Книга Варфоломеевская ночь - Владимир Москалев

— Как бы не оказалось поздно, — ответила сестра.

— Ах ты, моя Кассандра.

В этот же день мадам Екатерина позвала будущего зятя к себе. Присутствующие врачи, скорбно поклонившись молодому наваррскому королю, объяснили причину смерти его матери и зачитали результаты вскрытия тела и черепа больной. Никаких признаков, указывающих на то, что королева была отравлена. Вполне естественная при таком заболевании смерть, пусть даже и неожиданная. Несколько раз кидал Генрих на мадам Екатерину испытующие взгляды, собираясь прочесть на ее лице хоть малейшую тень смущения, но не увидел ничего, кроме живейшего сострадания. Оно было скорбным, бесстрастным и удивительно спокойным, ничто не дрогнуло на нем, ни одна жилка. Так не мог вести себя человек, совесть которого нечиста, и Генрих решил, что ошибался в своих подозрениях. Виновных искать не было смысла. А Рене, о котором говорил Лесдигьер? Что ж Рене… Он сам подумал, что королева отравлена, потому и пришел с противоядием.

Глава 3

Старый знакомый

В середине июля, получив донесение об осаждении испанцами Монса и о потерях, которые несут гугеноты, адмирал вновь выдвинул на обсуждение проект оказания помощи французским войскам в Нидерландах, но король, помня взрыв недовольства, которое выразила его мать, медлил, не решаясь прекословить старой королеве. И все же адмиралу удалось уговорить его, Карл дал согласие. Де Колиньи немедленно отправил четырехтысячное войско к границе, а сам поехал в арьергарде с пятьюстами всадниками. И кто бы мог подумать, что через три дня войско попадет в засаду и будет разбито. Узнав об этом, король поспешил к матери. Та выслушала его и отрывисто засмеялась:

— Посмотрим теперь, захочет ли он еще раз поступить наперекор моей воле.

Карл вылупил глаза:

— Так это была ваша затея? Но для чего вы это сделали, матушка?

— Скоро ты об этом узнаешь, Карл.

Но, вернувшись, де Колиньи, как ни в чем не бывало, вновь потребовал войско, уверяя, что все вышло совершенно случайно, их застала врасплох целая армия испанцев, когда они ночью спали в лесу. Король потерял терпение и ответил решительным отказом. Боясь, что вожди гугенотов встревожатся неожиданной немилостью короля и, чего доброго, самовольно выступят в поход с целью сделать из Нидерландов гугенотскую республику, королева-мать заторопилась с приготовлениями к свадьбе.

Неделю спустя пришло письмо из Рима от французского посла; он уверял мадам Екатерину, что разрешение на брак от папы получено и его благословение уже в пути; какие-нибудь несколько дней — и оно прибудет в Париж. Екатерина тут же показала это письмо кардиналу Карлу Бурбонскому, и потребовала назначить дату венчания; к тому времени благословение уже прибудет. Кардинал внимательно осмотрел письмо, печать и подпись, прочел лживое донесение французского посла и в конце концов дал согласие. Немедленно принялись оговаривать все детали и решили, что обряд венчания будет происходить в понедельник восемнадцатого августа, в соборе Парижской Богоматери.

Едва кардинал ушел, Екатерина позвала одного из капитанов личной гвардии.

— Ты возьмешь две роты всадников, — сказала она, — и не медленно поскачешь по дороге на юг к границам Италии. Раздели отряд на три части и контролируй дороги: через Салуццо, Савойю и Франш-Конте. Папский посол не должен прибыть в Париж раньше восемнадцатого августа. Возьми этот кошелек, в нем двести луидоров, это для тебя и твоих людей. Выполнишь поручение — получишь столько же. А теперь ступай.

В один из дней накануне свадьбы Конде доложили, что его хочет видеть какой-то господин. Имени он не назвал, но просил передать, что приехал издалека, с границ Пуату.

Пожав плечами, Конде небрежно махнул рукой:

— Что ж, пусть войдет.

Через минуту в комнату, где сидел у окна принц и листал Плутарха, тяжело ступая грязными дорожными сапожищами, грузно ввалился человек в плаще и, широко улыбаясь, остановился у порога.

Конде поднял голову; книга выпала у него из рук.

— Матиньон! Старый друг моего отца! Это вы?

— Я, принц, клянусь халатом Моисея, кто же еще! — воскликнул Матиньон и от всей души обнял молодого человека, совершенно не стесняясь при этом пыльного костюма.

— Где вы пропадали, Матиньон? — искренне сокрушался Конде, а глаза его так и сияли счастьем, разглядывая старого воина. — Мы все так долго не видели вас!

— Вы ведь знаете, принц, где я был, — ответил Матиньон, и как ни в чем не бывало, развалился в кресле, — а вот теперь здесь, и, черт меня подери, если я в течение двадцати четырех часов куда-нибудь двинусь с этого места, исключая, впрочем, набеги на кухню и винный погреб.

Конде рассмеялся.

— Да, да, — воскликнул он, — вы пожинали лавры победителя женского сердца в объятиях герцогини Д'Этамп, я помню это. Но что же заставило вас покинуть ее? Вы ей надоели, и она вас прогнала?

— Что, прогнала меня? Ха-ха, как бы не так! Да она вцепилась в мои штаны и не отпускала до тех пор, пока я не пообещал ей, что вернусь, как только наш король женится. «Per Вассо!»[14]

— Значит, вы приехали на свадьбу Генриха Наваррского?

— А как вы думали, мой принц? Разве мог я усидеть дома, в то время как мои друзья и боевые соратники, съехались в Париж на празднества по случаю такого невиданного бракосочетания? И если я что-то и оставил в постели герцогини, то уж никак не свою совесть, веру и желание служить вам, ваше высочество, как я служил вашему отцу.

— Как, — растроганно произнес Конде, обнимая за плечи сидящего Матиньона, — вы приехали в Париж, значит, не только ради свадьбы?

— Конечно, нет. Мой долг — служить вам и умереть возле вас. Да и где мне быть, как не у стремени боевого коня сына великого Людовика Конде? Ах, принц, если бы только порассказать вам все приключения, выпавшие на долю мою и вашего отца за долгие годы нашей дружбы, то вы поймете, что Жерар де Матиньон не может сидеть дома и, впав в прострацию, ждать приближения смерти. Я старый воин и должен погибнуть либо в бою за нашу веру, либо за вас, принц, другого выбора у меня нет. Вот потому я здесь.

— Отец часто рассказывал мне о вас, — ответил юный Конде, — и вы сами знаете, как искренне люблю я вас и всегда скучаю без вашего общества. И если вы говорите, что приехали в Париж, чтобы быть моим верным другом и наставником…

— Именно так, а другого у меня и в помыслах нет. Приказывайте, монсиньор, старый солдат хоть сейчас готов исполнить любое поручение. Куда надо ехать: в Нидерланды, Испанию, Италию? Только для начала, принц, не мешало бы пообедать и выпить вина. Чертовски голоден и устал с дороги, а деньги, что дала мне герцогиня, все до единого су я спустил на постоялом дворе какому-то купцу, черт бы его побрал. Хорошо еще, что не проиграл лошадь.

Конде хлопнул в ладоши и отдал приказание. Прошло не более пяти минут, и в комнату к нему внесли столько еды и вина, что вполне хватило бы на пятерых.