Книга Семья Эглетьер. Книга 2. Голод львят - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень мило!
Все было «мило»!
С болью в сердце Франсуаза представляла себе этот обед, который будет, без сомнения, слишком шумным, слишком обильным, со множеством разнообразных вин, с подвыпившим Ивом Мерсье, нервозной Люси и иронично-ледяным Александром, за всем наблюдающим и молча все критикующим. Но сделать по-другому возможности не было. В целом достигнутый компромисс был даже проявлением мудрости. Франсуаза поблагодарила мать и обещала после религиозной церемонии заехать показаться ей в подвенечном наряде перед ланчем, который состоится на рю Бонапарт.
— Много будет приглашенных на этом ланче? — вздохнув, спросила Люси.
— Нет, мама. Самое большее человек тридцать. Только самые близкие.
— Самые близкие! И без меня!
Она снова принималась за свое! Франсуаза постаралась сдержаться:
— Ну, мама!
— Знаю, знаю, ладно…
Появление Анжелики, которую няня привела с прогулки, оживило обстановку. Пока Франсуаза и Люси хлопотали вокруг ребенка, Жан-Марк объявил:
— Половина шестого! Мне пора мчаться.
— Мне тоже, — подхватил Даниэль.
Он придвинулся поближе к брату и уцепился за него с таким бодрым и сияющим видом, словно успел на ходу вскочить на подножку поезда. Оба явно плохо переносили эти воскресные визиты к матери. Год от года она становилась для них все отдаленней, все обременительней. Франсуаза сожалела об этом, но не могла обвинить их в неблагодарности. Она с завистью посмотрела, как они удалились.
На улице Даниэль и Жан-Марк, не сговариваясь, направились к Севрскому мосту. Они шли быстро, размахивая руками, довольные тем, что могут наконец размять ноги после этого семейного чая.
— Что ты думаешь о свадьбе Франсуазы? — спросил Даниэль.
— Ничего, — ответил Жан-Марк.
— Как ты осторожен! Лично я считаю забавной идею выйти замуж за своего преподавателя! Теперь ведь и дома, и за столом, и в постели она будет как на занятиях!
Жан-Марк пожал плечами: шутки у Даниэля, определенно, несли печать тяжеловесности. Заметив на лице у брата презрительное выражение, Даниэль поправился:
— Заметь, что в постели никогда не знаешь, как все повернется!
Он попытался представить сестру в объятиях этого самого Александра, ничего не увидел и отступил. Да и вообще, это его не касалось. У него было достаточно забот с Даниэлой.
— Ты на метро? — спросил он.
— Да, — ответил Жан-Марк.
— Я тоже.
Снова воцарилось молчание. Жан-Марк догадался, что брат хочет с ним о чем-то серьезно поговорить, как мужчина с мужчиной, но не знает, с чего начать. В любой другой момент он помог бы Даниэлю разговориться. Но сейчас у него не было ни времени, ни желания его слушать. Как всегда, когда он ехал к Валерии, он испытывал настоятельную потребность замкнуться в себе, чтобы подготовиться к встрече. Ему словно нужно было призвать свой дух и убедить тело в полной мере вкусить радость от встречи с ней. Ничего подобного у него никогда не бывало с Кароль. Это тайное самораскручивание, когда он урезонивал себя перед их свиданиями, несколько беспокоило его. К счастью, он не собирался в этот вечер с ней спать. Предполагалось, что они пойдут на закрытый просмотр итальянского фильма в маленьком кинозале на Елисейских полях. Потом он поведет ее в китайский ресторан, недорогой и очень занятный. Возможно, они там встретятся с компанией друзей. Такие выходы были приятной стороной их отношений с Валерией. Ему льстило то, что его видят рядом с ней: красивая, прекрасно одетая, неглупая, беззаботная, светская, она всегда была готова перемыть косточки, укусить, покрасоваться. Две недели, проведенные вместе в Шантийи, прошли, на его взгляд, успешно. Собралась одна молодежь. Прогулки верхом в лесу, импровизированные выезды на охоту, игра в бридж… но были и ночи. Жан-Марк не любил о них вспоминать. Временами ему казалось, что любая девчонка возбуждала его больше Валерии. Он посмотрел на двух девушек, которые шли перед ними. Они спустились по лестнице, прошли по переходу, вошли в дверь, ведущую в метро. Он увидел их на платформе. Девушки обернулись: одна брюнетка, другая блондинка — страшноваты! С грохотом подошел поезд. Жан-Марк с Даниэлем вошли вслед за девушками в первый вагон. Те сели. Молодые люди остались стоять. Поезд двинулся с громким однообразным стуком. Даниэль дотронулся до руки брата и спросил:
— Ты где выходишь?
— Делаю пересадку на «Токадеро» и еду до «Этуаль».
— Ну, тогда я тоже.
— У тебя там дела?
— Да нет, особенно ничего.
— Тогда зачем ты туда едешь?
— Просто так, с тобой!
«Бийанкур». Вошедшие пассажиры затолкали их. Прижатый вплотную к Жан-Марку, Даниэль секунду поколебался и снова заговорил, чуть понизив голос:
— Жан-Марк, а что ты делаешь сегодня вечером?
— Я занят.
— У себя дома или нет?
— Нет.
— Тогда ты не смог бы мне одолжить свою комнату?
Жан-Марк выпрямился и с удивлением посмотрел на брата.
— Я ничего не испорчу, — быстро проговорил Даниэль.
— А зачем?
— Чтобы привести девушку.
— Девушку?
— Конечно, не парня!
— Хорошо, старик, кто она?
— Даниэла Совло.
Даниэль выдал это имя скрепя сердце. Толчок поезда отбросил его от брата. Все стекла дрожали. Секунду спустя братья снова стояли друг возле друга.
— Ты с ней спишь? — спросил Жан-Марк Даниэля.
— Нет еще. Но мне кажется, что сегодня это может случиться! Ну, если одолжишь нам свою комнату!.. Она поняла, что так больше тянуться не может, без главного. Я уже не выдерживаю. Мне хочется все разнести. Это бесчеловечно!
Жан-Марк вынул из кармана ключ, протянул его Даниэлю и подумал с брезгливостью: «Они все растормошат, измажут. Потом нужно будет проветривать, менять простыни».
— Уходя, ключ положишь под коврик, — сказал он.
— До которого часа тебя не будет?
— Я вернусь не раньше полуночи. Вы уже смоетесь, я надеюсь!
— Скажешь тоже! Даниэла должна быть дома к восьми!
— Это не займет у вас много времени!
— Нет, конечно…
— Бедолага!.. Надеюсь, все пройдет хорошо!
— Нет причин…
— С девушками, знаешь…
— Знаю, знаю, — со вздохом сказал Даниэль голосом человека, который устал от долгой распутной жизни. — И отвернулся к стеклу, в скорбных красках отразившему его лицо. — Знаешь, — пробормотал он через минуту, — раз так все уладилось, я уж не буду провожать тебя до «Трокадеро»!
— Не сомневаюсь, — сказал, ухмыльнувшись, Жан-Марк.