Книга Конан и дочь друидов - Дуглас Брайан

Развернувшись, Туризинд нанес точный удар прямо в сердце. Во время уроков это бывал легкий укол, слегка задевавший кожу. Болезненно, но совершенно безопасно. Сейчас же Туризинд бил изо всех сил. Клинок распорол богатый бархатный колет и вошел в юную плоть Кеолреда.

Молодой дворянин упал. Туризинд наклонился над ним, выдергивая меч. Он увидел, как расширенный зрачок юноши сузился, в глазах умирающего появилось выражение полного недоумения. Губы его шевельнулись. Он шепнул:

– Что я здесь делаю?… Зачем? Где Вэзилла?… И я поймал для тебя белочку…

Он улыбнулся, вздрогнул и застыл.

Туризинд, пораженный, выпрямился. С его клинка стекала кровь.

Взревев, как бык, Тасон набросился на него, и Туризинду стоило немалых усилий увернуться от новой атаки великана. Тем временем, конский барышник улучил момент и метнул первый нож. Туризинд ощутил острую боль в бедре. Теперь ему стало труднее двигаться.

Он осторожно пробирался к выходу. У него оставалась последняя надежда – выскочить во двор и умчаться от преследователей на лошади. Если только он сумеет дойти до двери…

Поздно!

В трактир ворвалась толпа горожан. Впереди бежал худой человек с огромным носом, и Туризинд с ужасом увидел его глаза – сплошная черная оболочка. Носатый вопил:

– Держи его! Убийца! Хватайте!

Люди, ворвавшиеся в трактир, набросились на Туризинда и повалили его на пол. Его беспорядочно били кулаками, топтали ногами, кое-кто дубасил бесчувственное тело палкой.

Туризинд успел еще подумать:

«Во всяком случае, они спасли мне жизнь – толстяк убил бы меня…» – и свет померк перед его глазами.

Глава десятая

Неожиданное спасение

Трактирщик подбежал к носатому и принялся низко кланяться:

– Господин Ноттон! Сам не знаю, как это случилось! Эти господа сидели здесь и кушали, но вдруг тот человек ни с того ни с сего на них напал с оружием! Ах, господин Ноттон, прошу вашего прощения… Не знаю уж, что мне теперь делать!

– Ты позволил чужаку нарушить в городе порядок! – объявил Ноттон громовым голосом.

Он посмотрел на Туризинда, избитого, с кинжалом в ноге. Наемник так и лежал на полу трактира. Никто не потрудился даже связать его.

– Почему ты не выставил его из города? Ты же видел, что он опасен!

– Клянусь, я пытался выгнать его, но ведь он сильнее меня, и к тому же вооружен! – Трактирщик чуть не плакал.

– Ты допустил, чтобы в нашем городе был убит знатный человек, дворянин… – продолжал Ноттон, покачивая головой.- За это ты будешь оштрафован. Я забираю твой трактир.- В его черных глазах плясало изображение трактирщика.

Тот упал на колени, протянул к Ноттону руки.

– Не надо! – закричал несчастный.

– Ты можешь здесь работать, как и прежде, – милостиво позволил Ноттон, – однако хозяин отныне – я. Или ты хочешь возразить мне?

– Пощадите, – пробормотал трактирщик.

Ноттон засмеялся.

– Я ведь не жизнь у тебя отбираю! Что ты так плачешь? Не все ли тебе равно? Ты ведь просто любишь свою работу, так будешь работать на меня – и под моим покровительством!

– Справедливо, справедливо, – загудели вокруг.

Ноттон жестом призвал их к молчанию.

– Теперь – что мы будем делать с трупом?

Колбасник посмотрел прямо в глаза Тасону. Странное взаимопонимание установилось между этими двумя людьми, никогда прежде не встречавшимися.

– Я отвезу его в лес, – сказал Тасон низким, гулким басом. – Его съедят дикие звери. Никто и никогда не узнает, что сталось с господином Кеолредом. Он был хорошим человеком.

– Да, – согласился и лошадиный барышник. – Он был хорошим человеком. И никто не узнает, что с ним случилось.

– А этот? – спросил Тасон, указывая на бесчувственного Туризинда.

Ноттон сморщил свой длинный нос.

– О нем мы позаботимся, – обещал он, – я рассчитываю на вас, господин Тасон.

Он сделал приветственный жест, адресуя его Тасону, но рука Ноттона застыла в воздухе: он уловил какие-то странные перемены, происходящие во дворе трактира. Замер и трактирщик. На миг стало очень тихо, а затем обе створки двери разом распахнулись, и в трактир вместе с широким лучом солнечного света ворвались друиды и с ними Конан. Стрелы полетели, поражая цель, жаля всех без разбору. Горожане завопили от ужаса.

И было, от чего. Рослые, с разлетающимися волосами, с длинными смертоносными луками в руках, друиды двигались бесшумно и разили молча. Казалось, их очень много, хотя на самом деле их было не более десятка. Но перемещались; они так стремительно, что перепуганным горожанам чудилось, будто их целое полчище. Обороняться не было никакой возможности, и уклониться от стрел не смог ни один.

Тасон, пронзенный сразу пятью стрелами, рухнул на стол и затих среди яств, попробовать которые ему так и не довелось. Ноттон схватился обеими руками за стрелу, торчащую у него из груди. Он раскачивался из стороны в сторону и жалобно завывал, когда вторая стрела оборвал его жизнь.

– Остановитесь! – закричал Конан, вскакивая на стол рядом с трупом Тасона.

Лучница с серебряными волосами держала за волосы лошадиного барышника. Острый кинжал впивался тому в шею под ухом, и первая капелька крови уже выступила на поверхность.

– Этот был четвертым, – сказала она, с холодным злым смехом обращаясь к Эндовааре. – Как мы поступим с ним, брат?

– Его нужно допросить, – закричал Конан, боясь, как бы друиды не прикончили последнего из четверых, у кого были расширенные черные зрачки. – Допросите его! Не убивайте сразу!

Эндоваара вышел вперед, откинул со лба волосы, огляделся по сторонам. Он был необыкновенно красив сейчас – когда стоял среди мертвецов и раненных, в разгромленном трактире. Как всякий друид, Эндоваара являл собой сгусток жизни. Он был слишком живой, слишком красивый, слишком юный – и вместе с тем вечный; смотреть на него означало для смертного и к тому же больного, испуганного человека доставлять себе сладкую боль.

Эндоваара сказал:

– Вы, люди! Встаньте и подходите ко мне, один за другим. Я хочу видеть ваши глаза.

Они, робея, приближались. Он не обращал никакого внимания на их страхи. Ему было важно одно: нет ли еще кого-то с расширенными зрачками. Люди не понимали, чего хочет от них этот страшный человек. Они просто подходили к нему и позволяли ему рассматривать себя. Его узкое лицо и странные глаза пугали их еще больше, чем его равнодушие. В эти мгновения он был больше похож на насекомое, нежели на человекоподобное существо. Он не знал ни сострадания, ни любопытства. У него имелась некая тайная цель, которую он преследовал, не считаясь с окружающими.