Книга Крест на башне - Андрей Уланов

Первая мысль была — что они, сбрендили, газами кидаться? Ветер же… а у нас если маски и остались, то в таком обозе, что и за час не отроешь. Разве что в панцере попытаться отсидеться — он, как-никак, для форсирования по дну приспособлен. если что, есть шанс, пусть и хилый, из зараженной зоны выскочить.

Вообще-то раньше, когда нормальная война шла и газами все часто баловались, на «Смилодонтах», да и на остальной технике, противохимия штатно стояла. Только…

И тут в глубине облака ярко сверкнуло будто электросварка, а в следующий миг я уже на дне окопа лежал, и на голову мою многострадальную тонны три всякой дряни сверху сыпалось.

Когда кое-как в себя пришел и обратно на бруствер вскарабкался, пыль как раз осела, и стало видно, что улицы той, где бочонок приземлился, просто нет. Была — и нет.

Ну ни черта ж себе, думаю, бомбочка. Будь ветер посильнее, пролети эта хрень еще чуть… и для пехоты и взвода моего даже могил копать бы не пришлось.

Приложило меня прилично. До вечера в ушах звенело, — кто мне чего говорил, слышалось, словно сквозь вату толстую. Несколько раз даже кровь норовила носом пойти…

А вечером «сортирные речи» донесли, что завтра с утра идем в Курск.

* * *

Карт нам не выдали. Точнее, выдали командиру пехотной роты, которую мой взвод должен был поддерживать. Путеводитель двадцатилетней давности, на котором очень здорово были показаны городские театры, всякие исторические достопримечательности и даже афишные тумбы. Здорово! Замечательно! Так и будем наступать — от тумбы к тумбе!

Комроты — мой тезка, Эрих, то ли Вебер, то ли Вернер, лейтенант, рыжий сероглазый здоровяк из Бремена, лет на семь старше меня, при виде этой, с позволения сказать, карты, матерился долго, брызгая слюной, мешая родные немецкие слова с русскими и еще какими-то… по-моему, румынскими. В роте у него, кстати, из румын была примерно треть, остальные — венгры всякие и другие… тоже австрийцы.

Я, в общем-то, был с ним солидарен — за те дни, пока эрзац-бомберы фон Шмее своими эрзац-бомбами город заваливали, можно было не то что отщелкать его для карт, а полнометражную хронику смонтировать.

Плюс ко всему — район, через который мы должны были наступать, на чертовом путеводителе отсутствовал как факт. То в ли нем приличных достопримечательностей не водилось… хотя вряд ли, уж парочка борделей точно нашлась бы, а скорее, он просто построен был уже после издания нашей «карты».

У меня даже шальная мысль мелькнула — сгонять в штаб полка, к Вольфу, но, подумав, сообразил, что если б у Кнопке хоть одна приличная карта завелась, наверняка он растиражировать ее нашел бы способ. Хоть от руки перечертить — все одно лучше, чем переть броней в неизвестность!

Так что я никуда не поехал, а вместо этого выпросил у Вебера-Вернера три десятка мешков. Эстетического вида нашему зверику эти мешки, конечно, не добавили — какой-то острослов из грязедавов его «сосисочной кучей» сразу же обозвал. Я поначалу хотел того остряка найти, да оторвать ему чего-нибудь ненужное… для боя, но потом раздумал. Как бы ни называли… и, будь у меня чуть больше времени, вообще б под курятник замаскировался. То-то бы авровские абошники удивились! Ввод противника в заблуждение путем лишения его психологического равновесия — вот как это называется.

Начали мы через два часа после рассвета. Нет, вру… не после рассвета, а после завтрака. Ровно в десять нуль-нуль!

Все было «по правилам», в смысле — по уставу. Впереди штурмовые группы, за ними «девятка», — та же «семерка», но с «эрликоном» — ну и мой взвод. Поддерживать нас должна была батарея тяжелых минометов и, по возможности, батарея стопятимиллиметровых гаубиц. Всего, с разных концов, на Курск должны были наступать пять батальонов, а координировал ход операции, если «сортирным речам» поверить, лично начштаба 25-й, причем с воздушного командного пункта. Не знаю, правда ли это, но какой-то самолет над городом и впрямь кружился.

Теоретически — ох, как же я это слово не люблю! — все должно было сработать. Теоретически…

Мы наступали со стороны Орловского шоссе. На левом фланге у нас была какая-то лужа, обозванная озером, в тылу — три десятка ветхих домишек, именовавшихся то ли Касимовкой, то ли Касиновкой. Эти лачуги авровцы не то что оборонять — даже минировать толком не стали, так, навесили на двери дюжину растяжек… впрочем, двое румын на них подорваться сумели.

Справа нашу полосу наступления ограничивал проспект 25-летия Февраля. Широкий, удобный — только наступать в городе вдоль улицы, уходящей к противнику, дураков нынче не сыскать. Мы лучше садами, переулочками — тягомотнее, не спорю, но зато куда как для здоровья полезнее.

Удивило меня, что тел на улицах почти не было. После недельной бомбежки… думал, хуже будет. Может, конечно, авровцы народ с окраин в центр согнали, только куда? Даже если все подвалы забить… и потом, когда вот так, зажигалки вперемешку с фугасами полосами кладут, еще неизвестно, что лучше — сразу под обвалившимся домом сгинуть или под этими камнями от удушья загибаться. Кислород-то огонь высасывает — будь здоров, а тушить пожары в городе никто не пытался… смысл, если вот-вот снова прилетят…

Одно только запомнилось… под стеной лежало… я, было, решил — занавеску из окна взрывной волной выбросило, а потом понял — платье! Белое-белое… на выпускной бал такое обычно надевают.

Куда эта дуреха в нем бежала?

Потом мы выехали на какую-то улочку, и я сразу вниз спрятался. Для снайпера ведь олуха, что из люка нос высунет, подстрелить — милое дело. Ради такого и десяток-другой пехотинцев пропустить до поры не грех.

Видно, конечно, изнутри куда как меньше. Вся надежда — на Господа нашего, да на тех четырех лопухов, которых на панцер десантом посадили. На Господа, пожалуй, что побольше.

Как в воду глядел. Не успели и пяти метров проехать, как слышу сквозь рев движка характерное такое хлоп-хлоп впереди. Два выстрела — два трупа.

Пехота сразу врассыпную кинулась, кто куда. Ребята на «девятке», впрочем, быстро опомнились — выкатились впереди, с трех очередей разобрали домишко, из которого стреляли, на дощечки и кирпичики.

Я, правда, не сильно верил, чтобы снайпер тот еще там оставался. Но личный состав от этого зрелища приободрился. Не сильно, правда.

Двинулись дальше.

Минут через пять на правом фланге полыхнуло: пальба секунд в десять, длинными очередями… и вновь тишина.

— Михеев! — заорал я по внутренней. — Давай сквозь ограду, напрямик!

Проломились. Севшин с ходу фугасом пальнул, а потом еще из курсового трассерами добавил. Затем нас пылью заволокло.

Когда пыль рассеялась и подтянулась пехота, выяснилось, что авровцы из засады положили одно штурм-отделение. Полностью. Подпустили поближе и скосили кинжальным из всех окон, прикрытие даже пискнуть не успело. И сразу же смылись: в доме, который мы расстреляли, ни одного трупа не обнаружилось.