Книга Наблюдатели - Питер Леранжис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О боже! — пробормотал Адам.
Эдгар уже мчался к двери, бросив на ходу:
— Надо помочь!
Адам побежал за ним.
Это было последнее, что он сделал.
Дело № 6791
Имя: Адам Сарно
Возраст: 14
Первый контакт: 54.35.20
Испытание прошел: ДА
Имя: Младенец № 5
Возраст: 0
Первый контакт: 40.08.19
Испытания прошел:
Она родилась. Она дышит. Она чувствует.
Она реагирует пронзительным плачем. На холод. Свет. Боль.
Без пристанища. Без ласки.
С голым инстинктом.
Ее поднимают чьи-то руки. Закутывают в одеяльце.
— Получилось, — раздается низкий голос. — Снова.
Дверь открывается.
Она делает движения.
Тепло.
Пронзительные крики стихают и сменяются слабыми всхлипами.
Она перестает копошиться.
Засыпает.
Когда она просыпается, те же руки несут ее по ярко освещенному коридору.
— Разве мать не оставила никакой записки? — спрашивает голос. Другой — мягче, выше.
— Нет. — Тот же низкий, от которого она начинает плакать.
— Взгляните на сходство. Одно лицо с матерью.
— Зарегистрировали младенца, доктор Рудин?
— Конечно.
— Распорядились, чтобы начали составление бумаг на удочерение?
— Агентство то же, что и в прошлый раз?
— Поторопитесь, пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.
— Что сказать вашей дочери?
— Скажите, что еще пару часов буду занят. Да, будьте любезны, попросите кого-нибудь принести ей обед.
* * *
Прежде чем покинуть доктора Блэка, доктор Джулия Рудин поудобнее уложила крошечную головку. Проворно, но осторожно. Как бы мимоходом.
Сзади на шейку младенцу она поставила красную метку в виде стрелки. Как и другому подкидышу. Когда это было? Год тому назад?
Когда доктор Блэк выходил из палаты, личико младенца казалось спокойным и умиротворенным.
Доктор Рудин прошла в небольшую приемную. Там сидела, уткнувшись в журнал, девочка лет двенадцати.
— Прости, Уитни, — проговорила молодая женщина-врач. — У меня плохие новости. Папа сказал, что…
Девочка отложила журнал и подняла глаза на женщину.
— Ева, — сказала она.
— Что?
— Малышку назвали Евой.
— А ты откуда знаешь?
Уитни улыбнулась и пожала плечами.
Девочка снова взяла в руки журнал, и доктор Рудин заметила что-то сзади на ее шее. Пятнышко. Красное. В форме стрелки.
Что он делает?
У него свой план. Если он осуществит его, он гений.
А если нет?
Убийца.
— Ты не зайдешь в гостиную, дорогая? Ева перестала есть.
Она знала. Знала по маминому голосу. Ласковому и обеспокоенному.
Ласковый и обеспокоенный — не слишком хорошее сочетание.
Но почему? Почему им приспичило именно сейчас?
Потому что мне пора кое-что узнать, — подумала Ева.
Родители никогда не говорили ей правду про ее происхождение; они не хотели признать это, но Ева сама догадалась, да и как было не догадаться, когда она ни капельки не похожа на них — ни лицом, ни характером, ничем — это же очевидно. И то, что ей шесть лет, вовсе не означает, что она глупая.
— Ева, милая, ты меня слышишь? — снова окликнула ее мама.
Ева хотела ответить, но не могла выдавить из себя ни звука.
Не могу я идти туда.
Но ведь надо!
Кому-то ведь надо. А то мама с ума сойдет.
Ева закрыла глаза. Заглянула в себя. Она должна быть кем-то еще.
Селестайн.
Да. Это я и есть.
Селестайн ничего не боится. У нее своя большая комната, и родители туда не входят. Она красивая, сильная, и ей все до лампочки.
Незачем идти туда. Вот разве что сама захочу…
Ева оторвалась от своей тарелки:
— Подожди, я доем.
Разве мама и папа когда-нибудь повышали голос? Это на кого? На Селестайн? Вы что, рехнулись? А вот на простушку Еву еще как.
К Селестайн попробуй подступись.
Ева доела. Вымыла тарелку.
Затем нехотя вошла в гостиную.
Мама сидела на диване, папа в кресле, но телевизор был выключен. Они ждали ее, улыбались, но как-то грустно:
— Садись, дочурка.
Думай. Скажи что-нибудь. Сделай что-нибудь.
Ева откинула волосы и села на диван.
— Милая… э… помнишь, учительница как-то просила всех принести свои совсем-совсем детские фотографии? — начала мама.
— А ты спросила, почему у нас нет твоих фотографий из роддома? — подключился папа.
Вот оно. Не хочу. Нееееет!..
— Мне кажется, ты и сама что-то такое предполагала… — продолжала мама.
— Подозревала, — уточнил папа.
— Верно. Дело в том, Ева, что… потому что… — Мама начала плакать.
Не могу слышать слово НЕ МОГУ…
А когда мама наконец сказала это, когда все вышло наружу, причем именно так, как и полагала Ева, Селестайн отступила. Она растаяла, оставив Еву одну. А Ева падала и падала в дыру, которой не было ни конца ни края.
— Мы понимаем, каково тебе, — сказал папа.
— Но мы тебя от этого любим не меньше, — добавила мама. — Это ничего не меняет.
Нет, меняет. И еще как.
Она не их дочь.
Агентство. Они удочерили меня через агентство.
Это делают за деньги.
НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ НЕТ.
Ева встала с дивана, повернулась и пошла к книжной полке.
— Ева? — раздался голос мамы.
