Книга Мировая война Z - Макс Брукс

Санаторий для ветеранов имени Евченко, Одесса, Украина

В комнате нет окон. Тусклые лампы дневного света выхватывают из тьмы бетонные стены и грязные койки. Пациенты страдают в основном заболеваниями дыхательных путей, многим становится хуже из-за отсутствия нормальных лекарств. Врачей здесь нет, медсестры и санитары, которых тоже на всех не хватает, мало чем могут облегчить состояние больных. Однако в комнате тепло и сухо, а для такой страны в суровую зиму это непозволительная роскошь. Богдан-Тарас Кондратюк сидит на койке в глубине комнаты. Как героя войны, его отгородили от других, повесив простыню на манер ширмы. Он кашляет в платок, прежде чем заговорить.

— Хаос. Я не знаю, как еще это описать. Полная потеря организации, порядка, контроля. Мы только что выбрались из четырех жестоких схваток: в Луцке, Ровно, Новограде и Житомире. Гребаный Житомир. Мои люди обессилели, вы понимаете. Что они видели, что им приходилось делать… и без конца отходим, прикрываем, бежим. Каждый день сообщения о сдаче еще одного города, закрытии еще одной дороги, потере еще одной воинской части.

Предполагалось, что в Киеве, в тылу, спокойно. Предполагалось, что там центр безопасной зоны, хорошо защищенной, полностью обеспеченной, тихой. И что происходит когда мы возвращаемся? Я приказываю отдохнуть и восстановить силы? Починить транспорт, принять пополнение, вылечить раненых? Конечно же, нет. Почему все должно идти по плану? Такого никогда не случалось.

Зону безопасности снова переместили, на сей раз в Крым-Правительство уже переехало… сбежало… в Севастополь. Гражданский порядок рухнул. Киев полностью эвакуировали. Этим занимались военные, или то, что от них осталось.

Нашей части приказали обеспечивать эвакуацию у моста Патона. Это быт первый электросварной мост в мире, много иностранцев приезжало сравнить его с Эйфелевой башней. Город планировал масштабную реставрацию, чтобы восстановить былую славу моста. Но, как и многое в нашей стране, эта мечта так и не сбылась. Даже до кризиса на мосту случались кошмарные пробки. Теперь его заполонили эвакуируемые. Мост собирались закрыть для транспорта, но где обещанные баррикады, бетон и сталь, которые преградят дорогу любому мертвяку? Машины были повсюду, маленькие «лаги» и старые «жигули», пара «мерседесов», а посредине мамонтоподобный грузовик ГАЗ, перевернутый набок! Мы пытались убрать его, зацепить тросом и вытянуть с помощью одного из танков. Ни фига. Что мы могли сделать?

Мы были бронетанковой частью. Да, танки, не военная полиция. Мы так и не увидели ни одного военного полицейского. Нас заверяли, что они будут, но ни я, ни мои бойцы их не видели и не слышали, как и другие «отряды» у всех остальных мостов. Их и отрядами-то назвать смешно. Просто кучка людей в форме, клерки и повара, любой, кого можно было призвать в армию, внезапно оказался ответственным за регулирование движения. Никто из нас не был к этому ютов, не обучен, не экипирован… Где обещанное снаряжение для сдерживания толпы, где щиты, бронежилеты, где водяные пушки? Нам приказали «обработать» всех эвакуируемых. Понимаете «обработать», проследить, чтобы не было зараженных. Но где же долбанные собаки-нюхачи? Как определить зараженных без собак? Что делать, визуально осматривать каждого беженца? Да! Именно это нам и приказали. (Качает головой). Неужели они вправду думали, что перепуганные, отчаявшиеся бедняги, у которых смерть за спиной, а безопасность — мнимая безопасность — всего в паре метров, встанут в очередь и дадут проверить каждый сантиметр своего тела? Неужели они думали, что мужчины будут стоять и смотреть, как мы разглядываем их жен, матерей, маленьких дочек? Вы представляете? А мы попытались. Какой у нас был выбор? Их надо было отделить, иначе никто из нас не выживет. Какой смысл эвакуировать людей, если они принесут с собой инфекцию?

(Снова качает головой, горько смеется). Это была катастрофа. Некоторые просто отказывались, другие пытались убежать или даже прыгали в реку. Завязались драки. Многих из моих людей сильно покусали, троих зарезали, в одного выстрелил из ржавого «Токарева» напуганный дедушка. Бедняга умер, не долетев до воды.

Меня там не было, вы понимаете. Я сидел на рации и пытался вызвать подкрепление! Помощь идет, твердили мне, не бросайте, не отчаивайтесь, помощь идет.

За Днепром горел Киев. В центре города к небу поднимались черные столбы дыма. Ветер дул в нашу сторону, принося жуткую вонь горящего дерева, резины и плоти. Мы не знали, далеко ли от нас мертвяки — может, в километре, а может, и меньше. На холме пламя пожирало монастырь. Жуткая трагедия. Такие высокие стены, стратегическое расположение… мы могли бы обосноваться там. Любой первокурсник военной академии превратил бы монастырь в неприступную крепость — заполнить подвалы продовольствием, запечатать ворота и выставить снайперов на башнях. Они могли бы прикрывать мост целых… да целую вечность!

Мне показалось, что с другого берега доносится какой-то звук… Вы понимаете, когда они собираются вместе, когда они очень близко… даже несмотря на крики, проклятия, автомобильные сигналы, выстрелы, этот звук ни с чем не спутаешь.

(Пытается издать похожий стон, но заходится в приступе кашля. Он подносит к лицу платок. На ткани остается кровь).

— Этот звук отвлек меня от рации. Я посмотрел на город. Что-то зацепило взгляд, что-то над крышами, быстро приближающееся.

Реактивный самолет прочертил полосу прямо над нами на уровне верхушек деревьев. Их было четыре штуки, «грачи», Су-25, совсем рядом и достаточно низко, чтобы рассмотреть. Что за черт, подумал я, они собираются прикрывать отход по мосту? Забросают бомбами дорогу за нами? В Ровно это сработало, пусть и на пару минут. «Грачи» сделали круг, потом опустились ниже и полетели прямо к нам! Дьявол подумал я, они собираются бомбить мост! Плюнули на эвакуацию и решили всех поубивать!

«Прочь с моста! — закричал я. — Всем прочь!».

Толпу охватила паника. Она прокатилась как волна, ударила электрическим разрядом. Люди закричали, ринулись вперед, назад, давя друг друга. Они десятками прыгали в воду, не снимая тяжелой одежды и ботинок, которые мешали плыть.

Я оттаскивал людей, приказывая им бежать. Видел, как вышли бомбы, а потом раскрылись парашюты, и я все понял.

«Задраить люки! — крикнул я. — Задраить люки!»

Прыгнул в ближайший танк, захлопнул люк и приказал экипажу задраить его. Это был T-72. Мы не знали, работает ли система защиты от ОМП, не проверяли ее много лет. Могли только надеяться и молиться в своем стальном гробу. Пулеметчик всхлипывал, водитель застыл, командир, младший сержант двадцати лет отроду, свернулся на полу, сжимая маленький крестик, который висел у него на шее. Я положил ему руку на голову и сказал, что все будет хорошо, не отрывая глаз от перископа.

Понимаете, КУХ — это не совсем газ. Он как дождь: крошечные маслянистые капельки, которые оседают на всем подряд. Он проникает сквозь поры кожи, слизистую глаз, легкие. Я видел, как у эвакуируемых задрожали ноги, опустились руки. Люди терли глаза, пытались заговорить, двинуться с места, вздохнуть. Я был рад, что не чувствую запаха, который шел от их нижнего белья после внезапного опорожнения мочевого пузыря и кишечника.