Книга Разящая стрела Амура - Ирина Родионова

— Франсуаза, не смотри на него! — взвизгнула мамаша Пуатье, неотрывно глядя на вошедшего. Она бросила ложку и закрыла глаза дочери ладонью.

Вера Николаевна машинально схватила «мамашино» запястье и со сноровкой заправского армреслера, положила его на стол.

— Какой самодовольный хлыщ… — вырвался у мадам Савиной страстно-удивленный вздох.

— Что вам угодно, молодой человек? — Ариадна Парисовна положила обе ладони на стол.

— Добрый день, госпожа Гурдан, — ответил тот и небрежно уселся. Перед ним моментально поставили прибор.

Бесцеремонно заглянув в супницу и сотейник, де Полиньяк скривился и повернулся к лакею, но тут распахнулись двери и вошел старший лакей с блюдом рябчиков.

— Вот это дело! — воскликнул граф и сделал вошедшему знак остановиться.

Тот по привычке поклонился, но сказать ничего не успел, потому что Максимилиан ловко подцепил трех рябчиков и положил себе в тарелку.

— Но… — старший лакей бросил полный ужаса взгляд на Ариадну Парисовну.

— Что еще? — граф повернулся к нему, держа в руках оторванную ножку. Пшел вон!

— Слушаюсь, ваша светлость, — старший лакей пригнулся и на полусогнутых дрожащих ногах кое-как добрался до госпожи Эйфор-Коровиной, с одним, оставшимся на блюде, крохотным рябчиком.

Остановившись рядом с ней, он зажмурился и пролепетал:

— Ваши рябчики, госпожа Гурдан…

— Не могу взять в толк, почему речь о них идет во множественном числе, — огрызнулась Ариадна Парисовна и смела к себе на тарелку единственную малюсенькую птичку.

— Ох, простите, госпожа Гурдан, — Максимилиан поднял фужер, в него моментально налили вина. — Я хочу выпить за нашу прекрасную Франсуазу!

И де Полиньяк одним движением опрокинул кубок себе в глотку.

Мамаша Пуатье опять жестоко подавилась.

— Что значит «за нашу»?! — воскликнула она, закашлявшись. — Моя дочь, к счастью, не ваша, и никогда ею не станет!

Госпожа Эйфор-Коровина, совершенно не понимая, что происходит, попыталась прочесть мысли прекрасного нахала, но только еще больше запуталась. В голове у молодого человека были только какие-то обрывки: «Замок… негодяй Неккер… больше никак… черт возьми маркизу!».

— Не кипятитесь, графиня! — раздраженно бросил мамаше Пуатье визитер. — Кстати, госпожа Гурдан, вы знаете, почему графиня на меня сердится?

Пуатье-старшая тут же присмирела, опустила глаза и закрыла рот салфеткой.

— Я думаю, что госпоже Гурдан это будет совсем не интересно, — мамаша неестественно хихикнула и дернула шеей, будто ей давил очень тугой ошейник.

— Тогда и вы уж молчите, — ответил ей Максимилиан и послал странный, двусмысленный взгляд.

Старая графиня Пуатье съежилась в комочек и плотно сжала губы, явно вознамерившись не проронить больше ни звука. Ариадна Парисовна попыталась прочесть хотя бы ее мысли, но наткнулась на полнейшую околесицу: «Господи, сделай так, чтобы он не помешал Франсуазе! Господи, помоги мне…

Онорэ, Руже, платья, туфли, экипаж… Господи, сделай так, чтобы все обошлось!».

Госпожа Эйфор-Коровина повернула голову и увидела, что Вера Николаевна так и сидит с открытым ртом, из левого угла которого медленно вываливаются остатки пищи, жевавшейся на момент прихода де Полиньяка. Мысли мадам Саниной текли медленно, как крахмальная патока. Содержание этих мыслей поставило потомственную ведьму в окончательный тупик: «Какой отвратительный, мерзкий, наглый тип… Нет порнографии… нет…».

Ариадна Парисовна нахмурилась, подперла щеку кулаком и подумала: «Господа, если кто-то жалеет о том, что не обучен чтению мыслей — не расстраивайтесь», а вслух спросила:

— Можно узнать, что привело вас, граф, в этот дом?

— О, сущая мелочь! — воскликнул де Полиньяк.

Он встал, отбросил назад обглоданный остов последнего рябчика, окунул руки в подставленный лакеем тазик и вытер их своим надушенным платком. Затем поднялся со стула и медленно приблизился к Вере Николаевне. Та взглянула на него и окаменела, как от взгляда медузы Горгоны. Наклонившись к ее волосам, Максимилиан, по всем правилам галантного ухаживания, втянул носом запах за ухом дамы, издал страстный вздох, затем прильнул губами к основанию шеи мадам Савиной и слегка укусил. Потом повернул голову Веры Николаевны к себе, посмотрел ей в глаза магнетическим взором и начал медленно приближать свое лицо, будто намеревался поцеловать в губы. Мадам Савина была готова взорваться, но ее тело отказалось ее слушаться! Ни один напряженный, как тросы Бруклинского моста, мускул, не шевельнулся! В самый последний момент, когда Вера Николаевна почувствовала, что ее сознание вот-вот выключится, горячие и сухие губы графа де Полиньяка сделали стремительный маневр и оказались возле ее уха.

— Я хочу заняться с вами любовью!

Его шепот выстрелил столь оглушительно, что странное оцепенение, сковавшее мадам Савину, взорвалось как купол перевозбудившегося ядерного реактора.

— Нет! — фарфоровый половник с треском разбился о голову графа де Полиньяка.

Сжимая в побелевших пальцах ручку от погибшего фаянсового изделия и глядя на оторопевшего нахала, с черных волос которого стекал фасолевый суп. Вера Николаевна добавила отрывисто и очень звонко:

-..порнографии и пропаганде гомосексуализма!

Госпожа Эйфор-Коровина закрыла голову руками.

— Апофеоз, — подвела она итог разыгравшейся сцены.

Глаза графа де Полиньяка медленно сошлись к кончику носа, наблюдая за стекающей по нему каплей супа. Капля упала и Максимилиан очнулся.

— О;.. - только и смог выдохнуть он, схватившись наконец за ушибленное место. — О…

— Правильно! — отмерла и мамаша Пуатье. — Я не позволю, чтобы какой-то голозадый проходимец испортил моей дочери будущее! Никто не встанет между ней и Его Величеством! Не позволю!

С этими словами отважная женщина схватила супницу и одела ее графу де Полиньяку наголову.

— У-й-е-о! — раздался протяжный вопль.

Максимилиан попытался стащить предмет сервиза с головы, но тот застрял намертво! Граф тянул супницу изо всех сил, рискуя остаться без ушей и изрыгал самые грязные и страшные ругательства, какие только существовали в 1746 году. Положение сильно осложнялось тем, что фасолевый суп был еще слишком горяч.

— Боже, что здесь происходит?! — в столовую вбежал герцог Шуазель и замер на пороге, глядя на неизвестного субъекта, расшвыривающего ногами стулья и грозящегося умертвить «старую шлюху Пуатье».

Ариадна Парисовна тяжело поднялась со своего места, подошла к камину и взяла кочергу.

— Что вы собираетесь делать, госпожа Гурдан?! — герцог отпрянул назад и закусил ногти правой руки.

Потомственная ведьма замахнулась кочергой, на манер битчера в американском футболе, и выждав момент, когда мечущийся из стороны граф де Полиньяк окажется достаточно близко, грохнула по фарфоровой емкости.