Книга Дабог - Андрей Ливадный

Она переживала за нее, оставшуюся в АХУМе наедине с компьютерами и правдой.

Ольге вдруг подумалось, а из‑за чего именно переживает мама, нервно теребя край свисающей со стола скатерти, — из‑за того, что она узнает некую абстрактную правду, практически не имеющую прямого отношения к обыденным, сиюминутным проблемам, или из‑за того, КАК дочь воспримет ее, — ужаснется, огорчится, растеряется или же пренебрежительно фыркнет, пожав плечами, мне‑то что за дело, — все либо в прошлом, либо в будущем, а живу я здесь и сейчас…

В эту самую секунду Ольга, наверное, и поняла настоящий смысл происходящего в момент совершеннолетия таинства. — Это была не констатация правды, не сброс определенной информации, — то был тест на историческое равнодушие нового члена их общества, проверка на способность сопереживать…

— Степ, выгони из гаража машину… — негромко попросила она застывшего у крыльца дройда, на секунду устыдившись промелькнувшего там, у АХУМа, чувства неприязни к преданному и по‑своему мыслящему андроиду.

Перешагнув порог дома, она увидела, как вздрогнула от звука ее шагов мать, как резко обернулся Кирилл Александрович…

Она понимала, что должна что‑то сказать им, ответить на немой вопрос, читавшийся в их глазах, но, встретившись взглядом с матерью, вдруг подумала, что это, наверное, лишнее.

Они поняли все по ее виду.

— Я… Я проедусь со Степом… — тихо произнесла она в напряженной тишине. — Извини, мам, мне сейчас нужно побыть одной… Поговорим потом, ладно?

Не дожидаясь ответа, Ольга развернулась, легко сбежала с крыльца, освещенного светом фар выезжающей из гаража машины.

В гостиной за круглым семейным столом сидели два взрослых человека, и каждый думал сейчас приблизительно об одном и том же.

— Жаль, что Николай в городе, — наконец произнес Лисецкий, когда рокот мотора исчез вдали, за глухой стеной окружающих усадьбу деревьев. — Помнишь, Машенька, ту ночь, когда я и Николай сходили в АХУМ?

Она кивнула, улыбнувшись далеким воспоминаниям.

— Помню… Двое сумасшедших. Перебудили весь дом, требуя коды доступа к основному модулю колониального транспорта… Как, не раздумал лететь на поиски других цивилизаций? — не удержавшись, подтрунила она.

— Да куда теперь‑то? — Лисецкий похлопал себя по обозначившейся с годами выпуклости живота. — Поздновато… Пусть молодые дерзают.

— А знаешь, Кирилл… я иногда думаю, а может, надо было? Может, мы, поколение за поколением, так и упускаем свой шанс?

— Не знаю, Машенька, честное слово. По мне, так и тут забот хватает, и с агророботами, и с освоением второго материка. А может быть, ты права, надо было тогда, пока голова оставалась горячей, добиться своего и рвануть к звездам… Кто знает, как бы сложилось дальше? Но я сегодня говорил Оле: не мы их, так они нас. Когда‑нибудь это обязательно случится. Найдемся мы сами или нас найдут — какая в принципе разница?

Если бы они знали, как близко то, о чем они так непринужденно абстрактно рассуждали, сидя за столом в уютном доме.

ЭТО уже находилось в зоне высоких орбит планеты и падало, падало по пологой дуге, рушась в атмосферу в виде покалеченного подбитого орбитального штурмовика «Валькирия», только что вышедшего из смертельного слепого рывка из системы Дабога.

Он падал, чтобы разбиться и разбить вдребезги сонный покой цивилизации Кассии.

Глава 7

Кассия. Президентский дворец.

Сто двадцать седьмая комната действительно оказалась похожа на компьютерный центр. Полвин, входя, вынужден был предъявить пропуск, и это обстоятельство насторожило Николая Андреевича. За последние двадцать лет маленький пластиковый прямоугольник исправно служил ему лишь в качестве брелока для ключей.

В помещении, куда он попал, царил таинственный полумрак, в котором интригующе светилось несколько древних мониторов, подле которых, за спинами операторов, толпилось с десяток человек. Первым, кто обернулся на звук, был сам президент Кассии Ханс Шнитке.

— Николай Андреевич!.. Наконец‑то!.. Полвин пожал его сухую руку.

— Что случилось? — вполголоса осведомился он.

— Два часа назад сработал навигационный маяк, который наши предки оставили на орбите вместе со спутниками связи, — так же вполголоса ответил Шнитке. — Его сканирующие системы уловили возмущение гиперпространства!.. не скрывая предательской дрожи в голосе, добавил он, растерянно посмотрев на Полвина.

Новость буквально ошеломила Николая Андреевича.

Его смятение было вполне закономерным — за столько лет сама идея космических полетов превратилась на Кассии в некую легенду, которой тешат себя молодые выпускники кадетского корпуса. Узкому кругу посвященных, в число которых входил и сам Пол вин, было известно место стоянки основного модуля колониального транспорта «Кассиопея», но никто не задумывался всерьез о том, чтобы вновь поднять его в космос. Предыдущим поколениям кассианцев было не до него, а за последние сто лет, когда жизнь в колонии наконец наладилась и общество перестало работать на физическое выживание, интересы немногочисленных семей так сильно укоренились в повседневном, размеренном быту, что вопрос о космических перелетах если и обсуждался, то лишь в плане теории…

И вот кто‑то сам явился к ним, вынырнув из зловещих пучин гиперсферы, которая три с лишним столетия назад вышвырнула их далеких предков на орбиты Кассии…

— Это космический корабль? Большой? — Полвин сам удивился тому трепету, который прозвучал в его голосе.

— Выясняем, Николай Андреевич. Он еще далеко, но приближается достаточно быстро. Средств визуального обнаружения на орбитах нет, но специалисты говорят, что смогут определить его размеры и контур по отражению радиоволн. Давай располагайся, как только соберутся все вызванные, нужно будет принимать какое‑то решение…

* * *

Он падал…

Штурмовик более не слушал рулей. Снаряды, что пробили обшивку в районе двигателей, взорвались внутри ходовых секций, и теперь на дисплеях вспыхивали и гасли угрожающие коды повреждений.

Игорь чувствовал, насколько он устал.

Корабль, который рушился в атмосферу безвестной ему планеты, содрогался от взрывов, а ему казалось, что конвульсии автоматики на самом деле происходят не за переборками, в глуби покореженных двигательных секций, а внутри его нервной системы.

Слишком долго он просидел в этом кресле, пронзенный миллионами едва ощутимых иголочек, которые впивались в кожу, жадно выискивая нервные окончания живого тела, сливались с ними, соединяя его и корабль в единый, противоестественный, но необычайно эффективный кибернетический организм.

Слишком далеко ты зашел по кривой своей ненависти, пилот… подумалось ему, когда первые языки жадного пламени облизнули изгрызенную снарядами обшивку.