Книга Что пропало - Кэтрин О'Флинн

Стив. А, да. Да. Как раз то, о чем я говорю.

Лиза. Нет, это я как раз об этом говорю. Ничего там особенного не было, у тебя началась паранойя.

Стив. Лиза, он следил за мной, следил, как я снимаю этот диск с полки и кладу в ящик, чтобы вернуть компании. Следил, как я складываю еще сотни дисков сверху, потом смотрел, как я тащу этот тяжеленный ящик к лифту — а он ждет и ждет и, когда я возвращаюсь с дрожащими от тяжести руками, спрашивает, если ли у нас «Счастливый звук Рэя Кониффа» Рэя Кониффа.

Лиза. Слушай, Стив, я видела вмятину в стене задней комнаты. Ты слишком остро реагируешь. Тебе потом бинтовали руку…

Стив. Верно. Но я ударил в стену, а не по лицу. «Исключительно терпелив».

Лиза. Это подразумевает большую агрессивность, Стив.

Стив. Слушай, Лиза, дай рассказать тебе про этого типа. Я расскажу тебе, как все было. Клянусь, я не нападал на него. Он подошел и сказал, что я вряд ли смогу помочь, что он, вероятно, зря тратит время, годами разыскивая эту песню — слышишь, Лиза, запомни «годами»! — мелодию, которую всегда напевал его отец, всегда одно и то же место. Папа умер много лет назад, и теперь он хочет подарить эту песню маме на восьмидесятилетие, потому что она всегда хотела услышать ее целиком. Я подумал: хороший человек, хочет порадовать маму. И сказал: «Значит, не знаете ни певца, ни названия». Он говорит: «Да, думаю, это безнадежно, знаю только строчку». Я говорю: «Коль скоро вы здесь, скажите мне эту строчку», — и он говорит: «Строчка такая: „Пустяки в субботу танцы“».

Лиза. Так.

Стив. Да, Лиза. Это поразительно. Вот почему я обожаю мою работу, почему дорожу моей работой. Он мог спросить кого угодно в магазине об этой строчке, да думаю, кого угодно в «Зеленых дубах», и никто бы не догадался. А я сразу понял. Не только знал ее — я понял, что он неправильно ее расслышал. Потому что сам когда-то именно так ошибся. Не «Пустяки в субботу танцы», а «Пропустил в субботу танцы». Понимаешь?

Лиза. Я тоже не узнала бы.

Стив. Ну да. Большинство не узнало бы. Но я не большинство. Я люблю мою секцию, это музыка, на которой я вырос. Я говорю ему: «Она называется: „Больше не хожу“, ее записывали разные музыканты». По-моему, она у нас есть в исполнении вокального квартета «Инк Спотс». Признаться, я воспарил. Он искал эту песню «годами». Его мама обрадуется. Достаю диск «Инк Спотс» — да, вот он, в заднем ряду. Диск дешевый, пять фунтов девяносто девять, все замечательно. Даю ему, а он говорит: «Пять девяносто девять за одну песню!» Ты представляешь? Не «спасибо». Не «мама умрет счастливой», а «пять девяносто девять за одну песню»?

Лиза. Ясно.

Стив. И я говорю: «Это не одна песня, это альбом. Может быть, вашей маме понравятся и другие песни», — а он мне: «Черной группы?! Не думаю».

Лиза. Черной группы? Мило.

Стив. Именно. Потом говорит: «А у вас нет сингла?» Слыхала? Тридцать секунд назад он всю жизнь искал хотя бы название, а теперь ему нужен сингл. Я говорю, все еще очень спокойно: «Песня вышла в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, и понятно, что у нас нет синглов того времени». И тут он начинает со мной играть. Усмехается как бы с горечью и говорит: «Выходит, не такой уж у вас супермагазин, а?» Ты представляешь, Лиза? Он из ада прислан? Ну хорошо, я немного опешил от этой…

Лиза. Немного опешил? Всего-то?

Стив. Конечно. Сунул ему этот диск и сказал: «Я думаю, вам надо взять эту пластинку, идите к кассе и купите». А он отвечает: «По такой цене? Это грабеж среди бела дня!» Ну, я, наверное, сунул еще раз, как бы в грудь — ладно, может, чуть выше, куда-то в область лица, — и сказал, наверное, чуть настойчивее: «Покупайте». И тут он закричал, что на него нападают, и стал жаловаться, будто бы я веду себя угрожающе.

Лиза. Понятно. Слушай, Стив, я все понимаю, но боюсь, что пора подумать о переводе.

Стив. Нет, нет, Лиза, только не это. Не отправляй меня на склад. Я не такой, как они.

Лиза. Перестань, Стив, ты отдохнешь от покупателей. Это тебе же на пользу.

Стив. Лиза, я ведь не такой, как эти уроды. Они даже говорить не могут, лопочут, как в «Над кукушкиным гнездом». У меня есть подход к людям, я король обслуживания. Не отправляй меня туда.

Лиза. Прости, Стив, это не в моей власти. Месяцев на шесть. Не привлекай к себе внимания; не заметишь, как время пройдет. Я буду тебя навещать.

Стив. О Господи, помоги мне.

* * *

Ночное дежурство Курт начал с обхода главных галерей. Гэвин остался в дежурке слушать шипение атмосферных помех. Когда Курт впервые услышал это непрерывное потрескивание и шипение в рации Гэвина, он решил, что рация испорчена, и посоветовал ее заменить. Но Гэвин сказал, что она в полном порядке. С тех пор Курт не раз видел, как Гэвин сидит в дежурке, завороженный тем, что слышится ему в белом шуме.

Теперь, работая в паре с Гэвином, Курт все больше предавался игре воображения. Хотя недавно Гэвин расширил свой репертуар, включив в него сведения по истории европейской архитектуры, время от этого не потекло быстрее. В прошлом году он побывал в туристической поездке по замкам и церквям Германии, и, выслушивая важнейшие данные о памятниках и зданиях, Курт чувствовал, как в нем слабеет воля к жизни. Курт пытался создать место в голове, где он мог спрятаться от потока фактов. Иногда он воображал себя невидимкой, иногда притворялся, что Гэвин вымысел, плод его фантазии. На прошлой неделе он погрузился в мысли о том, долго ли сможет оборонять «Зеленые дубы» в случае осады. Фантазия оказалась такой детальной и увлекательной, что теперь каждую ночь, обходя центр или даже сидя в дежурке, когда Гэвин сыпал цифрами из вращающегося кресла, он мог ретироваться в какой-то новый уголок расчетов и планов обороны. Каждую ночь он что-то добавлял к плану, и каждую ночь проигрывание тактической задачи длилось чуть дольше.

Укрепление объекта требовало много времени. Если все входы не обезопасить, осада закончится в считанные часы. Он сомневался, что перекрыть все пути доступа удастся за одну ночь, но задача была поставлена именно такая. От Гэвина надо было как-то избавиться — оторвать его задницу от кресла и отправить со срочным заданием на автостоянку. Осада при наличии Гэвина внутри была вовсе не радостной перспективой, и Курт с удовольствием разрабатывал способы устранения коллеги. В большом магазине «Сделай сам» найдется все необходимое для того, чтобы заблокировать или заминировать все входы, вентиляционные шахты и пожарные выходы. Много часов было затрачено на установку хитрых мин-ловушек в огромных вращающихся дверях, и при испытаниях в качестве морской свинки неизменно выступал Гэвин. Камеры будут отрегулированы так, чтобы обозревать все возможные пути проникновения. Будет мир в долине.[30]Тишина в ресторанной зоне. Кроме одного квадратного метра из ста тридцати пяти тысяч пустых — там Курт будет приводить в исполнение вторую фазу плана. Второй фазой была гражданская война, а Курт — ее разжигатель. Как центру покончить с собой наиболее безжалостным образом? Он придумывал, как сделать так, чтобы каждый товар и неодушевленный предмет в центре сам себя потребил. Запершись в «Зеленых дубах», Курт потратит недели, месяцы, годы на построение дорожки домино, завершением которой будет направленный внутрь взрыв центра. Нет, не падающие домино, а гигантского масштаба цепная реакция в духе Хита Робинсона,[31]соединяющая тысячи отдельных событий: одежда, утопленная в алкоголе, стулья в громадном костре, манекены в хлебопекарных печах. Курт в чистой, но уже не модной одежде изо всех сил побежит рядом, чтобы успеть к финалу.