Книга Много шума из-за одного покойника - Шарлин Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Годами сформированная привычка взяла свое, и я споро принялась за работу. В этот день мне было особенно невыгодно опаздывать на занятие. Я горела желанием поскорее увидеться с Маршаллом-любовником, и мне очень не хотелось, чтобы Маршалл-сэнсэй сверкнул на меня укоряющим взором, как было в прошлый раз.
Вытерев везде пыль, я достала из кладовки швабру, и в этот момент щелкнул дверной замок.
— Привет, Лили! — раздался в прихожей знакомый фальцет.
— Привет, Бобо, — откликнулась я, напоминая себе, что надо попросить у Бини новую швабру.
— Эй, а что там с тем стариканом, которого убили где-то в твоем районе? — спросил приближающийся голос.
Я покосилась через плечо. Опиравшийся на мойку юноша — вернее, верзила под два метра ростом — в обрезанных джинсах и в рубашке от «Умбро» выглядел очень живописно. Ухмылка выдавала его возраст, зато все прочие части тела были вполне взрослыми. Если я прибираюсь у Уинтропов, то отвечаю и на телефонные звонки. Летом абсолютное большинство их адресовано именно Бобо. Разумеется, у него есть свой мобильник, но номер он дает только закадычным друзьям — к вящему неудовольствию матушки.
— Он умер, — отрезала я.
— Ничего себе ответ! Давай-ка, Лили, выкладывай все, что ты об этом знаешь!
— Ты сам слышал ровно столько, сколько и я!
— Правда, что кто-то позвонил старику Клоду Фридриху, пока он дрыхнул у себя дома, и подсказал, где лежит трупак?
— Ага.
— Вот-вот, об этом-то ты мне сейчас и расскажешь!
— Ты и так все знаешь, Бобо. — Мое терпение понемногу улетучивалось.
— Лили, хоть какой-нибудь завалящий секрет! Ты наверняка в курсе того, что не попало ни в одну газету!
— Вряд ли.
Бобо любит поболтать, и если ему в этом потворствовать, то он готов слоняться за мной по всему дому.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— Я уже совершеннолетний! Мне семнадцать, — с гордостью заявил он. — Вот почему я сегодня пораньше из школы. Лили, будешь скучать по мне в следующем году, когда я уеду и поступлю в колледж?
— Ты и сам догадываешься, Бобо. — Я достала из кухонного шкафчика средство «Лоск и блеск» и пустила в раковину горячую воду. — Мне придется запрашивать с твоих родителей гораздо меньшую сумму, потому что уже не надо будет чистить и прибирать за тобой.
— Кстати, Лили… — Он почему-то осекся.
Подняв голову, я увидела, что юнец весь зарделся. Воздев брови в знак того, что жду завершения признания, я разбрызгала по полу немного моющей жидкости. Горячая вода уже набралась. Я выжала швабру и начала протирать пол.
— Когда ты в прошлый раз убирала мою комнату, случайно не находила… одну вещь… интимную?
— Презерватив, что ли?
— Э-хм… Да. Ага. — Бобо рассматривал что-то очень занимательное в районе своей правой ноги.
— Угу.
— И что ты с ним сделала?
— Ты о чем? Выкинула, конечно! А ты ожидал, что я положу его на ночь себе под подушку?
— А ты… не говорила ничего моей маме? Или папе?
— Это не мое дело, — буркнула я, отметив про себя, что Хоувелл Уинтроп-младший решительно уступает супруге первенство в списке людей, которых боится их сын.
— Спасибо, Лили! — с восторгом воскликнул Бобо.
Он даже на секунду решился взглянуть мне в глаза — бравый молодчик, скинувший с плеч тяжкий груз.
— Используй их и дальше.
— Что? А… Конечно.
Бобо покраснел еще сильнее, хотя, казалось бы, больше было некуда. Потом он ушел, силясь произвести впечатление крайней беспечности, позвякивая ключами и насвистывая, унося в себе приятное ощущение от разговора о сексе с взрослой женщиной. Я была уверена, что в дальнейшем он будет осмотрительнее при хранении личных вещей, что само по себе очень неплохо.
Убираясь у Уинтропов, я неожиданно для себя стала напевать, хотя несколько лет обходилась без этого. Иногда наедине с собой я пою церковные гимны, а знаю я их бессчетное количество. Уже не упомню, сколько месс я высидела в церкви, куда нас с Вареной водили родители, — всегда на одной и той же скамье, пятой слева от центрального прохода. Мне вдруг припомнились и мятные леденцы, которые мама носила с собой в сумочке, и карандаш с блокнотом, которые папа давал мне, чтобы порисовать, если я становилась слишком непоседливой.
Впрочем, воспоминания о детстве редко вызывают у меня иные чувства, кроме боли. Тогда родители при разговоре со мной еще не отводили глаза, не ходили на цыпочках вокруг тем, которые могли бы растравить душу их поруганной дочери. Я сама была еще способна заключить их в объятия без всякой моральной подготовки…
С помощью долгой практики я научилась блокировать это непродуктивное и заезженное направление мыслей. Взамен я сосредоточилась на удовольствии, получаемом от пения. Мне всегда казалось странным, что природа наградила меня красивым голосом. Несколько лет подряд я брала уроки вокала и исполняла сольные партии в церковном хоре, иногда даже выступала на свадьбах. Сейчас я затянула «Изумительное благоволение» и, когда закончила, привычным жестом попыталась убрать со лба волосы. Каким же потрясением было вспомнить, что у меня короткая стрижка!
У меня совершенно вылетело из головы, что в среду на занятие явился мой сосед-домосед. Судя по всему, ему тогда пришлось несладко, поэтому, поклонившись при входе в зал, я с удивлением обнаружила среди прочих разминавшегося Карлтона. Он делал наклоны, пытаясь достать носки ног, и по тому, как болезненно кривился его рот, я рассудила, что каждое движение доставляет ему мучения.
— Все тело ноет, да? — поинтересовалась я, сев на пол и снимая обувь.
— Даже волосы болят, — сквозь сжатые зубы ответил он, продолжая наклоны, но еле доставая кончиками пальцев до щиколоток.
— Сегодня будет хуже всего, — предупредила я.
— Так-то ты меня утешаешь?
— Я думала, тебе не помешает знать, что уже завтра станет гораздо легче.
Я скатала носки в аккуратные комочки и сунула их в обувку, затем поднялась, легонько покрутила шеей и перегнулась в талии, прижав ладони к полу. Чувствуя, как расправляются позвонки и отступает напряжение рабочего дня, я издала облегченный вздох.
— Хвастунья, — процедил Карлтон.
Я выпрямилась и посмотрела на него в упор. На тренировку Кокрофт надел шорты и футболку. На дилетантский взгляд он был в неплохой форме, но мне сразу бросились в глаза его недостаточно оформленные и малоразвитые плечевые и бедренные мышцы. Спору нет, лишний вес у него отсутствовал, но и рельеф тоже.
Появился Маршалл и, прежде чем к нему успел подойти с вопросом один из его подопечных, потихоньку мне улыбнулся. Я незаметно проследила за ним взглядом, но тут же переключила свое внимание на Карлтона, сидевшего на полу, раскинув ноги, и пытавшегося поочередно налечь на них грудью. Его густые темные волосы, обычно прибранные за уши и обильно смазанные гелем, теперь совершенно растрепались и мотались во все стороны, вторя его движениям. Я вынула из сумки кимоно, оделась и стала подпоясываться.