Книга Монумент - Йан Грэхем

– Ну и как она? Кулгроган ухмыльнулся.

Великолепна, как и всегда. – Сладко потянувшись, капитан хлопнулся на скамью. – Чудесная девчонка! Я почти готов в нее влюбиться. – Он влил в себя чашу вина. – Но долго я этак не выдержу. Она укатает меня до смерти. – Кулгроган снова наполнил чашу и поднял ее. – За Розу Белхейда!

В этот миг с грохотом распахнулась дверь. В залу ворвался поток морозного воздуха. На пороге возник широкоплечий светлобородый мужчина. Он обвел залу взглядом хищных бледно-голубых глаз и уставился на Кулгрогана, а затем решительно направился прямо к нему. Следом за бородачом в кабак вошли двое крепких парней – видно, его приятелей. Ничего не подозревавший Кулгроган продолжал мирно потягивать вино, покуда блондин не остановился подле стола. Он решительно сгреб капитана за рубаху и сдернул со скамьи. Кулгроган вскрикнул от неожиданности – а мрачный бородач с маху врезал ему кулаком по лицу.

Кулгроган охнул.

– Что?.. – пролепетал он окровавленными губами.

– Ах ты, кусок дерьма!

– Ты кто? – проблеял Кулгроган. – За что?..

– Ты – капитан этой долбаной барки? – заорал бородач. – Сукин сын! Ты спал с Фелишей! Не крути. Она во всем призналась!

– Ты ошибаешься… – начал Кулгроган.

– Да как же! Ты ее трахал, ублюдок. Я отлично знаю ее – довольна, как кошка. Я видел такое уже много раз. Это ведь не впервой, а? – Он выхватил нож. – Ладно, погоди. Я тебе сейчас покажу, как спать с моей женой! – Бородач взмахнул ножом, целя Кулгрогану в живот. Тот в ужасе отскочил.

– Ты что творишь?! Уймись!

– Поздно! – рявкнул блондин – и пошатнулся, когда бутылка, пущенная рукой Балласа, ударила его по голове.

Баллас вскочил на ноги. Бородач резко обернулся, глаза его сверкнули яростью.

– А ты заодно с этой сволочью?

Баллас не ответил. Он не собирался препираться с обманутым мужем – просто двинул его по уху. Бородач пошатнулся, но быстро восстановил равновесие. Размахивая перед собой ножом, он надвигался на Балласа, целя ему в горло. Баллас перехватил его руку и снова ударил в лицо. Мужчина задергался, но Баллас держал крепко. Не отпуская руки противника, он медленно выворачивал ее. Потом дернул и резко нажал. Рука хрустнула. Блондин взвыл дурным голосом и повалился на колени. Его приятель ринулся на Балласа. Тот выпустил бородача и ловко пнул нового противника коленом по яйцам. Когда тот согнулся, Баллас двинул его по шее. Второй из приятелей шагнул было вперед – но остановился, едва лишь Баллас перевел на него взгляд.

К столу подбежал кабатчик.

– Хватит, хватит! – крикнул он, хотя драка уже утихла сама собой. Потом перевел взгляд на вывернутую руку незадачливого рогоносца и побледнел. – Великие Пилигримы! Вы, двое, уведите его отсюда! А ты… – Он обернулся к Балласу. – Больше не будешь драться?

– Если никто не станет задевать моих товарищей. – Баллас пожал плечами. Он с трудом переводил дыхание.

Кабатчик невесело усмехнулся.

– Это вряд ли.

Друзья уволокли пострадавшего. Баллас вернулся за стол. Кулгроган сел подле него, утирая полотенцем разбитые губы.

– Ну ты даешь! – сказал он несколько невнятно. – Где ты научился так драться? Был солдатом? Кулачным бойцом?

– Да так… всего понемногу… – Баллас неопределенно пожал плечами.

– Что ж, я у тебя в долгу, дружище.

– Брось, – отозвался Баллас. – Я ведь рассчитываю, что ты доставишь меня в Редреат. Если бы этот малый убил тебя, то и я оказался бы в проигрыше.

– Даже если и так, – пробормотал Кулгроган, осторожно промокая полотенцем кровоточащие губы. – Мать твою! Как больно! Вот что я тебе скажу: если б он растрачивал на Фелишу столько же страсти, сколько посвятил мне, ей не пришлось бы искать утех на стороне. Она была бы счастливой женщиной и верной женой.

Баллас огляделся по сторонам и увидел, что на него смотрит кареглазая шлюха. Ее волосы были цвета меди. На смуглых щеках играл легкий румянец. Баллас расправил плечи. Он больше не чувствовал усталости, мышцы почти не болели. Драка взбодрила его и словно бы вдохнула энергию. Он ощутил нарастающее возбуждение.

– Хочешь ее? – спросил Кулгроган. Баллас перевел на него взгляд.

– Она твоя. – Капитан сунул ему в ладонь пенни. – Как бы там ни было, я – твой должник. Так что считай ее платой за услугу, лады? Давай волоки девушку наверх. Ты ее заработал.

Баллас зажал пенни в кулаке и поднялся на ноги.

– Он спал с Фелишей! – бушевал Брадберн. – Трахал мою жену! А когда я пришел в кабак, чтобы с ним разобраться, его приятель… этот сумасшедший… Он накинулся на меня, и… Уй!

– Тише! – рявкнул Кобарис.

Это был невысокий человечек лет за шестьдесят, толстенький и лысый – лишь над ушами торчали остатки седых волос. Голова блестела от пота. Кобарису не хотелось заниматься изуродованной рукой Брадберна. Он не был лекарем – ни по профессии, ни по призванию. Однако он единственный в деревне мог хоть что-нибудь сделать. Во всяком случае – попытаться.

Брадберн лежал на столе в кухне Кобариса. Он был бледен как мел, его трясло. Кобарис вздохнул. Он не надеялся спасти пациенту руку. Похоже, там не осталось и половины целых связок. А уж что касается суставов… Одним словом, Брадберну здорово не повезло. Кобарис намеревался примотать руку ему к боку, и может быть – может быть – связки срастутся. Но откровенно сказать, Кобарис в этом сомневался. Он предполагал, что вариантов в данном случае два: либо рука загниет, начнется заражение крови, и Брадберн умрет – либо рука просто отсохнет и будет болтаться как плеть…

Кобарис поднес к губам Брадберна чашку с коньяком.

– Выпей, – сказал он, – это облегчит боль. И успокоит тебя.

– Я не желаю успокаиваться! – крикнул Брадберн. – Я хочу только мести! – Однако коньяк все же выпил.

Рука Брадберна лежала у него на груди. Кобарис прикоснулся к запястью, намереваясь вытянуть пострадавшую конечность вдоль тела, но не тут-то было. Брадберн взвыл дурным голосом, и Кобарис в испуге отскочил от пациента, словно его рука превратилась в ядовитую змею.

– Дай мне еще коньяка, – простонал Брадберн. – Это невыносимо!

– Придется потерпеть, – пробормотал Кобарис. – Я ничего не смогу поделать, если ты будешь дергаться и рыдать, как истеричная девка.

– Больно, мать твою!

– Я бы сказал: неудивительно. – Кобарис, вздохнув, взял со стола бутыль. Янтарная жидкость внутри была двадцатилетней выдержки. Редкий и дорогой коньяк, ласкающий язык и нёбо, словно райский нектар… И вот: приходится бездарно тратить его на человека, который не в состоянии оценить напиток по достоинству. Кобарис все же наполнил чашку и поднес ее к губам Брадберна.

Тот сделал большой глоток и закашлялся.