Книга Штампованное счастье. Год 2180 - Игорь Поль

А потом все начало вращаться перед глазами: и экран над головой, и бледные лица соседей. И вместе с затихшей вибрацией корпуса погасло освещение и отключились гравикомпенсаторы – я почувствовал сильнейшие, почти предельной величины перегрузки, от которых голова в момент наполнилась раскатистым гулом. И никаких команд, никаких сообщений об опасности. Наоборот, внутренняя связь отключилась, оставив меня наедине со своим тяжелым сопением. Тут я совершенно спокойно подумал, что нас подбили и мы вот-вот врежемся в Весту. И мне очень захотелось продемонстрировать напоследок свою невозмутимость и презрение к опасности, как и подобает настоящему легионеру, поэтому я изо всех сил попытался растянуть губы в подобие спокойной улыбки, но перегрузки позволили мне скорчить лишь невнятную рожу. Знаю, я был наивен. Но мой рукав украшал шеврон с красной каймой, и мне, по глупости, хотелось оправдать свою случайную репутацию.

Как выяснилось, я напрасно хорохорился – это наш пилот принял единственно верное решение. Коротким импульсом придав судну хаотичное вращение и погасив основные двигатели, он имитировал беспорядочно падающий на поверхность поврежденный корабль без признаков жизни, для достоверности отключив большинство бортовых систем. Пожертвовав точностью приземления– мы десантировались в километре южнее рас-четной точки – и продемонстрировав высочайшее мастерство, он выполнил поистине смертельный номер – выровнял судно всего в сотне метров от поверхности, между двумя высокими заснеженными пиками, так что гравикомпенсаторы взвыли от перегрузки и показалось, будто меня уложили под тысячетонный пресс. Сразу потемнело в глазах. Из носа хлынула кровь, стало солоно на губах, и шею защекотало теплой струйкой.

А потом ожила связь, и сквозь шум в ушах неестественно тонкий, ломающийся голос лейтенанта произнес:

– Взвод, короткий отсчет, на «три» – сброс. Внимание…

– Пик… пик… пи-и-к…

…И меня вышвырнуло из отсека.

6

Мы свалились прямо на голову расчетам, выдвигавшим, по всей видимости, на запасные позиции новую порцию одноразовых лазеров. Судьба их предшественников была незавидной – верхушка соседней горы была срезана подчистую и восточная оконечность небольшой горной долины сверкала исковерканными металлическими обломками. Бой был коротким: мы открыли яростный огонь еще в воздухе. У зенитчиков и оружия-то нормального не было – вооружен был едва ли каждый десятый. По узким рельсам они выкатывали из подземных капониров, пробитых в склоне горы на месте естественных пещер, громоздкие лазерные установки, откидывали в стороны треножники-упоры и сноровисто забрасывали их камнями, пока вторая часть расчета поднимала длинную трубу ствола в зенит. А затем рельсы снимались, из той же пещеры раскатывался толстенный силовой кабель, его цепляли к орудию, и – здрасьте-пожалуйста – установка готова к бою. За те полминуты, что я болтался на струе ранцевого двигателя, я даже успел восхититься простотой и эффективностью технического решения. Такое орудие произведет выстрел, затем его, уже ненужное, оплавившееся от перегрева, разнесет малая гравитационная или фугасная боеголовка, прилетевшая с орбиты, а через пару минут из пещеры выбегут невредимые зенитчики, выбросят следующую пару рельсов и выволокут кишку силового кабеля – источник питания-то остался нетронутым. И батарея произведет новый убийственный залп. Подумайте сами – ну разве не прелесть?

Цели были четко обозначены, никаких помех, никакого электронного противодействия: неуклюжие гражданские скафандры ярко сияли на солнце, прицельная панорама выделяла их красными контурами, перечерк-нутыми крестиками визиров, я стрелял как в тире. Существо мое, превратившееся в клубок натянутых нервов и вживленных рефлексов, страстно желало смерти всему живому, волны удовольствия сотрясали меня каждый раз, когда очередная фигура из тех, что плавными прыжками разлетались по укрытиям, кувыркалась, насквозь прошитая моей пулей, или взрывалась облачком вскипевшей плоти, пачкая лед медленно опадавшим бело-розовым шлейфом. Я стрелял вручную, не полагаясь на автоматику наведения. Наверное, я делал это сознательно – было что-то от мстительной радости в том, что решение о выстреле принимал я сам, и, когда палец мой касался сенсора огня, а винтовка струей компенсатора отдачи норовила сбить меня с траектории спуска, мне казалось, что такое убийство больше походит на собственноручное. Если бы я мог дорваться до рукопашной!

В полминуты все было кончено: в вакууме не бывает раненых, несколько десятков трупов застыли в нелепых позах среди задранных к небу ребристых стволов, в струях выхлопов мы приземлились и рассеялись, согласно указаниям такблоков. В горячке боя я даже не успел осознать, что каким-то чудом продолжаю жить. У меня не было случая поблагодарить нашего пилота: бот взорвался спустя несколько секунд после высадки, едва успев скрыться за гребнем горного пика. Видимо, сказались повреждения двигателя, помноженные на предельные перегрузки при посадочных маневрах. Звука взрыва я не слышал. Только черная тень от горы на фоне белой вспышки, вздрогнул грунт под ногами, короткий треск помех в голове и большие неровные камни, медленно кувыркаясь и плавно подскакивая, покатились со склонов. А вокруг раскинулось каменное царство. Булыжники с острыми изломанными краями – от молочно-белых с редкими серыми прожилками до бурых с зеленой прослойкой. Щебенка под ногами светло-кремового оттенка. Тут и там – вкрапления метанового льда. Далекие вершины, как сахарные головы, искрятся снегом. Каждая грань отражает свет. Радужные отсветы затемняют фильтры.

Передвигаясь длинными прыжками, щупая стволами пространство, мы быстро заняли оборону, и, пока поочередно перемещались по большому кругу, временами высоко взлетая вверх,– не стоять, не стоять! – за нашими спинами укрывшиеся в небольшом кратере связисты спешно развертывали передатчик космической связи. Короткая пауза, сигнал пошел – есть связь! – на такблоке замигала сиреневая звездочка, и список задач стал на одну строку короче. Мы устремились вперед, к пещерам, откуда змеились толстые плети кабелей. И еще через минуту, когда я замер справа от чернильно-черного зева, пережидая, пока крошки СНОБы (Система Наблюдения и Обнаружения – маленькая летучая пылинка, одно из расходных наночудес Легиона) проникнут в глубину и дадут картинку, сверху упал наведенный по нашему маяку бот с парнями из инженерно-саперного батальона. Уничтожив батарею, мы дали им шанс добраться до цели. Под прикрытием зависшего над долиной судна саперы быстро выгрузили свое барахло. В мощных рабочих скафандрах, до отказа напичканных техническими приспособлениями и увешанных инструментами, с огромными заплечными коробами, они походили скорее на бригаду портовых роботов-погрузчиков, чем на людей из плоти и крови. Двигались они, однако, довольно шустро. Распределенные системой управления боем, короткими прыжками они рассредоточились на местности.

Минуту назад, когда мы в одиночестве вывалились из бота, я и подумать не мог, что буду так рад подкреплению. Рвущиеся в бой до дрожи в коленях, осатаневшие от проснувшихся боевых рефлексов, словно волки, почуявшие запах крови, все мы, не показывая вида, понимали, что нас – жалкая кучка, всего один неполный взвод на целую чертову планету, и все, что мы можем,– это погибнуть в череде других, постаравшись прихватить с собой как можно больше мятежников. А теперь, когда над долиной покачивался ощетинившийся стволами десантный бот, мне вдруг показалось, что за моей спиной сосредоточилась вся мощь Легиона, и вид монстроподобных, слабовооруженных саперов, неуклюжими скачками приближавшихся ко мне, позволил злости смыть малейшие намеки на неуверенность. Теперь я знал: мы закрепились и нас не сковырнуть отсюда никакими силами. И уверенность в том, что мы выполним задачу во что бы то ни стало, больше не покидала меня. Все мои прежние сомнения и ненужные мысли растворило, точно кипятком. Все-таки я – часть Легиона. В тот момент я преисполнился гордости, осознав это. Бракованный или нет, я буду драться не хуже других. А может, это и не я вовсе. Может, это одна из многочисленных гипно-программ взяла меня под контроль. Или наноимплантат, повинуясь невидимому сигналу, активировал какие-то центры моего мозга. Впрочем, мне было плевать. Это было замечательно – не испытывать сомнений.