это кровь русского народа из нефтяных скважин хлещет. Девать ее некуда, так что ее льют в эшелоны с металлоломом, что идут на Запад. Как говорит Петренко, феррум к ферруму». Саша замолчала, размешивая сахар в чашке.

«Твой Петренко, милая моя, – проговорила Лиза Петровна устало, – дурак, старый сатир и фантазер. А ты бы шла спать». Саша слезла со стула, прошла к себе в комнату, постояла еще немного у окна, наблюдая за сизо-красным заревом, стоящим над заводом. Потом вздохнула. Взяла в руки куклу в малиновом платьице, положила у подушки, сняла джинсы и желтую застиранную кофту, предназначенную для особо зябких дней, и нырнула под одеяло.

Взяв куклу в руки, Саша потрясла ее, пока не открылись выцветшие равнодушные глаза. «Слушай меня, Дуня, – сказала Саша, – слушай. Рассказываю тебе сказку, рассказываю. Жил-был на свете город. Громадный! Большой город посреди степи. Кто его построил, неизвестно! И зачем построили, тоже никто не знал».

* * *

«Что у нас по газу?» – Директор завода Александр Дегтярев посмотрел на начальника газовой службы. «Пока перерасход», – пожал тот плечами. «И какого хрена?! Вы что, мать вашу, газ налево толкаете?» – «Ну почему обязательно налево? На прошлой неделе было две запоротые плавки, причем не по нашей вине. В понедельник плотность металлолома была низкой, а в субботу ночью, как уже было три месяца назад, взрыв был в печи. Да вы же сами знаете! Заглушили, конечно, плавку. Ну, вот и перерасход».

«Что там по взрыву? – Директор посмотрел на начальника электросталеплавильного цеха. – Когда вы наведете порядок?!» «А это вы у Васи Петренко спрашивайте!» – Начальник цеха перевел стрелки и продолжил рисовать ужасные рожи в зеленой тетрадке в клеточку. «Это все, что ты можешь сказать?» Начальник цеха снова отложил карандаш. «Новые стержни, Александр Степанович, заказаны и оплачены, сегодня к ночи установим. Ремонтная бригада работает круглосуточно. Теперь все».

«Петренко, где ты?! Петренко, красавец! Где ты, когда с тобой директор разговаривает?! Встань передо мною, как лист перед травою! Что там снова случилось?! Когда ты научишься работать?! Или тебя перевести в слесаря?» – «А я не против, – пожал плечами Петренко. – И при чем тут кто, если в металлоломе газовый баллон?!»

Дегтяреву позвонили на мобильный. Он принял звонок и стал слушать. Василий Иванович вздохнул и посмотрел в окно. Здесь, в зале, было тихо и сонно, а там, за огромными витражными окнами, плыла в паутинах и звонах ранняя весна. Небо в облаках было молодое и пугливое, как заяц. То глянет, то спрячется. Хотелось выйти на улицу, вкрадчиво войти в магазин «Металлург», купить три бутылки портвейна и встревоженно их выпить. Пить, изучая небо. Подрабатывая угловатым мощным кадыком после каждого крупного глотка. Вдыхать облака. Впитывать весну подошвами мокрых сапог, большими кулаками с шишками разбитых косточек, волосатой грудью, в которой в последнее время все чаще сквозил странный холодок. Большими горько-зелеными глазами.