Книга Ужин в раю - Александр Уваров

Итого — пятеро.

Наверное, подтянулся бы и ещё кто-то, но свободного места за столом уже не было.

Ангел был щедр, как и подобает посланнику Господа. Он заказывал пиво и водку, легко кидая на стол разноцветные бумажки (многие из которых несчастные наши собутыльники в жизни никогда не видали столь близко и уж тем более никогда не держали в руках).

Завидев это, официантка, ранее то бесцельно крутившаяся по залу, то сидевшая рядом с кассиршей, стала, словно акула, описывать вокруг нас круги, которые мгновенно сужались, едва в воздухе мелькала новая хрустящая бумажка.

При всём при том надо заметить, что сам Ангел практически не пил (лишь тянул неторопливо пиво прямо из бутылки), но непрестанно потчевал своих собеседников, благодарность и открытость которых возрастала с каждой новой принятой порцией алкоголя.

— Вот видно — человек приличный, — повторяла уборщица. — Мой то, как был жив, всё ругался: «Сходи за поллитрой! Сходи, сука, за поллитрой!» Принесу — а он сам всё и выжрет. В углу то ляжет — и храпит всё, храпит… А раздевать стану — въебёт, да и всё. Так и брошу… А то блевать…

— Бабе въебать — святое дело, — наставительно заметил алкаш.

— Блевать станет… Чего?! — вскинулась уборщица. — Молчи уж, пиздун хренов! Въебать ему! В чём душа держится — а туда же!

Алкаш тут же замолк, решив, что от лишнего шума алкогольная его синекура быстро накроется. И трубы запылают вновь.

— Нет, не козлы… — промычал мужик в военной рубахе и чуть слышно всхрапнул.

— И не здешние видно, — добавила уборщица. — У нас то — да разве дождёшься? Я вот тут горблюсь на триста рэ в месяц, да ещё триста в подработку. Да ещё с ЖЭКом договоришься, помоешь где… А скажет кто: «На тебе, Люд, выпей с нами…»? Да ты чо! Да удавятся, бля!

— Что, бедно тут народ живёт? — спросил Ангел, подливая Люде водки в стакан с остатками пива.

— А с хуя ли тут богато жить?! — с пафосом воскликнула Люда. — Один завод, казеин гнал. И ещё химию какую… Добавки, что ли?.. Всё до прошлого года делили. Поделили вроде, а всё толку пока нет…

— А работать, блядь, не хотят, — веско заметил проснувшийся мужик.

И почесал грудь, захрустев жёсткими, спутанными волосами.

— Не хотят… Как, мудаки, воровать привыкли — так теперь и не отучишь. Им плати — не плати, один хрен всё попиздят. И пропьют. Бить надо, пока не поумнеют.

— Чего умнеть то?! — снова вскинулась неугомонная Люда. — Мой то вон — в деревню к своим поехал, да комбикорм и стянул. Много, что ли? Три мешка… Два года условно дали. Так через месяц спьяну в соседнем доме через окно за телевизором полез… Опять его, козла, поймали. Четыре года выписали — да на зону послали. Он там от туберкулёза и загнулся. Или, может, подрезал его кто, а на болезнь свалили, чтоб шума не было. Поди докажи! Сына вон в деревню на лето отправляю, смотреть за ним некому… Да мой то тоже не смотрел, но хоть деньги иногда приносил. А сейчас — самой крутись. А деревне кто за ним смотрит? Да он там быстрее, чем здесь сопьётся. А делать то что? А мой то… Олигарх, что ли какой, чтобы ему четыре года давать?

— Не телевизор надо было воровать, а завод наш, — ехидно заметил алкаш. — Или вон — цех колбасный. Тогда бы не посадили. На таких вот дураках прокуратура план то и делает!

— Тяжёлая, стало быть, жизнь тут? — спросил Ангел.

— Жизнь? — переспросил алкаш. — Да жизнь то лёгкая. Народ только не живёт, помирает больше. А так то жизнь хорошая.

— А правда Брежнев помер? — спросил снова проснувшийся мужик.

— Правда, — ответил Ангел.

— Жалко, хороший был мужик…

— Да ладно тебе, — махнул рукой алкаш. — При Путине всё как при Брежневе будет. Ты чего при Брежневе делал?

Мужик в ответ захрапел, чуть слышно причмокивая и посвистывая.

— Ну вот… Тебе кто при Путине пить мешает? Водка, считай, в ту же цену… Если, конечно, правильно пересчитать…

— При Брежневе то порядка больше было, — заметила уборщица. — Страх был над начальством то… А теперь?

— А тебе не по хую начальство то это? — ответил алкаш, проигнорировав при этом особенности женской физиологии.

Решив, что по хую, все дружно выпили (я — глоток пива, Ангел — маленький глоток пива, остальные налегли на водку).

— А теперь, стало быть, страха нет? — спросил Ангел, продолжая (неведомо почему) влезать всё глубже и глубже в дебри народной психологии.

— Страх — он всегда есть, — заявил алкаш. — Страх — дело святое…

— Богоугодное? — с некоторым даже удивлением переспросил Ангел, который, при всей своей проницательности, такого ответа, пожалуй, и не ожидал. — Что же в нём святого? Он что, очищает? К раю приближает?

— Не-е! — алкаш махнул рукой. — Святость… она…

— Добровольной не бывает? — переспросил собеседника Ангел, словно договорив за него незаконченную им мысль.

Алкаш, поражённый таким глубокомысленным заключением, в восхищении затряс головой и замахал руками.

— Вот! Вот оно самое! Не бывает! Вот если человеку сказать, к примеру, чтоб не пил. Вот так взять и сказать: «Не пей, дескать… Ну не пей — и всё тут». Вот чего он в ответ спросит?

— Я думаю, он спросит: «А что мне будет, если выпью?», — ответил Ангел.

— А!! — заорал алкаш таким резким и пронзительным голосом, что задремавшая было в ходе философской дискуссии уборщица вздрогнула и качнулась на стуле, прошептав: «Е… твою… хер…»

— Вот я говорю! — и алкаш поднял кривой и грязный палец, указав им куда-то в сторону потолка. — Никто! Слышь? Никогда! А если скажешь: «А ни хера тебе за это не будет! Ни хорошего не будет, ни плохого…» Вот любой же скажет… Ну там, не скажет, так подумает: «И зачем это мне? Чтоб вот просто так?» Нет, ну вот просто так…

— Значит, нравственности без воздаяния не бывает… — чуть слышно произнёс Ангел, с некоторой даже грустью в голосе. — Так ведь?

— Ну это для кого как, — сказал я, против воли своей вступая в странный этот диалог, неведомо для чего (вернее, тогда я не знал ещё — для чего) затеянный Ангелом.

— А что, может, и Ельцин помер? — спросил в очередной раз проснувшийся мужик.

— Не, жив… Чего ему сделается… — ответил алкаш.

Успокоенный мужик снова забылся неглубоким своим, беспокойным сном.

— Да, да, — Ангел отодвинул стул дальше от стола, словно для того, чтобы всех своих собеседников держать одновременно в поле зрения.

— Я это уже где-то слышал, — ответил он мне. — Существо духовное. Пневматик, так сказать. И нравственность высокая присуща этим существам с рождения. И витает эта нравственность как облачко у них над головами…

— К чему такой цинизм? — спросил я Ангела.

И добавил, уже шёпотом: