Книга Не загоняйте убийцу в угол - Хосе Мариа Гелбенсу

Дождь бился об оконное стекло спальни Сонсолес Абос. Женщине снилась ее подруга Мариана де Марко: она летала перед домом Сонсолес, то приближаясь, то удаляясь по прихоти ветра, который, казалось, совершенно ее не беспокоил. Беспокоило ее другое: по лицу Марианы Сонсолес понимала, что та хочет обратить на себя внимание, поэтому во сне Сонсолес все порывалась открыть окно и впустить подругу, но какая-то неодолимая лень удерживала женщину. И Сонсолес увидела, как отдаляется сначала лицо, а потом и вся фигура Марианы, как уплывает она дальше и дальше от окна, а вместо нее врывается какой-то резкий, равномерный звук, от которого Сонсолес вдруг сделалось тревожно на душе, звук неумолимо отдалял от нее подругу, и тут она поняла, что это надрывается телефон. Резко вскочив, Сонсолес протянула руку и схватила трубку.

– Сонсолес? – услышала она голос Марианы.

– Что случилось? Что с тобой?

– Ничего. Ты извини, что я звоню в такую рань, просто из-за погоды я сегодня очень рано проснулась.

– Из-за погоды? – спросила Сонсолес, плохо соображая со сна. – Какой погоды?

– Да никакой. Я давно проснулась и лежу, думаю. Послушай, мне нужно узнать, пользуется ли кто-нибудь из ваших складным ножом… ну, скажем, для прогулок в горы, на пляже…

– Складным ножом? – Сонсолес встряхнула головой, прогоняя сон. – О господи, да не знаю я. А зачем тебе?

– Оставь меня в покое. Я тут ни при чем. Я знаю, что тебе придет в голову, но ты не нервничай. Мне просто нужно это знать, я никого не подозреваю. Ну подумай как следует… Складной нож… Или опасная бритва, – подсказала Мариана.

– Да кто ими сегодня бреется? – ответила Сонсолес. – Никто.

– Ну, может кто-то их собирает. В общем, я тебя прошу, выясни это для меня, только очень осторожно. И не бойся – это ничего не значит.

«Как это – ничего не значит»? – подумала Сонсолес. Но Мариана уже повесила трубку, и она осталась сидеть, раздраженно глядя на телефон.

А Мариана задумчиво смотрела на разыгравшуюся за окном непогоду, на мокнущую под дождем террасу. В мусорном баке, довольно далеко от Сан-Педро, нашли лезвие опасной бритвы с какими-то пятнами, которые вполне могли оказаться следами крови, но анализы еще не были готовы. Не исключено, что это кровь. Несмотря на то, что прошло столько дней, они расширили территорию поисков. Искали они и кроссовки, хотя идентифицировать их будет непросто. В любом случае, им здорово повезло, потому что лезвие оказалось в мусорном баке небольшого селения, лежавшего на отшибе; мусор оттуда вывозят только раз в неделю, и кроме лезвия в баке не было ничего интересного. Но как оно там очутилось? Если это небольшое селение на отшибе, то, возможно, кто-то из жителей видел чужую машину, незнакомого человека… Не исключено.

Мариана не могла отогнать снова и снова всплывавший в памяти кадр из фильма «Андалузский пес»: она вспомнила его, как только ей сообщили о находке, – крупный план, и чья-то рука бритвой надрезает женский глаз, а пальцы другой руки разводят веки в сторону.

Когда Ана Мария, решив, наконец, надеть халат и выпить чашечку кофе, вошла в кухню, Дора, их прислуга, стояла и смотрела в окно.

– Доброе утро, Дора.

– Доброе утро, сеньора. Затопить камин в гостиной?

– Камин? – Ана Мария растерялась от этого вопроса. А потом, тоже посмотрев в окно, заметила: – В «Дозорном», я смотрю, затопили. Ну, пожалуй, – сказала она не очень уверенно. – Да, затопите. Тогда в доме будет не так сыро. – Ана Мария снова посмотрела в окно. – Какой тоскливый день… – добавила она недовольно.

– А вот в Хижине не топят, – сказала Дора, все так же глядя в окно.

– Дон Карлос спит в свое удовольствие, не то что я, – вздохнула Ана Мария.

Дора продолжала сосредоточенно смотреть в окно. Отсутствие дыма над трубой Хижины напомнило ей, что на днях над ней вился дымок. «Когда это было?» – подумала Дора, и тут же, повинуясь внутреннему голосу, напомнившему ей о заведенном порядке, повернулась к Ане Марии:

– Приготовить вам завтрак, сеньора?

– Нет, Дора, спасибо. Пока только кофе.

Елена вышла из комнаты для гостей, и, закрыв за собой дверь, прислонилась к ней. Первым делом она упрекнула себя за слабость. Но предчувствия никогда не обманывали ее, а значит, предотвратить случившегося она не могла. И потом, почему ее должна интересовать жизнь сестры? Хотя совсем не это интересовало ее на самом деле.

«Значит, она все-таки влезла в постель к Карлосу, – подумала Елена. – Бывают же люди, даром времени не теряют». С самого начала она знала, что Кармен окажется в объятиях Карлоса. Ну что ж… Он мужчина привлекательный, этого у него не отнимешь; привлекательный, грубый и неприятный – таким не место в приличном обществе. Почему это должно ее интересовать? Пусть Ана Мария с ним носится, если хочет. Елене было неприятно и собственное раздражение из-за того, что Карлос спит с Кармен. Почему именно этот невоспитанный тип, который делает только то, что ему вздумается, и ее двоюродная сестра, записная красотка, должны доказывать, что у них нет предрассудков? Других не нашлось, что ли? И ничего другого мы не ценим, только пренебрежение приличиями, так что ли? Что, нет никого, кроме людей, которые только и знают себе, что беззаботно трахаются, а все кругом от них в восторге, – как же, такие свободные, такие милые? А остальным куда деваться прикажете? Вопросы множились, и Елена все распалялась и распалялась. Мир казался ей очень, ужасно несправедливо устроенным, и она всей душой, до ожесточения осуждала Карлоса. «Что он себе воображает? Да кто он такой, чтобы решать, с кем ему спать? За кого он нас всех принимает? – спрашивала себя Елена, готовая вот-вот расплакаться. – За кого он принимает меня?»

Перед входом в дом Аррьясы Рамон Сонседа сложил зонт и потряс им, чтобы дать стечь скопившимся на ткани каплям воды. Рамон пришел пешком, поэтому башмаки его промокли и были облеплены землей: она разлеталась во все стороны, пока он упрямо вытирал ноги о большую сетчатую подстилку, которую по распоряжению Аны Марии всегда клали перед портиком в плохую погоду. Рамон тряс зонтом и одновременно сражался с подстилкой, что делало его похожим на клоуна; и без того округлая, приземистая фигура Рамона в широкополом непромокаемом плаще выглядела комично. Наконец, он прислонил зонт к стене под портиком, повесил плащ на спинку стула – с них на подстилку тут же потекли два тонких ручейка, – еще потопал ногами, теперь уже просто о пол, и решительно вошел в дом.

Фернандо Аррьяса в теплом полосатом коричнево-зеленом халате, надетом прямо на пижаму, поджидал Рамона, стоя около стола, на котором был накрыт обильный завтрак. В одной руке Фернандо держал дымящуюся чашечку кофе, в другой – блюдце, и, добродушно улыбаясь, смотрел на Рамона Сонседу: похоже, он не упустил ни одной подробности, наблюдая за тем, как бестолково сосед топтался у входа в дом. Когда Рамон вошел в столовую, Фернандо взял чашку и блюдце одной рукой, а другой ласково похлопал гостя по спине, приглашая к столу. Было десять часов утра, и разница между душевным и физическим состоянием мужчин бросалась в глаза. Усевшись, Рамон Сонседа сразу же взял чашку черного кофе, вытащил из футляра сигару и приготовился закурить.