Книга Дневники голодной акулы - Стивен Холл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я просто знаю, что с тобой все будет в порядке.
У входа в каждую таверну вокруг кемпинга висели разноцветные фонари, похожие на лампы с рождественской елки. По ночам они отражались в море вдоль всей береговой линии, отбрасывая на волны голубые, красные, зеленые и желтые отблески. Здесь же, в бухте, море предоставлялось своим собственным краскам.
— Это вроде того, что говорят о солдатах, вернувшихся с войны. Люди рядом с тобой умирают. По-настоящему умирают, Эрик. Тебя отправляют на недельную химиотерапию, и ты оказываешься в палате вместе с теми, что по-настоящему умирают и изо всех сил стараются с этим примириться. Когда неделя истекает, ты отправляешься домой и видишь своих родных и друзей, видишь, что все там знакомо и привычно. Это чересчур. Ты думаешь — один мир не может вместить в себя обе эти жизни, и ты чувствуешь, что вот-вот спятишь, когда осознаешь, что мир, да, настолько велик, что он, да, может вместить в себя все самое-самое ужасное и самое-самое родное — когда только пожелает.
Несколько минут мы сидели молча.
— Жаль, что меня там с тобою не было.
— Это не о тебе. И не о том, жаль тебе или не жаль.
— Я не это имел в виду.
— Ты тогда вообще меня не знал.
— Все равно мне жаль. У меня такое чувство, будто я подвел тебя, не познакомившись с тобой раньше.
— Ну и глупо.
— Некоторые вещи глупы. Это не мешает им быть настоящими. Вот я глуп, а все-таки вот он я, рядом с тобой.
Клио взяла бутылку и улыбнулась.
— Это правда.
— Слушай — я люблю тебя и, что бы ни случилось, всегда буду рядом, если ты этого захочешь. Но тебе надо начинать от этого избавляться. Ты же не хочешь кончить тем, чтобы все время срываться, как я, с катушек, так ведь?
Клио смотрела на воду. Я знал, что она решает, рассердиться на меня или нет. Минута проходила за минутой. Чайки упустили то, что их интересовало, и с криками поднимались в небо. За пролетевшим самолетом остался прямой белый след.
— Знаешь, в больнице была своя библиотека.
— И что?
— Целая библиотека, а читать нечего. Если я никогда больше не увижу ни одной книги Артура Конан Дойла, то не расстроюсь.
Я рассмеялся.
— Я их прочла все до единой, и знаешь, что поняла?
— Что?
— Шерлок Холмс вовсе не умен — просто этот доктор Ватсон слишком глуп.
Я снова рассмеялся, Клио тоже, и мы оба стали выше взмахивать ногами над краем скалы.
— Ты «Собаку Баскервилей» читал?
Я помотал головой.
— И не надо. Куча всякой чуши о том и о сем только для того, чтобы Холмс мог подстрелить собаку, размалеванную зеленой краской. Собственно, вот как можно сделать себе репутацию гения: найди себе тупого прихвостня, который будет восхищаться всякий раз, как ты пукнешь, и сможет размещать отчеты о твоих подвигах в вечерней газете.
Я улыбнулся, взял бутылку и стал ковырять наклейку.
— Значит, ты пришла в себя?
— Просто это слишком, понимаешь? На протяжении многих месяцев просыпаться по утрам и знать, что у тебя рак.
Я кивнул.
— Эта мысль, она как огромный камень, который ты не можешь с себя снять. Стоит только открыть глаза, его тяжесть тут как тут и все время на тебя давит.
— Но, милая, у тебя же нет рака.
— Мы не знаем этого наверняка.
— Ну, наверняка мы не знаем и того, что рака нет у меня. Мы ничего не знаем наверняка.
— Этим ты думал меня подбодрить?
Я задрал ноги, чтобы они торчали прямо передо мной, и попытался удержать их на месте наперекор силе тяготения.
— Хм, пока говорил, то так и думал.
Оставшееся пиво мы допили молча, меж тем как небо все серело, склоняясь к ночи, чайки хлопали крыльями и пикировали в море, а волны вели обратный отсчет нашего отпуска, ударяясь об огромные теплые скалы. Все дни, думал я, каждый день, который начинается, всегда подходит к концу. Прошло почти полчаса, когда Клио заговорила снова:
— Эй!
— Что?
— Пока мы здесь, ты хоть раз подумал: «Моя милая сидит без трусов»?
— Нет, конечно, — сказал я, а через секунду добавил: — Вообще-то это зависит от обстоятельств. А какой ответ правильный?
Клио сунула руки глубже себе под колени и отвернулась, чтобы я не видел выражения ее лица.
— Без подсказок, — сказала она.
«Звонок»
Ответить?
— Алло?
Связь была ужасной, она то и дело прерывалась, и на линии стоял треск из-за помех. Мне подумалось, что я вроде бы слышу девичий голос, далекий и обесцвеченный шумом.
— Алло? — сказал я снова.
— К [] ы?
Соединение состояло из многих миль ржавых водопроводных труб, прохудившихся, давших течь и теряющих давление. Речушек, потоков, извивающихся и кружащих в темноте. Или нет — оно было тонущей субмариной с раздавленным корпусом, в которую через швы, откуда вылетели заклепки, брызгами черной глубинной воды врывается океан. Я старался сохранить самообладание. Старался вообще не думать о людовициане.
— Вас не… — Я тут же попробовал снова, громче: — Вас не слышно.
— …ы. М [] ест [] ре?
— В Манчестере? Нет. Я…
— Н [] до [] ать.
— Я плохо вас слышу, — сказал я, хотя не был по-настоящему уверен, что вообще кого-нибудь слышал.
— Д [] го [] ать. Н [] де…
— Алло? — сказал я, — Кто-нибудь меня слышит? Кто это?
И, пока я изо всех сил вслушивался в шипение, из моих легких явилось слово и сорвалось у меня с языка, совершенно меня изумив.
— Клио? — сказал я. Связь прервалась.
* * *
Кот слегка приподнял голову, приоткрыл один глаз, моргнул и заснул снова.
Скрестив ноги на своей кровати в отеле «Ивы», я пошарил в рюкзаке, извлек початую бутылку водки, отвинтил крышку и основательно приложился к горлышку. Рядом со мной лежал еще не вскрытый пакет.
«Абонент не определен», — сообщал зеленый экран. Я осторожно положил мобильник на столик. Неизвестный абонент мог состоять в Комитете по исследованию внепространственного мира или быть совершенно посторонним человеком, нашедшим мою карточку и набравшим номер из чистого любопытства. Учитывая состояние линии, можно было допустить, что никакого абонента нет вообще, что это просто сбой связи, ошибка в сети. Кто бы ни звонил, это, разумеется, была не Клио Аамес. Бессонная ночь, посвященная вглядыванию во «Фрагмент о лампе», вызвала замыкание у меня в мозгах.