Книга Повелитель теней - Грэм П. Тейлор

Громкий стук эхом прокатился по пустому холлу и коридорам дома, пока в конце концов не добрался до ушей Бидла, задремавшего в кухне, уронив голову на стол. Он уткнулся лицом в ломоть намазанного маслом черного хлеба, начав было закусывать им несколько пинт теплого пива, которое прихлебывал весь вечер. Бидл обожал пиво не из-за жажды, а из желания почувствовать, как оно разбегается по сосудам и притупляет все горести мира. С годами он сам стал умелым пивоваром. Теперь он варил собственное пиво, используя особенные травы, которые собирал в укромных, только ему известных местах у Богглова ручья. Иногда он засушивал листья, а то и цветы, потом смешивал их с ячменем, сережками дикого хмеля, дрожжами и большим куском меда.

В этот вечер он понял, что совершил две ошибки. Первой ошибкой было то, что он принялся пить пиво до того, как оно перебродило. Другая же ошибка – он добавил в него слишком много валерианы. Сейчас ему ясно было только одно: навряд ли он сумеет открыть глаза из-за этой валерианы; они и оставались крепко закрытыми, поэтому он уже думал, что так и останется навеки в этом полусне, с непослушными губами и руками, которые представлялись ему чем-то вроде скатанных ковриков.

Гораздо более существенным было понимание, только что его посетившее, что из-за этого неперебродившего пива его чрево вот-вот разорвется. Так он, сонный, сидел, уронив голову на стол, и слушал доносившийся издали стук в дверь, как вдруг наполовину переваренное пиво нашло себе путь возвращения в мир, хлынув назад через рот. Бидл рыгнул громко, на всю кухню. Он сделал усилие поднять голову, до его сознания как-то дошло, что ему все же следует отозваться на упорный стук в дверь, который становился все громче и неистовей.

Наконец он оторвал голову от стола и стал отирать лоб толстым ломтем хлеба, полагая, что держит в руке мягкое влажное полотенце. Крошки хлеба прилипли к коже, но он не только не подозревал об этом, но вообще думать не думал о том, как выглядит. Он не мог избавиться от мыслей о красивых белых цветочках валерианы. В его полудремотном состоянии все, что он умудрялся видеть, делая усилия встать на ноги, было то маленькое растение, которое он собирал летним днем и еще подсунул под корешки фартинг, мелкую монетку, в вознаграждение Зеленому Джеку, а потом высушил все на кухне. Но в конце концов Бидл все-таки встал, что-то бормоча себе под нос.

Днем Бидл пиво пил мало, предпочитая чай, который крал у хозяина. Он всегда дожидался, по крайней мере, шести часов, прежде чем открыть затычку в большом деревянном бочонке и наполнить до краев свою кружку, потом еще и еще раз.

Пиво позволяло ему погрузиться в дрему, стать кем-то, кем он никогда не мог быть. Оно давало ему свободу мыслить, или, по крайней мере, он так считал, хотя в последнее время обнаружил, что нуждается во все больших и больших дозах, чтобы достичь того же блаженного состояния, как еще год назад. Он пил, и это помогало ему освобождаться от тоскливой беспросветности своего рабского существования. В такие минуты он чувствовал себя кем-то значительным, способным на нечто большее, чем постоянно собачонкой бегать за викарием. Но оживление это на самом деле вскоре проходило, и он становился еще более раздражительным и еще более неудовлетворенным своей жизнью.

Сейчас в нёбо ударила кислая смесь дрожжей и ячменя; все еще в полусне, он тем не менее понял, что в дверь стучат еще более яростно. Шатаясь, он выбрался из кухни и постарался прямо пройти длинный холл до конца. Грохот все нарастал. Бидла швыряло от стены к стене, он почти катился по коридору, хватаясь за каждую дверь по пути. Огромный золотой ворон, восседавший над входной дверью, смотрел на него сверху. Пьяный Бидл мог бы поклясться, что ворон пошевельнулся, расправил перья и приоткрыл один глаз. Добравшись до двери, Бидл ухватился за дверную ручку и медленно стал ее поворачивать. Но тут дверь распахнулась под мощным ударом, едва не отбросив его в сторону. В доме пахнуло холодным ночным воздухом; на пороге, освещенная колышущимся огоньком свечи, высилась высокая фигура Джекоба Крейна.

– Где твой хозяин? – нетерпеливо спросил Крейн.

Бидл, все еще одурманенный пивом, стоял с самым тупым видом.

– Хозяин-то? – Он помолчал, словно не зная, как ответить, и поглядел на Крейна, раскачивавшегося перед его глазами из стороны в сторону. – Думаю, он в постели… или вышел куда-нибудь… а может…

Крейн наклонился почти вплотную к физиономии Бидла и, глядя ему прямо в глаза, заорал:

– Тащи его сюда! Сейчас же!

Бидл старался сосредоточить свой взгляд на кончике длинного носа Крейна.

Такого ответа на свой вопрос Крейн совершенно не ожидал: Бидла громко вырвало, длинная струя зловонного месива шибанула ему прямо в ноздри. Он с отвращением отшатнулся. Но ответил мгновенно: рука в перчатке нанесла жестокий удар Бидлу в лицо, он проскользил на спине через весь холл и влетел прямо под большую стоячую вешалку, которая тут же и накрыла его.

– Грязная свинья, – холодно, с отвращением произнес Крейн, подойдя к распростертому на полу Бидлу.

– Простите, мистер Крейн, это все из-за пива. Никак не мог удержать его… – Бидл снова рыгнул, пытаясь доказать, что это просто несчастный случай. – Не могу удержать… Это эль… Иногда выворачивает меня наизнанку.

– В таком случае я посоветовал бы тебе не пить его, – раздался голос с верхней площадки лестницы. Там стоял Демьюрел, в черном халате и красном ночном колпаке. – Бидл, проводи мистера Крейна в кабинет, я сейчас спущусь. Принеси поднос с шерри.

Бидл встал на ноги, пытаясь сообразить, какая дверь ведет в кабинет. Все двери были похожи одна на другую, и он никак не мог уразуметь, куда же ему ткнуться. Поняв по его лицу, что парень совсем сбит с толку, Крейн сам открыл дверь в кабинет. Он взял свечу с подставки в холле и вошел, оставив Бидла в темноте.

Крейн сразу направился к окну и раздвинул шторы. Серебряный лунный свет хлынул в комнату, обдав все предметы таинственным сиянием. Он поставил подсвечник на большой круглый стол посредине комнаты и сел в кожаное кресло у камина. Вскоре к нему присоединился Демьюрел, он подбросил в огонь сосновое полено.

– И чем же я обязан этому ночному визиту Джекоба Крейна? – спросил он.

– Деньги, викарий. Язык жизни.

– Но я дал обет жить в бедности. Каким же образом меня могут заинтересовать деньги? – полюбопытствовал Демьюрел, с улыбкой склонив голову набок.

– Что ж, коли дело обстоит так, моя задача станет легче. В вашем погребе находится моя партия бренди, и вы желаете, чтобы я заплатил вам за одну ночь хранения. – Он жестко взглянул на Демьюрела. – Платить вам я не хочу. В обмен за «стол и кров» для моего товара я готов предоставить вам то, в чем нуждаетесь вы. – Крейн снял кожаные перчатки и аккуратно разгладил их на колене.

Несколько минут мужчины молча смотрели друг другу в лицо.

– Но в чем я, по-вашему, могу нуждаться? У меня есть все, чего я желаю.

– Желание… Странное слово в устах священнослужителя. Неудовлетворенные страсти, похотливое наслаждение от завоеванных позиций. Всяческого рода магия, колдовские фокусы, о которых не должно думать святым отцам. Нет, в самом деле, это слово никак не подходит служителю церкви. – Крейн стиснул перчатки в руке. – Ну, а если бы я сказал вам, что есть у меня пара людишек, которые охотно освободили бы вас от одного из подобных желаний, они имели бы для вас какую-то ценность? И какую?