Книга Ангелы не плачут - Анна Климова

— Ты говоришь о нас, как о собаках, — усмехнулся Юра.

— А вы и есть собачки. Кто-то из женщин заводит себе дурно пахнущую дворнягу, кто-то комнатного песика, кто-то сторожевого цербера, а кто-то декоративного изнеженного кобеля, — ответила она со скрытой горечью, усаживаясь напротив него.

— Забавно. И к какому разряду ты причислила бы меня?

— Напрашиваешься на комплимент? — лукаво прищурилась Оксана.

— Нет. В принципе, мне безразлично, что ты обо мне думаешь.

— А что думает Галя, тебе тоже безразлично?

— Галя? — насторожился он.

— Да, Галя.

— Она что-то говорила обо мне?

— Говорить о тебе она считает для тебя слишком большой честью. Так, упоминала мельком. Глядя на вас обоих, я уже начинаю жалеть, что познакомила вас.

Чуть согнувшись, он запустил руки в свою шевелюру и горестно покачивался.

Через секунду Оксана поняла, что он плачет.

Она немедленно пересела к нему, взяла его лицо в свои ладони.

— Юра, хороший мой, ты что? Что ты?

— Я не могу без нее… — всхлипывал он. — Не могу! Ни есть, ни спать, ни думать не могу! Куда не иду, везде ее разглядеть пытаюсь! И так ноет все внутри… Ее лицо, руки, слова вспоминаю. Каждый жест в памяти выискиваю…

— Дурачок! Господи, какой дурачок. — Она страстно начала целовать его мокрое от слез лицо. — Было бы по ком с ума сходить! Пичужка невзрачная хвостиком перед тобой вильнула, а ты и растаял. Миленький ты мой… Ну, не надо. Жизнь-то на ней не кончится. Как придет, так и уйдет. Что толку мечтами жить, сказкой выдуманной? Нет этого ничего. Сами себя накручиваем, а потом обзываем это красивым словом «любовь». Ты же уже не мальчик шестнадцатилетний. Понимать сам должен. Глупенький! Не сошелся же на ней свет клином!

Ощущая жаркое нетерпение, подогреваемое вспыхнувшей жалостью и нежностью к плачущему мужчине, Оксана обняла его, прижала к себе, словно маленького, осторожно расстегнула рубашку. А он, казалось, ничего этого не замечал.

— Она не хочет со мной говорить, не хочет видеть… Почему? Что я такого сделал? Она же меня даже не знает! Неужели у меня вид такой, что обо мне сразу можно подумать плохо?

— Никто о тебе плохо не думает! — уверяла она его, целуя все настойчивей. — Ты лучше всех. Мой мальчик… Ну, что на тебя нашло? Галя не стоит ни твоих мыслей, ни переживаний. Зажатая собственными комплексами дурочка, которая ничего о жизни не знает. Просидела со своей бабкой в четырех стенах весь век. Такая зануда, что просто скулы сводит. А ты ведь живой, веселый…

Ее ласки становились все настойчивее.

— Что ты делаешь? — изумленно очнулся Юра.

— Ничего особенного… Все хорошо. Успокойся. Ляг…

— Не надо, Ксана.

— Что не надо, дорогой? — спросила она, срывая с него рубашку и обхватывая губами его сосок.

— Вот этого не надо.

— Почему?

— Я не хочу…

Она закрыла его губы своими губами.

— Ксана, я серьезно!

— Что такое, милый? Что?

— Ничего. Просто не хочу. Ты ее подруга…

Оксана отстранилась и выдохнула:

— Боже, какая же я дура! Конечно. Я соблазняю воздыхателя своей лучшей подруги. Очнись, Тристан! Твоя Изольда вытирает о тебя ноги. Она не желает тебя видеть! Что ты пресмыкаешься перед ней, тряпка? Что ты слезы льешь, как красна девица? Вот, блин, мужики пошли! Через одного сопли надо вытирать!

— Замолчи, — проговорил он зло.

— А что такое? Что, разве я не права? Хлюпики вы все хреновы!

— Замолчи, я сказал.

— Хлюпики и есть! — торжествующе повторила Оксана. — Кого ни возьми. Мнетесь, жметесь, слюни пускаете. Любовь они ищут… Понапридумали себе всяких красивых историй, а потом мечутся. Золотко, да мне смотреть на тебя противно! Ты же не мужик! Одни сопли!

Он неожиданно бросился к ней, привлек к себе и встряхнул.

— Что ты несешь, дура?! На себя посмотри! Таким, как ты, только бы загрести под себя побольше, нацепить что поярче и прожить как можно слаще! Все высматриваете глазками похотливыми, оцениваете, ищете, кого бы побогаче захомутать. Что такие, как вы, понимаете в любви?

— Может быть… Может быть, я ничего не понимаю, — с горячностью зашептала Оксана. — Но почему ты считаешь, что она другая? Что в ней особенного? Чем она лучше меня?

— Чем она лучше тебя? Чтобы чувствовать себя счастливой, ей не нужны такие, как я. Это не она в нас, а мы в ней нуждаемся. Потому что мы давно привыкли не любить, а перепихиваться. Мы не радуемся даже тому, что у нас есть. Мы не видим ничего и никого, кроме себя! И ты такая же, как я, как все мы! Что тебе было от меня надо? Перепихнуться? — Он сорвал с нее трусики. — Нет проблем, крошка! Бери то, что хочешь, пожалуйста… — Она сама призывно раздвинула ноги и застонала, когда он вошел в нее. — Бери! Бери! Бери! Мне не жалко. Этого добра у меня навалом. А тебе, как видно, ничего другого и не надо… Вам всем, кроме денег и секса, ничего не надо! Вот почему она лучше тебя!

Хлесткая пощечина прервала бормотание Юры.

— Это тебе за комплимент, ублюдок! И можешь поплакать у меня на груди. — Она с силой сцепила ноги на его бедрах. — Что же ты остановился? Продолжай. Ты ведь хочешь этого не меньше, чем я. У тебя ведь этого добра навалом. Давай! Ничего другого ты мне предложить и не сможешь. Ничего другого у тебя и нет… Умение складно говорить, любить оперные арии и знать, какими вилками-ложками есть за столом — это еще не душа, которую ты собрался преподнести нашей красотке Галочке. У вас, мужиков, вообще нет души. Душу, сердце и мозги вам заменяет ваша штука между ног! Всю свою жизнь о ней вы печетесь и думаете больше, чем спите и едите. Любовь! — кричите вы, а мне смеяться хочется! Ха-ха-ха! Штука в штанах проснулась — вот и вся любовь. Но вы же все комедианты! Вы не можете обойтись без громких слов, без лирических вздохов и прочих прибамбасов…

Пылая от гнева, почти не слыша ее, Юра толкал и толкал это ненавидимое сейчас им существо. Толкал с силой, желая причинить боль, заставить замолчать.

Голос ее прерывался, пока поток слов не иссяк совсем, сменившись сладострастным стоном.

Так, ненавидя друг друга, они сплетались в жаркий комок мускул, жаждавший наслаждения только для себя. В этой отдельности они походили друг на друга. И от знания подноготной друг друга исчезал страх, подспудная стеснительность и желание выглядеть в глазах другого лучше, чем на самом деле.

Они устало лежали на полу и курили, стряхивая пепел в пепельницу, стоявшую между ними.

— Я не хотел этого, — сказал он.

— Только избавь меня от этих глупых сожалений, — поморщилась она. — Детство какое-то, ей-богу.