Книга Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов - Генрих Эрлих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На передовой люди сходятся быстро. Вот и Юрген нашел себе приятеля. Его звали Йорген Йоргенсен, они были тезками. А еще он был шарфюрером, то есть ровней, равенство чинов немало способствует приятельским отношениям.
— У нас в семье все Йоргены Йоргенсены, — рассказывал он, — я — Йорген Йоргенсен, отец — Йорген Йоргенсен, дед — Йорген Йоргенсен, прадед…
Так они говорили, все эти норвежцы, к этому надо было просто привыкнуть. Когда Юрген привык, то стал даже находить в такой манере разговора большое достоинство — она успокаивала.
Йорген был родом из Ставангера, небольшого портового города, он вырос в порту, это еще больше роднило их с Юргеном. По молодости он вступил в «Гирд», в штурмовой отряд норвежской национал-социалистической партии, а сразу после прихода немцев записался добровольцем в войска СС. Он мечтал сражаться против наглых англичан, которые не давали продыху норвежским рыбакам. А еще он мечтал стать танкистом, коли уж в структуре СС нет военно-морских частей. Мечтам его не суждено было сбыться. Добровольцев было слишком много для танковой дивизии «Викинг», больше трех тысяч, поэтому он попал в мотопехоту, в дивизию «Нордланд». И отправили его воевать не с англичанами, а на Восточный фронт. Но он не унывал, ведь борьба с большевизмом была не менее важной и привлекательной задачей.
Где они только не воевали! Было похоже, что дивизию «Нордланд» бросали в прорыв на самых опасных участках и ею же затыкали все образующиеся на фронте дыры, совсем как их 570-м ударно-испытательным батальоном. За один последний год дивизия сражалась под Петербургом, потом под Нарвой, затем русские прижали их к морю в Курляндии, оттуда в январскую стужу дивизию эвакуировали морем в Померанию, где они остановили наступление Рокоссовского — эту невероятно сложную для норвежца фамилию Йорген произнес без запинки, чувствовалось, что они не раз склоняли ее на все лады в своем кругу. И вот их, без малейшей передышки, перебросили под Берлин, на направление главного удара, удара чьих войск, русских или немецких, Йорген не уточнил. И Юрген был полностью солидарен с ним в этом. Не их ума это дело, как командование распорядится, так и будет. А еще вернее — как повернется военное счастье.
В те дни казалось, что удача будет на их стороне. Иначе и быть не могло, ведь впереди плечом к плечу стояли крепкие парни — норвежцы и они, штрафники. Но все это было в середине апреля, до этого еще много чего произошло.
Это было подлое трусливое преступление. Так сказал подполковник Фрике, и Юрген полностью с ним согласился. И Вортенберг, и Брейтгаупт, и все другие солдаты их отделения, взвода, роты, всего батальона, выстроившегося в низине за холмом.
Последний раз это выражение Фрике употребил на таком же общем построении в Витебске после того, как партизаны взорвали армейский госпиталь, под руинами которого погибли их раненые товарищи. Сейчас число погибших было в десятки, если не сотни раз больше, официальные цифры пока не были объявлены, но говорили о ста тысячах убитых мирных жителей, детей, женщин, стариков.
Это был результат вчерашней бомбардировки Дрездена. В городе не было военных предприятий, вероятно, поэтому он был слабо защищен зенитными батареями. А плохая погода помешала взлететь истребителям. Английские и американские бомбардировщики накатывались тучами на беззащитный город и безнаказанно крушили «жемчужину Саксонии», ее дворцы, памятники, соборы, театры, музеи, исторические здания. Дрезден был переполнен беженцами с Восточного фронта, они устремились в этот город именно потому, что он представлялся им безопасным. Они верили, что древние стены защитят их, что ни у кого, даже у русских, рука не поднимется разрушить эту красоту. И вот на их головы посыпались бомбы. От них не было спасения. Здания еще можно восстановить. Людей — нет.
Все это Фрике сказал солдатам. Те глухо роптали. Если бы командир приказал им сейчас броситься в атаку, они бы бросились. Пусть перед ними были не англичане с американцами, а русские, они и русских бы смяли, выплеснули бы на них свою ярость, — к русским у них тоже был длинный счет. Но Фрике отдал другой приказ:
— Батальон! Разойдись! Господ офицеров и унтер-офицеров прошу задержаться.
— В соответствии с приказом фюрера, — сказал он несколькими минутами позже, — всем военнослужащим, имеющим родственников в Дрездене, должен быть предоставлен кратковременный отпуск для посещения Дрездена и выяснения судьбы родственников. Я не стал объявлять этот приказ перед строем, потому что солдатам, проходящим испытание, отпуск не полагается. В приказе фюрера не содержится никаких указаний, отменяющих эту норму. Но в нашем батальоне есть около ста пятидесяти, сто сорок семь, если быть совсем точным, полноправных военнослужащих Вермахта, о которых мы не можем забывать. Итак, вопрос первый: кто из вас, господа, имеет родственников в Дрездене?
— Я, — выступил вперед лейтенант Ферстер. — Я из Дрездена. — Он был бледен и слегка пошатывался.
— Два часа на сборы и передачу дел. Предписание и отпускное свидетельство получите в канцелярии. Обер-фельдфебель Вольф! — Фрике перевел взгляд на Юргена.
— Фельдфебель Вольф! — ненавязчиво поправил он командира, делая шаг вперед и отдавая честь.
— Приказ подписан! Принимайте взвод, обер-фельдфебель, на время отсутствия лейтенанта Ферстера.
— Есть! — ответил Юрген.
Он постарался сказать это максимально бодро, чтобы притушить тоскливую мысль: мне это надо? Получилось, судя по всему, плохо, потому что Фрике строго посмотрел на Юргена и укоризненно покачал головой.
— Еще кто-нибудь, господа? Нет? Отлично. Вашим родственникам повезло. Вопрос второй: кто из рядовых имеет родственников в Дрездене? Мы, конечно, поднимем личные дела, но там указаны только место рождения и место призыва на военную службу.
Юрген напряг память. Рядовых-«вольняшек» было немного, один-два на отделение, они должны были контролировать штрафников изнутри. В отделении Юргена таких не было, он сам все контролировал, и снаружи, и изнутри. Кроме того, у него был Брейтгаупт, на которого он мог всегда и во всем положиться.
— Рядовой Бер из второго взвода, — доложил Юрген, — помнится, он рассказывал, что у него замужняя сестра в Дрездене или где-то совсем рядом.
— Хорошо. Рядового Бера — ко мне.
Юрген никак не отреагировал. Пусть командир второго взвода пошевеливается. Он о другом подумал. Десять минут назад он сказал бы: из третьего отделения второго взвода. Ведь его уровнем было отделение. Сейчас он, не задумываясь, сказал: из второго взвода. «Входишь в роль, бродяга!» — подколол сам себя Юрген.
* * *
— Посмотри вот это, — сказал подполковник Фрике Юргену и выложил на стол сложенную вчетверо газету.
Она была чуть сероватой, почти свежей, но уже с сильно затертыми сгибами. В верхнем левом углу пузатыми буквами было набрано: «ПРАВДА». На месте даты расплылось жирное пятно, но месяц проступал четко, это был февраль, он еще стоял на дворе.
