Книга Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Александра Егорушкина

— Впервые с таким сталкиваюсь, — признался он. — Предположим, она действительно меняется сама по себе. Но и без этого очень странное полотно, не находите? Для августейшего портрета. Посмотрите, пожалуйста, на соседние, — Илья Ильич привычным экскурсоводческим жестом обвел рукой галерею. — Все портреты парные, а не двойные. Вон отдельно Наталья Борисовна, Таль, а рядом с ней… э-э-э…

— … портрет Ларса Могучего, — подсказал Инго.

Смуров благодарно кивнул.

— Насколько я понимаю, в вашем королевстве, в соответствии с традицией, было принято писать парные королевские портреты.

— А зачем парный? — всунулась Лиза, твердо решившая всегда спрашивать про непонятное. Пускай считают ее дурой, зато все разжуют и в рот положат.

Но Смуров вопросу не удивился.

— Ну как же, на случай смерти одного из супругов и нового брака, — объяснил он. — Чтобы можно было заменить… э-э-э… устаревший портрет на новый. Почему же в этом случае традиция была нарушена?

«Ничего себе традиция, — возмутилась Лиза, никогда о таком объяснении не слышавшая. — Очень практично и жуть как цинично!»

— Так ведь есть парный портрет! — вспомнил Инго. — Висит у Бабушки в кабинете. Я спрашивал, написан он сразу после коронации, а выглядит обыкновеннее некуда. Но вот этот портрет родители заказали гораздо раньше, как раз после свадьбы, и вон здесь сколько всего — сова, книги, роза…

— Делаем вывод — неспроста, — с нажимом сказал Смуров. — Я бы советовал вам уточнить обстоятельства создания — когда, кому, по какому случаю заказали. Если возможно, побеседовать с художником. На вашем месте я бы просветил картину рентгеном, вдруг там отыщутся какие-то ранние скрытые слои, переделки. Если хотите, похлопочу, доставим сюда переносную лампу… Далее, — Илья Ильич показал на гипсовую сову в центре полотна, — в вашей символике я опять-таки не разбираюсь, она, возможно, отличается от общепринятой, а вот композиция необычная.

— Золотое сечение? — подала голос Марго.

— Умница, — похвалил Смуров дочку. — Выучила.

Лиза напряглась, но и про сечение не вспомнила — ничего-то она не понимает в живописи, вот досада!

— Художник строит композицию так, что взгляд зрителя должно приковывать нечто самое важное. Лицо, символический предмет, геральдическое изображение… — Смуров показал на портрет, точнее, на гипсовую сову. — Не понимаю… Сова — символ мудрости, но портрет ведь призван увековечить супружескую любовь, видите, король и королева держатся за руки, здесь бы золотому сечению и быть, но они как бы сдвинули руки, чтобы поместилась эта подставка с совой. Спрашивается, зачем?

— Сова, в отличие от остальных деталей, намалевана грубовато, — вдруг сказал Инго. — Я заметил это после возвращения из Ажурии. А я с детства помню, что раньше, до… всего, здесь был филин, живой, и не просто птица, а портретный Филин — наш Андрей Петрович. Но я подумал, что мог перепутать — столько лет прошло.

— Как же, как же, — отозвался молчавший все это время Филин. — Я тоже заметил, еще после твоей, Инго, коронации, когда Гранфаллона прогнали из дворца! Но решил, что это гранфаллонские штучки, а на дураков не обижаются. Плюнул и забыл.

Нашел что забывать, подумала Лиза.

— А на остальные детали я и внимания не обращал, поэтому не замечал, что они меняются, — сказал Филин не своим, каким-то сдавленным голосом, не поднимая глаз на картину. — Понимаете, я… старался лишний раз этот портрет не рассматривать, потому что мне все казалось, что их гибель… хорошо, пусть будет исчезновение, — это моя вина, не уберег, не доглядел. А теперь я бы и рад поверить, но данных маловато.

— Хотите, я включу слух, и будут еще данные? — предложила Лиза.

Стоило ей это проделать, как вместо привычного шороха ветра и шума моря с картины до Лизы донесся совсем неожиданный звук. Ей послышалось, как что-то глухо стукнуло и дробно покатилось, будто деревянные кубики рассыпались.

— Там… — выдавила Лиза и ткнула в картину пальцем, хотя настоящие принцессы пальцем никогда не показывают.

Подставка с нелепой совой, которая только что была на картине, исчезла. Вместо нее на полу у кресла возникла большая плетеная корзинка с яблоками. Она покачнулась и опрокинулась, и по всему полотну пошла рябь, — совсем как по воде от сильного ветра. Яблоки раскатились по нарисованному ковру. Только вот дробный стук никто, кроме Лизы, не услышал.

— Опять! — завопила Лиза и повернулась к Филину. — Я про это и говорила! Андрей Петрович, в тот раз похожее было! Но другое! То погода, то какие-то мелочи, было солнце, стал туман! И еще вот эта роза — она раньше была вышитая, а не металлическая! Картина все время меняется, вот Инго подтвердит!

— Да я и сам теперь вижу, — покаянно проронил волшебник. — Прости, Лизавета.

Несмотря на недавние обиды и переживания, в душе у Лизы все запело: ну, раз портрет поменялся у всех на глазах, теперь-то им с Инго точно поверят! И Филин извинился!

— Одно из двух: или сама картина нас слышит и пытается нам что-то передать, или это усилия тех, кто на ней изображен! — Амалия от неожиданной метаморфозы разволновалась не меньше прочих. — Понимаете? Это не от того, что нас тут четверо волшебников, это она сама откликается! И все-таки давайте попробуем сохранять спокойствие и действовать по порядку, как наметили. Лев, скажите, вы узнаете на портрете того человека из Сада?

Лева закивал еще прежде, чем фриккен договорила, а потом сказал:

— Я и перстень узнаю! Только здесь король в парадном облачении, а тогда…

Изображение на холсте заколебалось, точно занавеска на сквозняке. Парадный бархатный плащ на плечах у Инго Третьего забился под порывом невидимого ветра, а когда ветер стих, то плащ был уже не бархатный — шерстяной, со знакомой всем цветастой вышивкой. И вместо лайковых перчаток за поясом у короля были холщовые рукавицы, запачканные землей.

— Откликается! — Лиза не удержалась и протянула руку к холсту. В тот же миг тонко выписанное колечко на руке мамы и массивный сапфир на папином пальце засветились, точно на них заиграл солнечный лучик.

Смуров с Маргаритой давно уже не произносили ни слова — только ахали. Но теперь Илья Ильич заговорил:

— Удивительно! На моей памяти картины никогда себя так не вели… то есть если проникнуть внутрь, то видишь движение, но чтобы наблюдать его, находясь по эту сторону рамы… нет, такого со мной не бывало! И какое полезное умение ваш слух, Лиза!

— А вы звуки внутри картин когда-нибудь слышали, Илья Ильич? — выпалила Лиза.

— Хорошо, что ты спросила! — обрадовался Смуров. — То-то и оно, что нет! Даже если забраться в «Последний день Помпеи», вокруг все будет рушиться совершенно бесшумно! Нет-нет, к вашему полотну нельзя подходить с обычными мерками! Но какая-то логика должна быть… — Илья Ильич возвел глаза к потолку и задумался.

— Очень просто! — вмешался Лева. — Картина нам что-то говорит, надо только понять, что именно, и не только зрительно, но и звуками, а если их слышит только Лиза, то в этом нет ничего удивительного! Раньше перемены были, скажем так, бессмысленными, потому что мы не додумались задавать нужные вопросы. А сейчас додумались. Вот картина уже согласилась, что я видел Инго Третьего, — все согласны?