Книга Скрипка - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для кого? – переспросила я.
– Для папочки, – ответилаРозалинда, – а после заботилась о Карле.
– Не говори об этом. Когда настанет мойчас, я хочу уйти подальше в лес. Одна. Или воспользоваться оружием.
– Мы все этого хотим, – сказалаРозалинда. – Но выходит иначе. Ты падаешь и ломаешь бедро, как папочка.Кто-то укладывает тебя в кровать и тычет в тебя иголками и трубками. Или какКарл. Тебе говорят, что еще один курс лекарств – и возможно…
Она говорила что-то еще, моя Розалинда,медсестра, делившаяся со мной самыми болезненными откровениями, ведь мы с нейродились хоть и в разные годы, но в одном и том же месяце, в октябре.
Я так ясно представила себе Лили в гробике,теперь уже покрытую зеленой плесенью, ее маленькое круглое личико, еепрелестную крошечную ручку, пухленькую и красивую, лежащую на груди, еевыходное платьице, последнее платьице, которое я погладила для нее… «Этосделают в похоронном бюро», – говорил отец, но я хотела сама погладитьпоследнее платье моей дочери.
Позже Лев говорил о своей новой невесте,Челси: «Она мне очень нужна, Триана, очень. Она для меня словно Лили. Мнекажется, что я снова обрел Лили».
Я тогда сказала, что понимаю. Кажется, я впалав оцепенение. Только состоянием полного ступора можно объяснить, что я спокойносидела в другой комнате, пока Челси и Лев занимались любовью. А затем онивыходили, целовали меня и Челси неизменно говорила, что я самая необычнаяженщина из всех, кого она знает.
Ну не смешно ли?!
Кажется, я сейчас снова заплачу. Катастрофа!Захлопали дверцы машин, цветочную лавку закрыли темные тени людей, машущих мнеруками на прощание. Из дома меня позвал Грейди. Я услышала голос Катринки.Значит, настала решительная минута.
Я повернулась и прошла вдоль всей мокройтеррасы, мимо кресел-качалок, испещренных каплями дождя, еще раз повернулась изаглянула в широкий вестибюль. Отсюда открывался самый прелестный вид, потомучто в огромном зеркале во всю стену столовой отражались обе люстры – маленькая,в вестибюле, и большая, в столовой, – и создавалось впечатление, будтозаглядываешь в необъятный коридор.
Отец закатывал такие речи насчет важности этихлюстр, подчеркивая, что моя мать их очень любила и он ни за что их не продаст!Никогда! Самое забавное, что я не могла вспомнить, кто и когда просил его обэтом. Потому что после смерти матери, когда мы все в конце концов разъехались,он здорово поправил свои финансовые дела, а до того мать никому бы не позволилапритронуться к этим сокровищам.
Дом почти опустел.
Я переступила через порог. Я была сама несвоя. Внутри – сплошной холод, тело не слушается, голос вроде бы чужой.
Катринка плакала, комкая в руках носовойплаток. Я последовала за Грейди в гостиную, где между двумя окнами возвышалсяписьменный стол.
– Я все время мысленно возвращаюсь кодному и тому же, – сказала я. – Может быть, потому что не хочудумать о настоящем. Он умер в покое. Не страдал, как мы боялись, – он, мывсе…
– Присядьте, дорогая, – сказалГрейди. – Присутствующая здесь ваша сестра намерена обсудить здесь исейчас проблему, связанную с данным домом. Видимо, ее действительно заделозавещание вашего отца, как вы и предполагали, и она считает, что имеет право начасть суммы от продажи этого дома.
Катринка изумленно взглянула на адвоката. Еемуж Мартин покачал головой и бросил взгляд на Гленна, милого и доброго супругаРозалинды.
– Что ж, Катринка имеет право в случаемоей смерти… – сказала я и подняла на них глаза.
Все примолкли – наверное, оттого что слово«смерть» звучало здесь так часто.
Катринка закрыла лицо руками и отвернулась.
Розалинда только поморщилась и объявила своимнизким громогласным голосом:
– Мне ничего не надо!
Гленн тихим голосом отпустил по адресуКатринки какое-то резкое замечание. Мартин яростно возразил.
– Послушайте, дамы, давайте перейдем кделу, – сказал Грейди. – Триана, мы с вами уже обсуждали этот момент.Мы к нему подготовлены. Да, очень хорошо подготовлены.
– Разве?
Я погрузилась в мечты. Представила, что менятут нет, хотя отлично видела всех. Я знала, что не существует никакой опасностипродажи этого дома. Знала. Я знала то, что не было известно ни одному из них,за исключением Грейди, но это было не важно. Самое важное, что мой скрипачсумел утешить меня в минуты скорби о всех мертвых, лежащих в земле, аоказалось, что он существует лишь в моем воображении.
Мы с ним вели какой-то разговор, который,безусловно, служил явным доказательством моего помешательства. Только безумиемможно было объяснить указанную им причину появления в моем доме. Но это былаложь. Он пролил бальзам на мою душу, целебную мазь, легчайший поцелуй. Егомузыка знала, как воздействовать! Его музыка не лгала. Его музыка…
Грейди коснулся моей руки. Муж Катринки Мартинзаметил, что сейчас неподходящее время, и Гленн с ним согласился, но их словани на кого не произвели впечатления.
Всемилостивый Боже, родиться бесталанной ужеплохо, но ко всему прочему предаваться мрачным лихорадочным фантазиям –настоящее проклятие. Я уставилась на висевшую над камином огромную картину,изображавшую святого Себастьяна. Одна из самых ценных для Карла вещей, фотокоторой украсит обложку его книги.
Страдающий святой, привязанный к дереву ипронзенный множеством стрел, был выписан очень эротично.
А на противоположной стене, наддиваном, – большое полотно с изображением цветов. Очень похоже на Моне –все так говорили.
Эту картину написал для меня Лев и прислал изПровиденс, с Род-Айленда, где он работал в колледже. Лев и Катринка. Лев иЧелси.
Катринке было всего восемнадцать. Мне неследовало допускать до этого; по моей вине Катринка связалась со Львом, и емупосле было стыдно, и ей тоже… Что она там говорила? Насчет того, что, когдаженщина на последнем месяце беременности, как я, такие вещи… Нет. Нет, это я ейговорила, стараясь успокоить, это я винилась, что я… что он… Я посмотрела нанее. Как далека эта стройная нервная женщина от моей спокойной и молчаливоймладшей сестры Катринки.
Когда Катринка была совсем маленькая, онавернулась домой как-то раз с моей матерью, и моя мать, пьяная, отключиласьпрямо на террасе, не успев вынуть из сумочки ключи, а маленькая Катринка,которой было всего шесть, просидела там пять часов, ожидая, когда я вернусьдомой, и стыдясь попросить у кого-то помощи. Просто сидела там рядом с лежащейна полу женщиной – маленькая девочка сидела и ждала.