Книга Черный вечер - Лоренсо Сильва

Вот откуда шорох, она спичку зажигает. Появилось тоненькое пламя, а мой живот тем временем разрывался от боли.

— Целый город грехоедов! Люди нас чураются, а мы страдаем за тысячи, миллионы спасенных душ!

Женщина зажгла свечу и встала предо мной. Заглянув в ее лицо, я словно окаменел, но на этот раз совсем по другой причине — увидев красавицу с роскошными длинными волосами и лоснящейся кожей.

— Нет, боже мой! — закричал я. — Ты что-то подсыпала в еду...

— Я все объяснила!

— Думаешь, я верю в этот бред? — Я попытался встать, однако ноги не слушались. Мое тело будто расширялось, корчилось, извивалось. Перед глазами все плыло. — Что это? ЛСД? Мескалин? У меня галлюцинации... — Собственный голос доносился словно издалека.

Я съежился от страха, а прекрасная хозяйка приближалась, хорошея с каждым шагом.

— Как давно меня никто не хотел! Еще бы, такое уродство...

Границы реальности расплылись. Женщина скинула одежду, обнажив грудь, округлый живот, гибкие бедра...

В ту секунду я даже о боли в животе позабыл — так сильно ее хотел.

Не в силах укротить свою страсть, мы упали на пол. Боже, мы урчали, царапались, извивались, как маньяки-садомазохисты. Когда моя голая спина ударилась о ножку стола, я закричал — не от боли, а от удовольствия.

Сейчас, сейчас все кончится, но она меня не отпускает! Надо же, грехи мне всучила, а все ей мало...

— Съешь меня, съешь! — молила женщина, прижимаясь ко мне.

Я потерял сознание.

Через два дня полиция Небраски нашла меня на федеральной автостраде номер 80 без сознания, абсолютно голым.

Говорят, я обгорел на солнце. Ничего не помню, потому что очнулся в больнице Айова-Сити.

В палате для буйно помешанных.

Врачи лгут, утверждая, что я не урод. Тогда, спрашивается, зачем меня держат взаперти и не дают зеркало? Почему медсестры шарахаются, а еду приносят в сопровождении вооруженной охраны? На окнах решетки, но ночью я ухитрился рассмотреть свое отражение. У меня нет подбородка, только один глаз, а вместо носа прорези. Я наказан. Наказан за грехи всего человечества.

В детстве меня растили добрым католиком, повзрослев, я отошел от веры, тем не менее помню, чему учили в воскресной школе. На исповеди говорят примерно так: «Благослови меня, святой отец, ибо я согрешил. В последний раз исповедовался... — нужно назвать дату последней исповеди, затем рассказать о грехе и закончить словами: — Прости мне этот и все остальные грехи». Итак, прости меня, господи, за все грехи, хоть я их и не совершал. Это не мои грехи!

Иногда в больницу приходит жена с детьми... Я отказываюсь от свиданий. Травмировать их незачем, а смешанного с жалостью отвращения я не вынесу.

«Что делать, если грехоед сам захочет очистить свою душу? Как избавиться от своих и чужих грехов? Передать другому, вернее, скормить», — именно так говорила та женщина.

Над планом я работал несколько недель. Примерно себя вел, усыпляя бдительность врачей и охраны. Бедный медбрат, надеюсь, он не пострадал, когда я его оглушил.

Приходится быть очень осторожным и часто менять машины, чтобы полиция не выследила. До города монстров я добирался два дня.

Именно поэтому менора так важна. Она единственный ориентир, ведь никакой таблички с названием у поворота на город не было, только сухое дерево.

Дерево я нашел без труда. Еще бы, второго такого, наверное, нет. В прошлый раз сходство с менорой было полным — семь абсолютно сухих поднятых вверх веток.

Сейчас ветвей восемь, и на них ярко зеленеет листва.

Господи, спаси меня и помилуй!

Нажав на педаль акселератора, я погнал по двухрядной дороге. Как и в первый раз, она казалась бесконечной. Черное отчаяние отравило душу, я старался как можно реже смотреть в зеркало заднего обзора: при виде собственного отражения хотелось наложить на себя руки.

А вот и первый дом с металлической крышей. Я нашел этот город, нашел, нашел... Водонапорная башня, загон, мастерская с заправкой и ресторан с кичливой вывеской.

Город все тот же, а вот жители изменились: нет ни воспаленных зобов, ни горбов, ни язв. Увидев меня, люди в панике замирают, в глазах жалость и отвращение.

Я нашел ее дом, притаился и жду.

Врачи говорили, что у меня галлюцинации. Мол, мне действительно подмешали в пищу какой-то наркотик, и я до сих пор под его действием, отсюда и мысли о собственной уродливости. Но я-то знаю правду!

Та женщина скормила мне свои грехи! Ничего, я с ней поквитаюсь...

Эти строки я пишу, сидя на ее диване. Если со мной что-то случится, люди узнают: я ни в чем не виноват.

Скоро она вернется домой. Конечно, куда ей деться, а потом...

К дому подъехала машина, кажется, внедорожник. Я слышу шаги, только идет не один человек, а двое, мужчина и женщина.

Это другая женщина, не та, что в прошлый раз!

Что случилось? Неужели она уехала?

Они приближаются... Еще немного — и меня найдут!

Не могу больше терпеть, нужно избавиться от грехов, очистить душу... Нужно...

На кухне есть острый нож... Я не знаю, что должен говорить, как перенести грехи в еду.

Зато прекрасно помню ее последние слова. Именно так я сейчас и сделаю...

Нужно заставить их...

Меня съесть.

Повсюду черное, белое и красное

«Black and White and Red All Over» 1985

Следующие три рассказа были опубликованы в 1985 году в серии «Ночные видения». Объединяет их тема лицевой и оборотной стороны успеха. Каждый посвящен представителям определенной профессии, в первом случае — почтальону. Этот рассказ мне особенно дорог, потому что мой сын Мэт в подростковом возрасте разносил газеты. Карманных денег он получал более чем достаточно, но в двенадцать лет каждому хочется быть самостоятельным и независимым.

Чтобы успеть до школы, приходилось вставать в половине шестого, и мы с женой, как могли, ему помогали. Зимой я частенько его подвозил, особенно после того, как в соседнем городке пропали два мальчика-почтальона. Их так и не нашли... Поэтому отчасти этот рассказ о том, как страшно бывает почтальонам холодными зимними утрами. Сейчас газеты развозят на машинах, но кое-где в провинции по-прежнему работают девочки и мальчики, так что в следующий раз, когда они к вам постучат, дайте им на чай.

* * *

Наверное, завтра вы прочтете обо мне в газетах. Если живете на углу Бентон и Сансет-стрит, то эти самые газеты должен был принести вам я. Сегодня меня заменил папа, потому что я попал в больницу со сломанной рукой и разбитой головой. Представляете, один день не вышел, а скучаю по работе. Я ведь с девяти лет разношу газеты, ежедневно, даже в Новый год и Рождество. Если думаете, что сегодня утром мне удалось выспаться, ошибаетесь. Медсестры будят в несусветную рань, совсем, как мама, которая заставляет вылезать из кровати и надевать кальсоны, потому что на улице холодно. Хуже всего поздней осенью и зимой: на велосипеде не проедешь, приходится ходить пешком, в темноте выискивая номера домов, где живут новые клиенты.